Повести
Шрифт:
– А все-таки, знаешь, уморился. Что значит годы. Эх, годы, годы…
– Издалека идете?
– спросил возница. Судя по его глуховатому голосу, был он тоже немолод, держался степенно и как бы чего от нас ждал.
– Из Сельца.
– А-а, так с похорон, значит?
– С похорон, - коротко подтвердил Ткачук.
Возница встряхнул вожжами, конь прибавил шагу - дорога пошла вниз. Навстречу, по ту сторону мрачной, без единого огонька широкой низины все стригли в небе расходящиеся лучи автомобильных фар.
– А ведь молодой еще человек был учитель этот. Знал я его хорошо. В позапрошлом году в больнице вместе лежали.
– С Миклашевичем?
–
– Достоевский, - бросил Ткачук и обратился к вознице: - Ну, а ты, например, как понимаешь?
– Я-то что! Я человек темный, три класса образования. Но я так понимаю, что надо, чтобы в человеке что-то было. Стопор какой. А то без стопора дрянь дело. Вон в городе набросились на парня с дивчиной трое, чуть беды не наделали. Витька наш, хлопец из Будиловичей, вмешался, так сам теперь третью неделю в больнице лежит.
– Побили?
– Не сказать, чтоб побили - один раз кастетом по виску ударили. И того хватило. Правда, и от него кому-то досталось. Поймали - известный бандюга оказался.
– Это хорошо, - оживился Ткачук.
– Смотри, не испугался. Один против троих. Когда такое было в ваших Будиловичах?
– Ну в Будиловичах, может, и не было…
– Не было, не было. Знаю я ваши Будиловичи - бедное село, выселки. Теперь что, теперь другое дело: под шифер да под гонт убрались, а давно ли на стрехах мох зеленел! Такое село на большаке, и что меня удивляло - ни одного деревца. Как в Сахаре какой. Правда, земля - один песок. Помню, как-то зашел - рассказали историю. Одного будиловчанина голодуха по весне прищемила, дошел на крапиве, ну и надумал на большаке разжиться. Ночью подстерег прохожего да и стукнул обушком по голове. Вон и теперь еще на околице возле камня крест стоит. Оказался - нищий с пустой торбой. А этот каторгу получил, так из Сибири и не вернулся. А теперь гляди ты - какой кавалер нашелся в Будиловичах. Рыцарь.
– Ну.
– А куда в школу ходил? Не в Сельцо?
– До пятого класса в Сельцо.
– Ну видишь!
– искренне обрадовался Ткачук.
– У Миклашевича, значит, учился. Я так и знал. Миклашевич умел учить. Еще та закваска, сразу видать.
Машины быстро летели навстречу и еще издали ослепили нас сверкающим потоком лучей. Возчик заботливо свернул на обочину, лошадь замедлила шаг, и машины с ревом промчались мимо, стегнув по возу щебнем из-под колес. Стало совсем темно, и с полминуты мы ехали в этой тьме, не видя дороги и доверяясь коню. Сзади по шоссе быстро отдалялся-стихал могучий нутряной гул дизелей.
– Кстати, вы не досказали. Как оно тогда обошлось с Морозом, - напомнил я Ткачуку.
– О, если бы обошлось. Тут еще долгая история. Ты, дед, Мороза не знал? Ну, учителя из Сельца?
– обратился Ткачук к вознице.
– Того, что в войну?.. А как же! Еще и моего племяша разом загубили.
– Это кого же?
– А Бородича. Это же племяш мой. Родной сестры сын. Как не знать, знаю…
– Так я вот товарищу эту историю рассказываю. Значит, ты знаешь. А то можешь послушать, если не все слышал. В лесу небось не был? В партизанку?
– А как же! Был!
– обидчиво отозвался человек.
– У товарища Куруты. Возил раненых. Санитаром работал.
– У Куруты? Комбрига Куруты?
– Ну. От весеннего Николы в сорок третьем и до конца. Как наши пришли. Считай, больше года.
– Ну, Курута не нашей зоны.
– Мало что. Нашей не нашей, а был. Медаль имею и документ, - уже совсем разобиделся старик.
Ткачук поспешил смягчить разговор:
– Так я ничего, я так. Имеешь - носи на здоровье. Мы тут про другое… Мы про Мороза.
– Так вот, у Мороза первое время, в общем, все шло хорошо. Немцы и полицаи пока не привязывались, наверно, следили издали. Единственное, что камнем висело на его совести, так это судьба двух девочек. Тех самых, что когда-то домой отводил. Летом сорок первого, как раз перед войной, отправил их в пионерский лагерь под Новогрудок - организовывали тогда впервые межрайонные пионерские лагеря. Мать не хотела пускать, боялась, известное дело, деревенская баба, сама дальше местечка нигде не бывала, а он уговорил, думал сделать девчушкам хорошее. Только поехали, а тут война. Прошло уже столько месяцев, а о них ни слуху ни духу. Мать, конечно, убивается, да и Морозу из-за всего этого тоже несладко, как-никак, а все же и его тут вина. Мучит совесть, а что поделаешь? Так и пропали девчонки.
Теперь надо тебе сказать про тех двух полицаев из Сельца. Одного ты уже знаешь, это бывший знакомый прокурора - Лавченя Владимир. Оказывается, был он не тем, за кого мы его поначалу приняли. Правда, в полицию пошел сам или принудили, теперь уже не дознаться, но зимой в сорок третьем немцы расстреляли его в Новогрудке. Дядька, в общем, оказался хороший, много добра нам сделал и в этой истории с хлопцами сыграл довольно пристойную роль. Лавченя был молодец, хоть и полицай. А вот второй оказался последним гадом. Не помню уже его фамилии, но по селам его звали Каин. И вправду был Каин, много бед принес людям. До войны жил с отцом на хуторе, был молодой, неженатый - парень как парень. Вроде никто про него, довоенного, плохого слова сказать не мог, а пришлет немцы - переродился человек. Вот что значат условия. Наверно, в одних условиях раскрывается одна часть характера, а в других - другая. Поэтому у каждого времени свои герои. Вот и в этом Каине до войны сидело себе потихоньку что-то подлое, и если бы не эта передряга, может, и не вылезло бы наружу. А тут вот поперло. С усердием служил немцам, ничего не скажешь. Его руками тут много чего наделано. Осенью раненых командиров расстрелял. С лета скрывались в лесу четверо раненых, из местных кое-кто знал, да помалкивал. А этот выследил, отыскал в ельнике земляночку и с дружками перебил всех ночью. Усадьбу нашего связного Криштофоровича спалил. Сам Криштофорович успел скрыться, а остальных - стариков родителей, жену с детьми - всех расстреляли. Над евреями в местечке издевался, облавы устраивал. Да мало чего! Летом сорок четвертого куда-то исчез. Может, где получил пулю, а может, и сейчас где-либо роскошествует на Западе. Такие и в огне не горят и в воде не тонут.
Так вот этот Каин все-таки что-то заподозрил вокруг Морозовой школы. Каким ни был Мороз осторожным, но что-то вылезло, как шило из мешка. Должно быть, дошло и до ушей полиции.
Однажды перед весной (снег уже начал таять) и нагрянула эта полиция в школу. Там как раз шли занятия - человек двадцать детворы в одной комнатенке за двумя длинными столами. И вдруг врывается Каин, с ним еще двое и немец - офицер из комендатуры. Учинили обыск, перетрясли ученические сумки, проверили книжки. Ну, ясное дело, ничего не нашли - что можно найти у детишек в школе? Никого и не забрали. Только учителю допрос устроили, часа два по разным вопросам гоняли. Но обошлось.