Повести и рассказы
Шрифт:
«Что эта баба мелет? — думал про себя Иван Трофимович, ложась в постелю и поглаживая Ваську. — Вишь, кошка жабу может нашептать! Чего эти бабы не выдумают!»
Однако ж у Ивана Трофимовича в голове и один и два. Вот кажется Ивану Трофимовичу, что его что-то в голову стукнуло, и будто голова у него заболела. И он думает: «Болит она аль нет? болит, точно болит!.. Нет, не болит, точно не болит!..»
Вставши поутру, Иван Трофимович, как человек благоразумный, рассудил, что в таких случаях лучше всего спросить человека знающего.
Не хотелось Ивану Трофимовичу признаться, что он поверил бабьим сплетням, но, как человек тонкий, завел речь стороною.
После обыкновенных приветствий Иван Трофимович сказал лекарю:
— Что это, батюшка, Богдан Иванович? У нас в городе все головой жалуются. Отчего бы это?
— Да не мудрено, Иван Трофимович! — отвечал лекарь. — Теперь пора осенняя, а в эту пору обыкновенно усиливается геморрой.
— А разве только что от геморроя и может болеть голова?
— Нет; она может болеть и от разных причин: от простуды, от угару, от несварения пищи.
— А от каких ни есть других причин может болеть голова?
— Да от каких же это?
— Ну, примером сказать, правда ли это, батюшка, что будто бы иногда у человека жаба заводится в голове?
— Мало ли чудес в теле человеческом! Бывали и такие примеры.
— Как! Бывали?
— Да, но, к счастию, очень редко.
— Какие чудеса на свете бывают! Да как же помочь в таком несчастном случае?
— Ну, тут уж надобно делать операцию!
— Операцию!
— Да! И очень трудную. Вскрывают голову.
— Вскрывают голову? Да как же это?
— Да вот, видишь: есть такой инструмент; он словно крышка с чайника, только кругом его острые зубчики, как у пилки.
— Ну?
— Вот на голове выбреют волосы, кожицу подрежут кругом, да и приймутся вертеть этот инструмент на черепе: он и выпилит из него кружочек.
— Ну?
— Ну, кружочек снимут: если лягушка или что другое на том месте, то…
— Как, если на том месте!.. А если на другом?
— Ну, так еще вертят череп.
Ноги оледенели у Ивана Трофимовича; однако ж он собрался с силами и выговорил:
— Как же это, батюшка! этак всю голову как тыкву изрежут!.. Да что ж с человеком-то в это время бывает?
— Чему быть с человеком? Он лежит без памяти.
— И живут еще после этакого мучения?
— Признательно сказать, Иван Трофимович, так почти всегда умирают.
В раздумье пошел Иван Трофимович от лекаря. «Не соврала баба! — сказал он дорогою, — не соврала! Экая беда какая!» И, пришедши домой, он увидел, что Марфа Осиповна уже собирается в путь.
— Куда спешишь, матушка?
— Да что, Иван Трофимович, время терять! Спасибо тебе, все дела мои покончила; какие хвосты остались,
— Не на чем, матушка, не на чем!
Когда Марфа Осиповна собралась совсем уже садиться в кибитку, Иван Трофимович, скрепя сердце, сказал ей:
— Послушай, матушка: подарил я тебе петуха… возьми уж… и кошку!
Марфе Осиповне того только и хотелось.
— И! зачем это! — отвечала она. — Ведь у тебя Васька единое утешение…
— Нет, матушка! Я вот, видишь, человек холостой, прибирать в доме некому, а ведь кошка блудница; прыгнет неравно куда да заденет, разобьет… У тебя же в деревне простор большой.
— И подлинно так, Иван Трофимович! Давай, давай; а я тебе за то к великому посту пришлю медку к чаю да грибков сушеных… Ведь ты, чай, постничаешь?..
Почти слезы навернулись у Ивана Трофимовича, когда пришлось расставаться с Ваською; но делать было нечего. Петуха усадили в лукошко, Ваську в мешок, Марфу Осиповну в кибитку — и все тряхнулось и покатилось.
С тех пор жизнь опостылела Ивану Трофимовичу. Все ему грустно, все холодно вокруг шеи; даже чай ему казался горьким, сколько он ни прикусывал сахару. Войдет ли в комнату, — ему чудится, что Васька мурлычет; пойдет ли по городу — все оборачиваются полюбоваться на него: то схватится за холодную шею, — и нет Васьки!..
Однажды, когда Иван Трофимович сидел за чайным столиком и перед ним стыла налитая чашка, зашел к нему приятель.
— Здравствуй, батюшка Иван Трофимович! Подобру ли, поздорову поживаешь?..
— Нет, почтеннейший!.. нездоровится! Даже чай в горлышко не идет.
— Да что ж такое с вами, Иван Трофимович?
— Да Бог весть что!.. И голова побаливает, да и что-то грустно все; ни на что глядеть не хочется.
— И, батюшка, Иван Трофимович! Хотите, я вас лекарству научу?
— Удружи, почтеннейший!
— Прибавляйте кизлярской водочки к чаю, — так не то заговорите.
— Что ты, почтеннейший! Я сроду хмельного в рот не брал и вкусу в нем не знаю.
— Попробуйте. Ведь вам уж пьяницею не сделаться!.. А кизлярская водка с чаем, скажу вам, лучшее лекарство от всех болезней. Лекаря обыкновенно ее отсоветывают оттого, что это лекарство отнимает у них барыши, а его действительность я сам на себе испытал. Вот, онамнясь, у бугорья мост у меня под кибиткою провалился: кучер еще как-то удержался, а меня отбросило в промоину. — по уши в воду, батюшка! Нитки сухой не осталось! Приехал домой, — день-то был морозный, — такая меня проняла трясавица, что свету Божьего невзвидел: в голову бьет, зубы стучат, руки и ноги ходенем ходят. Что ж я? Жена! давай чаю, давай водки! Да как вытянул стаканчика два, на другой день как рукою сняло. Ведь это уж видимый опыт!.. Какое бы лекарство так скоро подействовало? Послушайтесь, Иван Трофимович, попробуйте: право, благодарить меня будете! Ведь есть у вас кизлярская?..