Повести
Шрифт:
— Вот где нижняя плоскость, — сказал он, вытащил руку, встал и ребром левой ладони показал на правом предплечье. — Вот смотрите, до какой глубины придется копать, еще сантиметров на пятьдесят, не меньше. — Он вылез из ямы и провел вокруг нее на поверхности земли черту. — До этой линии придется расширять края раскопа.
— Могилу раскопали! — вдруг завопил пронырливый Лешонок.
Игорь хотел ухватить его за штаны, но тот вывернулся и, пронзительно свистя, помчался в село.
— А мальчик действительно прав, — сказал Федор Федорович. — Нами найдено захоронение двенадцатого или тринадцатого века — саркофаг, выдолбленный из единого
— Наверно, потому, что там двое лежат, — сказала Галя-кудрявая и сразу отступила, смутившись своей смелости.
— Да, девочка, ты права, точнее, я не вижу иных объяснений данному факту. Но дабы убедиться, что здесь похоронено действительно два человека, нам нужно открыть крышку, а чтобы открыть крышку, придется еще очень много выбросить песку из раскопа вокруг гробницы. — Он повернулся к Игорю; — Командир отряда, отдавай распоряжение… — Но ему не пришлось закончить своей речи.
— Земляные работы по разработке выемки для дороги выполнены на сто процентов. Неизвестно, заслужу ли я от Ивана Никитича благодарность или порицание. — С такими словами Алеша Попович подошел к месту работ. — Э, да вами клад обнаружен! — воскликнул он, увидев проступающую на дне ямы белокаменную крышку.
— Не клад, а гробница, в которой похоронено два человека, — ответил Игорь.
— Милейший голубчик, — обратился Федор Федорович к радульскому богатырю. — Не желаете ли вы несколько поразмять свои мускулы?
— Гм-м… — заколебался тот. — Согласно заранее намеченному плану, мне предстоит сегодня переправить мой новейший бульдозер на противоположную сторону Клязьмы. — Он взглянул на часы. — Впрочем, до вечера остается достаточно времени. Дайте лопату наиболее широких размеров.
Богатырь спрыгнул в яму и пошел выкидывать. Он встал с одного бока гробницы, четверо мальчиков с другого. Радульский добрый молодец оказался проворнее четверки. С его стороны бок гробницы обнажался быстрее.
Тут прибежали радульские мальчишки, оттеснили московских, взяли у них лопаты, начали копать. Потом прибежали радульские девочки и скромно встали кучкой в сторонке. Одна за одной, торопливо семеня, появились старушки, за ними женщины помоложе с малышами за руку, иные с грудными младенцами. Явилась и Настасья Петровна с Машунькой.
Пришел Илья Михайлович. Он согнал мальчишек-землекопов и один заменил их. Так они и копали — он с одного бока гробницы, Алеша Попович с другого.
Когда богатыри добрались до нижней кромки белого камня, Федор Федорович спрыгнул в яму и, отстранив Алешу, сел на корточки в углу. Наиболее ответственную работу он никому не мог доверить и сам, своей рукой начал сгребать с крышки оставшийся песок.
Галя-кудрявая и Алла догадались наломать сухой полыни и кинули ему веник. Он смел последний песок с крышки…
Не сразу все разглядели, что на ней были высечены две фигуры в длинных одеждах. Много веков покоился белый камень под землей, и время сгладило очертания.
— Глядите, глядите, ровно святые на иконах! — первой нарушила молчание глухая жена Ильи Михайловича — бабушка Агафья.
Некоторые старушки начали креститься, кланяться.
— Возможно, вы забыли, что святых изображали с нимбами — тарелочками вокруг голов, что означало сияние, — сказал Федор Федорович, — а таковых нет на данных рельефах. — И он пальцем очертил круги над головами белокаменных изображений.
Тут раздалась трескотня мотоцикла. Подъехал Иван Никитич с младенцем впереди и женой, уцепившейся сзади.
— Я смотрю: где весь народ? Ну, трудоспособное население на полях, на фермах. А остальные туточки собрались. Что за причина? — Увидев Алешу Поповича, он спросил его: — А ты чего такие горы понаворачивал? — Он говорил шутливым тоном и, не слезая с мотоцикла, оглядывал отвалы песка на свежей выемке дороги; наконец заметил раскопанную могилу… — Кто это, что это? — Его голос стал совсем иным, беспокойным. Все расступились перед Иваном Никитичем. Он подошел к самому откосу ямы.
— Ванюшка, видать, могилку нашего витязя и его женки откопали, — обратилась к нему бабушка Дуня.
— А вы, почтеннейшая Евдокия Спиридоновна, оказались самой догадливой, — сказал Федор Федорович. Маленький, щупленький, стоя на дне ямы, он торжествующе глядел на толпу снизу вверх и улыбался. Очки его радостно поблескивали на солнце.
Тут прибежал запыхавшийся Георгий Николаевич. Как он досадовал, что опоздал, не видел, как откапывались, открывались исторические тайны старого Радуля. Сквозь толпу ему удалось пробраться к самому краю ямы, и то, что он увидел на крышке гробницы, заставило его тут же забыть все обиды.
Впоследствии он говорил, что в первую минуту его больше всего поразила тишина. Ведь толпа собралась человек в пятьдесят, тут были и шумливые ребятишки, и любившие погуторить женщины, и старушки. И все-все, даже малыши, молчали и стояли, точно окаменев.
На белокаменной крышке гробницы были изображены во весь рост две фигуры.
Одна — мужская, в длинном плаще с одной застежкой у вышитого ворота. Камнесечец изобразил, несомненно, воина, витязя, в остроконечном шлеме-шишаке; под плащом виднелась кольчуга, а ниже кольчуги вышитое, несомненно богатое одеяние. В правой поднятой руке витязь держал копье, в левой — щит с изображением барса, вздыбленного в прыжке. Безбородое мужественное лицо воина было повернуто к зрителям, маленькие губы плотно сжимались, каменные очи смело глядели вперед.
По левую руку витязя находилось изображение молодой, с тонкими чертами лица женщины. Ее одежда была длинной, в ниспадающих складках. Долото камнесечца прострочило мелкую, точно жемчужную, вышивку на свисающих рукавах, на плечах, на кокошнике, высовывающемся из-под покрывала. Женщина держала правую руку на груди, левую опустила вниз. Лицо ее светилось бесконечной нежностью и печалью.
Словно какое-то внутреннее сияние исходило от обеих белокаменных фигур. Они были прекрасны именно этой внутренней, потусторонней красотой. О такой красоте не говорят, на нее только глядят, вглядываются в нее и молчат, молчат…
— А вот как их звали… — нарушил молчание Федор Федорович.
Он нагнулся и показал на малопонятные для остальных присутствующих высокие славянские буквы на конце крышки. У ног витязя едва различались две буквы: «А» и «Л». У ног его жены также две буквы: «М» и «Р».
— А ведь на церкви, на одном камне выбито граффити. Вы помните? Там тоже буквы «А» и «Л». Вы помните? — Игорь, забыв, что он командир отряда, дергал Федора Федоровича за рукав.
— Помню, отлично помню, — отвечал тот. Он прочел буквы вслух и сказал: — Его звали Алексей или Александр, ее звали Мария.