Повести
Шрифт:
Женщина молча махнула рукой.
– Что ты машешь? Что ты машешь? С таким сальтоморталем тебя ни один нижний не поймает!
Не отвечая, женщина устало накинула халат.
– Ну, погоди!
– угрожающе сказал мужчина.
– В Казани ты у меня по четыре раза репетировать будешь!
Мимо них двое униформистов тащили какой-то реквизит.
– С окончанием!
– крикнул один из них.
Она подошла вплотную к своему партнеру.
– С окончанием… - ласково сказала она ему.
– Не
– С окончанием… - проворчал он и поцеловал ее в щеку.
Последний день сезона.
Актеры, отработавшие свои номера, наспех снимали грим, натягивали рабочие комбинезоны на голое тело. Они вытаскивали ящики, разбирали реквизит, укладывали костюмы.
То и дело слышалось:
– С окончанием!
А рядом разминались артисты и лошади.
Старик-конюх водил сразу двух лошадей.
На полу сидел ассистент аппаратурного номера и гаечным ключом развинчивал металлическую конструкцию.
На низко повешенной трапеции разминался Сатаров-старший.
Рядом занимался на кольцах Сатаров-младший. Не прекращая выжиматься, он что-то говорил Нине.
Нина, опираясь о стенку руками, пританцовывала, разминала голеностопные суставы.
Радушно улыбаясь, к ним подошел Васька и сказал Нине:
– Мадам, ваш братец изволит просить вас…
И Васька показал на разминавшегося неподалеку Витю.
Нина отошла.
– Старик, - Васька весело и нежно посмотрел на Сатарова.
– Как тебе известно, я Пажеский корпус не кончал, и все, что я сейчас скажу, может быть, покажется тебе несколько грубоватым. Так вот, если ты еще хоть раз подойдешь к Нине… Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю? Ноги переломаю. Понял?
Сатаров спрыгнул с колец и оказался на полголовы выше Васьки.
– Что ты сказал?
– Я сказал, что если ты еще раз подойдешь к Нине, я тебе ноги переломаю. И лучше не торопи меня это делать. У нас еще впереди работа, упаковка… Успеется.
Сатаров-младший сгреб Ваську за сверкающую рубашку, притянул его к себе и тихо спросил:
– Мальчик, на кого ты хвостик задираешь?
И в то же мгновение получил два коротких и резких удара в лицо и солнечное сплетение.
Ошеломленный Сатаров отлетел к вагончику, но тут же бросился на Ваську. Он был вдвое сильнее Васьки и не менее тренирован.
Васька спокойно встретил его прямым ударом в челюсть, но и сам не успел увернуться от руки Сатарова. Удар был настолько силен, что Васька перелетел через чей-то реквизитный ящик. Но тут же вскочил и бросился к Сатарову.
Испуганно закричали женщины, заплакал чей-то ребенок. Сатарова-младшего уже держали за руки его старший брат, конюх и кто-то из артистов. Сатаров-младший сплевывал кровью, рвался к Ваське и кричал:
– Я сейчас из него такую мартышку сделаю!
С манежа за кулисы влетел инспектор манежа
– Вы что, с ума сошли?!
– в ужасе закричал он сдавленным голосом.
– Там же все слышно! Товарищи! Что же вы делаете?!
– Все. Все в порядке, - умоляюще проговорил Сатаров-старший.
– Разминочка. Обычная разминочка. Тихо, тихо…
– Ну, все. Хватит, - сказал Васька Нине и Вите.
– Отпустите, ну вас к черту.
Глаз у него заплывал опухолью. Нина и Витя выпустили его. Он осторожно потрогал глаз рукой и ухмыльнулся, глядя на младшего Сатарова.
– Крепенький паренек…
– Работать сможешь?
– деловито спросил его Витя.
– А как же? Размялся, разогрелся - хоть сейчас на манеж.
Неподалеку от них, зажатый старшим братом в углу, Сатаров-младший щупал вздувшуюся верхнюю губу и с яростью говорил:
– Ноги он мне переломает!
– Ну и правильно, - сказал старший.
– У них там с Нинкой серьезно, а ты лезешь между ними и треплешься.
– Да я его как котенка удавлю!
– То-то у тебя губа наперекосяк стала, давитель, - улыбнулся старший брат.
– Я его еще разрисую, как бог черепаху!
– Жаль, - вздохнул Сатаров-старший.
– Тогда мне самому придется набить тебе морду.
Он заботливо пощупал верхнюю губу младшего брата и стал спокойно считать, загибая пальцы:
– После этого ты три дня не сможешь работать. У тебя три раза по восемь - это двадцать четыре рубля вылетают из зарплаты. И у меня - трижды десять - тридцать… Итого: мы с тобой теряем пятьдесят четыре рубля. Нерентабельно.
– Ты что, в своем уме?
– Нет, серьезно, браток. Нерентабельно.
… Рядом с центральным проходом на ступеньках сидел наш знакомый мальчишка. В то время, как весь цирк хохотал над проделками коверного клоуна, он сидел, скептически смотрел на манеж и время от времени досадливо вздыхал. Клоун ему не нравился.
Около него шумно веселился пожилой полный человек. Он даже ногами топал от удовольствия.
Мальчишка посмотрел на него, отвел глаза в сторону и сказал:
– Мура собачья…
– Ну уж и «мура», - вытирая слезы, сказал пожилой человек.
– Какой строгий ценитель! Шекспира ему подавай!
Мальчишка хотел было огрызнуться, но вдруг увидел в петлице пиджака пожилого человека очень красивый значок. Он мгновенно переменил тактику и сказал сладким фальшивым голосом пай-мальчика:
– Пожалуй, вы правы… - и, не отрывая глаз от значка, льстиво улыбаясь, стал аплодировать клоуну.
– Лауреаты международного фестиваля артистов цирка, акробаты-вольтижеры… - прокричал инспектор манежа.
Мальчишка оторвался от значка и уже совершенно искренне зааплодировал.
– Вот сейчас действительно будет номер!