Повести
Шрифт:
К границе Моравии отряд подошел в полдень. К вечеру углубились в обширный лесной массив и стали лагерем возле села Штавник. Маленькие хаты с покосившимися крышами сбегали в долину к извивающейся по ущелью проселочной дороге. А несколько выше, между селом и вершиной горы, на обширной поляне, окруженной лесом, Ушияк обнаружил дом лесника.
— Здесь, Юра, будет штаб отряда, — сказал он Мурзину. — Пойдем поговорим с гайником.
Решив, что гайник — это имя знакомого Ушияку лесника, Мурзин спросил:
— Ты, Ян, хорошо знаешь этого человека?
— Совсем не знаю. Пойдем, будем знакомиться.
— Откуда же ты узнал, что его зовут Гайник?
Ушияк звонко расхохотался, обнял Мурзина одной рукой и, притянув к себе, пояснил:
— Гайник — это по-нашему, а по-вашему будет — лесник.
Когда они приблизились к дому, на крыльце показался седой среднего роста человек лет шестидесяти. На его одутловатом, тщательно выбритом лице выделялись пушистые, свисавшие вниз усы. Бесхитростный взгляд карих глаз сразу располагал к этому человеку.
Ушияк поздоровался первым. За ним протянул руку и капитан Мурзин. Узнав, что к нему наведались партизаны, лесник приветливо пригласил их в домик и объяснил, что это его сторожка. Дом же старика находился в селе Штавник. Там у него жили жена, две дочери и два сына — Юзеф и Карел.
Старик рассказал, что до границы Моравии отсюда рукой подать, всего четыре-пять километров. Места здесь тихие, немцы в горах не появлялись. Он с радостью согласился предоставить лесную хижину под партизанский штаб и пригласил партизан к себе в гости в село.
На ночь весь партизанский отряд имени Яна Жижки разместился в селе. Дома, сараи, дворовые постройки и сеновалы — все было заполнено партизанами.
В доме самого лесника допоздна засиделись Ушияк, Мурзин и командиры рот. Хозяйка и ее дочери приготовили вкусный обильный ужин, для которого старик не пожалел целого десятка кроликов. Правда, во дворе дома их было столько, что отсутствие десятка, казалось, нисколько не поубавило кроличьего стада лесника. Клетки с белыми и серыми кроликами высились в несколько этажей вдоль длинной стены деревянного сарая.
Жареная крольчатина многим пришлась по вкусу. Старик и его дети угощали партизан, расположившихся в соседних домах. Жители села Штавник тоже не скрывали радости по поводу прихода гостей. В каждом доме варились и жарились праздничные блюда.
На совещании штаба отряда было решено обосноваться здесь, в районе этого села. А чтобы не подвергать жителей опасности, решили отрыть землянки в лесу и расположиться там, готовясь к переходу границы.
Для маскировки Мурзин и Ушияк наметили несколько боевых операций, которые намеревались провести в стороне, на расстоянии двадцати — двадцати пяти километров от расположения партизанского лагеря.
На другой день несколько диверсионных групп направились выполнять эти ответственные задания. Подготовленные Мурзиным разведчики ушли к границе для наблюдения за участком, где предполагался переход отряда в Моравию. Остальные, вооружившись лопатами, позаимствованными у селян, принялись сооружать лесные бункеры и землянки.
Работа спорилась. Через несколько дней в лесу вырос целый поселок с населением, намного превышавшим число жителей села Штавник. И все равно землянок на всех не хватало. Ежедневно в отряд приходили все новые и новые люди. Это были рабочие из Праги, Брно, шахтеры Моравской Остравы, металлисты военных заводов Всетина.
Основное ядро новичков составляли чехи и словаки. Но были среди них и англичане, и французы, и венгры, и поляки, и русские, и украинцы — все, кому удалось бежать из различных концентрационных лагерей и лагерей для военнопленных. Заслышав от местных жителей о партизанах, они шли через горы и лесными тропами пробирались к партизанскому лагерю.
Однажды утром дозорные привели к Мурзину изможденного, усталого человека. Рыжая щетина покрывала его осунувшееся лицо. По изодранной гимнастерке и почти развалившимся сапогам Мурзин понял, что перед ним человек, проделавший долгий и трудный путь. Но взгляд его глубоко запавших, обведенных темными кругами глаз был тверд и решителен. Офицерский ремень оттягивала огромная кобура с немецким парабеллумом.
— Товарищ капитан! Вот этот целую группу привел. Тридцать два человека, — доложил дозорный.
— Зитцен зи зих! — предложил Мурзин незнакомцу. Но, заметив его недоумевающий взгляд, спросил: — Шпрехен зи дейч?
— А по-русски нельзя? — с ехидцей пробасил тот. — Я ведь тоже капитан. Летчик.
Мурзин встал с табуретки и протянул ему руку.
— Степанов! Капитан Степанов! — представился незнакомец, крепко, до боли, сжимая пальцы Мурзина.
— Капитан Мурзин! Рад повстречать земляка на чужой земле.
— Простите, но ваша радость ничто по сравнению с моей. Я ведь пятый месяц к своим топаю. От самого Берлина иду. Хоть до вас добрался, и то слава богу.
— А какими судьбами вас в Берлин занесло?
Усталая улыбка скользнула по лицу Степанова.
— В самом-то Берлине я не был. А над ним пролетать приходилось. Про челночные операции слышали? Летал я с англичанами на американских «летающих крепостях». Взлетали в Полтаве, бомбили промышленные районы Германии, в том числе и Берлин, конечно, а садились в Англии. Пару дней на отдых и подготовку, потом обратно с бомбами для Гитлера. Вечером взлетаем — утром в Полтаве. Это и есть челночные операции.
В середине июня нашему экипажу здорово не повезло. Только отбомбились, зенитка прямым попаданием тягу рулей глубины перешибла. Кое-как триммером высоту поддержали, тут и второй снаряд подоспел. В правом крыле бензобак вспыхнул. Пришлось прыгать. Приземлились в каком-то лесу северо-западнее Берлина. Весь экипаж — англичане. Только я и стрелок-радист — русские. Те на запад к французам тянут, а мы на восток к своим. Так и распрощались. Мне английский майор, командир корабля, на память о дружбе вот эту штуку отдал. — Степанов не торопясь достал из кармана маленький английский пистолет и показал его Мурзину.