Повести, очерки, публицистика (Том 3)
Шрифт:
В тексте сказов наряду с такими словами, как "можа", "бывалыча", "подумкивать", встречаются и такие, как "отверстие", "норма". Оба эти ряда мне не нравятся. Первые, как ненужное утверждение стилистических неправильностей, вторые, как чисто литературные, выпадающие из общей ткани сказов. Но это все лишь блошки. Основное впечатление от прочитанного прекрасное. От души желаю вам расширить и пополнить "Серебряную пряжу" новыми сказами, которых, вероятно, гораздо больше, чем удалось собрать. Работа, как видите, благодарная, надо лишь не скупиться на выбрасывание обветшалых нитей, оставляя одни серебряные подлинного народного творчества, не затуманенного ничем инородным. С приветом и пожеланием дальнейших успехов в той части, которая мне всегда казалась незаслуженно
Из письма к Л. И. Скорино
25 июля 1947 г.
...В одной из рецензий меня сильно задело упоминание о Вс. Вл. Лебедеве. Не знаю, как вы относитесь к работам покойного писателя, но с моей стороны было большим упущением, что в своих письмах-ответах не сказал об этом. Между тем Вс. Вл. в моей судьбе играл очень большую роль. В сущности он первый помог мне преодолеть опасения, что работу могут назвать стилизаторством, и первый увез сказы в Москву, где они и были напечатаны в "Красной нови". Правда, были и отказы редакций с очень строгой мотивировкой. Сейчас у меня в архиве имеются. Но дело не в этих отказах, а в первом печатании.
Из всех писателей, когда-либо приезжавших на Урал за материалом, Вс. Вл. производил самое лучшее впечатление. Он не собирал сверху, а вгрызался. Если, например, ехал в Ильменский заповедник, то меньше всего затрачивал время на беседы с руководством, а непосредственно принимал участие в поисковых работах, добывая топазы и гранаты. Это, разумеется, давало ему не только камешки, лично добытые, но и немало речевых и сюжетных деталей. В Верхнем Тагиле он чуть не месяц прожил квартирантом у старика рабочего и хвалился, как он там хорошо устроился. "Вечером старики сойдутся, и у них начнется разговор "по домашности" или на злободневные темы, а ты сидишь за перегородкой и записываешь. В дни получек оба подвыпьют. Еще богаче записи. Не по одному десятку страниц в вечер записывал. Материал богатейший".
Частично этот материал, как я видел, был использован Вс. Вл. в его последней книге, но она, к сожалению, редактировалась с излишней стилистической строгостью, и многое было испорчено.
Вообще вам следовало бы познакомиться с творчеством Вс. Вл. Лебедева, особенно с книгами "Товарищи" и "На бахмутских заводах". Последнюю работу лучше найти в московском издании (она там как-то иначе называется), так как текст свердловского издания сильно обесцвечен.
Из письма к Д. Д. Нагишкину
10 августа 1947 г.
Ваше письмо слишком долго залежалось на моем столе, поэтому нельзя оставить это без объяснения.
Пришло оно, когда я был на пленуме. После пленума еще довольно долго болтался по московскому асфальту. Приехав домой, сначала отлеживался, потом пурхался в накопившейся почте и лишь теперь добрался до переписки личного порядка. В результате между датой вашего письма и моей чуть не двухмесячный промежуток. Не поставьте в вину.
Приятно узнать, что вам удалось "перехитрить болезнь", использовав кошмар для отрицательных персонажей сказок. Но в следующий раз лучше без этого. Вероятно, такая раздвоенность далеко не безразлична для здоровья. Сюжетное построение новой вашей книги кажется очень интересным. Надеюсь, что не откажете послать, когда она выйдет.
Относительно легенд полностью с вами согласен. Жанр этот не привился да, по-моему, и не привьется никогда в нашей литературе. Он просто чужд нам по своей Слащавости. Перед империалистической войной ведь было немало попыток перенести легенду на русскую почву, но ничего из этого не вышло. Кто бы ни пытался, а всегда выходило вроде дамского рукоделья, апликация на шелку из литературных трафаретов. Хуже не придумаешь. Могло нравиться разве очень немногим.
Вчера в последней книжке журнала "Знамя" видел объявление о выходе в свет вашего романа "Сердце Бонивура". Книгу уже заказал, а вам желаю дальнейшего успеха. Как идет дело с многотомником, о котором вы писали? Огромнейшая работа, а о ней даже не упомянуто. Почему? Заподозрил даже вас... Знаете, в чем? Не готовитесь ли и вы, по примеру некоторых, к
Письмо к начинающему писателю.
30 сентября 1947 г.
Уважаемый товарищ!
Извините, - задержался с ответом... Вина, впрочем, больше ваша: я ведь предупреждал, что по состоянию своего зрения с трудом разбираю машинописную рукопись, а вы прислали работу, переписанную таким почерком, который никак нельзя отнести к разряду особо разборчивых.
Может быть, именно это, то есть не особенно четкая рукопись и слабое зрение, и сделали работу трудно читаемой и скучной. Как хотите, мы все привыкли слушать сказки или читать их обычно в виде изданий, приспособленных и для детей, а когда приходится разбирать слово за словом, то это занятие не из веселых. Сказка - не иероглиф, не документ, чтобы ее расшифровывать.
Думаю, что значительная доля тех неопределенных рецензий, о которых вы писали в первом своем письме, зависит и от неудобочитаемости ваших рукописей.
Ваша работа произвела на меня странное впечатление, в котором не могу разобраться. Вы прекрасно владеете народным разговорным языком. Порой даже излишне щеголяете, привлекая без большой надобности поговорки, пословицы, присловья. Запас фантастических образов у вас также, видимо, богат. Как будто есть и должная направленность сказок, а сказка все-таки не получается. Главный недостаток, видимо, в том, что вы больше заботитесь о занимательности отдельных частей, а не сюжета сказки, затемняя его разными вставками, которые подчас и вовсе не подходят к основной мысли произведения.
Возьмем, например, сказку "Про деда Ефрема да товарища Артема". Мысль сказки ясна - преемственная связь донецких шахтеров в их борьбе против господствовавших классов. Но раскрывается это неудачно. Почему для связи поколений шахтеров понадобился сказочник, который в жизни не имел касательства к шахтерской работе? Только для того, чтобы выполнить "вставной номер" - рассказать занимательную, но довольно туманную по своей направленности сказку о правде под водой, на горе и в небе? Между тем этот вставной рассказ не только отвлекает внимание от главной мысли, но находится в противоречии с ней: тот, кто склонен искать правду в морях да в небесах, меньше всего склонен искать ее в борьбе. Не поймешь, почему сказочник этого типа стал вдруг знатоком недр Донбасса. "Муравьи да зверушки сказали" звучит наивно. Непонятен и даже прямо неправилен с точки зрения идеи сказа и другой "вставной номер" - о долголетии жителей Донбасса. Если поверить этому, то окажется, что надо итти назад, а не вперед. "Вольные земли и вольная жизнь" прошлого - это ведь сказка тоже, только не из советского цикла. Кроме этой несвязанности деталей с идеей сказки, надо отметить и внешний разрыв стилистического порядка. Сначала все идет в тоне сказки, а дальше начинается передача биографии товарища Артема языком газеты.
Примерно такие же недостатки в сказке "Счастье". Сказка "Озеро Рапное" порочна потому, что там все решается поповским чудом: проклял старик - и завод провалился. О подобных чудесах любили рассказывать в изданиях "Душеполезного чтения".
Наиболее интересной мне показалась сказка о краматорских машиностроителях, но и в ней вы не удержались от вставных номеров, затеняющих, а не развивающих главное. Там зачем-то понадобилось вам рассказывать о Правде и Кривде в ресторане. Анекдот, на мой взгляд, не просто никчемный, но и, как говорится, не с той полки взят. Существенным недостатком этой последней сказки надо считать и большую близость к рассказу Н. С. Лескова "Левша". Там русские мастера подковали аглицкую блоху, а здесь русские мастера просверлили, снабдили винтовой нарезкой и завинтили ею американский стержень. Кстати, "аглицкая стальная блоха с музыкой" может быть оправдана глупостью придворных требований, а чем оправдать посылку стержня?