Повестка зовет на подвиг
Шрифт:
– Друзья! Наши недоброжелатели, наплевав на то, что мы бескорыстно помогаем их соотечественникам, требуют, чтобы мы свернули нашу деятельность в этом городе. Как видите, им удалось найти поддержку на очень высоком уровне. Значит ли это, что они правы? Вовсе нет. Что мы будем делать? А вот что…
И Паркер озвучила усмотренную ею возможность и выполнить предписание, и продолжить работу. Когда она закончила говорить, ответом на ее речь был вопль восторга, вырвавшийся из десятков глоток. Еще не успела осесть пыль, поднятая полицейскими джипами, а в лагере уже закипела работа. Подчиненные Глории Паркер побили собственный рекорд – менее чем через час миссия Армии спасения перестала существовать. В черте города Вауплайя.
…Палатки свернуты, ящики погружены,
Долговязый полицейский, стоя у джипа, в растерянности чешет затылок. Похоже, ему не к чему придраться. Эти чертовы гринго действуют абсолютно законно. То, что они делают, не противоречит предписанию, присланному из столицы. Ведь так?
Глава 33
Беглецы уехали вовсе не так далеко, как думали не желавшие рисковать полицейские. Через пару километров после того, как мост скрылся за поворотом, индеец резко сбросил скорость и, высмотрев какую-то впадину в зарослях, съехал на обочину. Когда машина остановилась, он выскочил из нее и принялся растаскивать ветки, закрывавшие проход. Десантники помогли старику, а когда он съехал с дороги, восстановили маскировку.
Локис только хмыкнул, заметив на дверце машины знакомый красный щит с белыми буквами по диагонали. Так вот кто угнал джип, на котором медики из миссии выезжали в один из горных поселков! Впрочем, сами виноваты – незачем было машину без присмотра бросать, подумал десантник, мысленно оправдывая симпатичного ему старика. Ладно, врачи в дом пошли. А чего водилы туда поперлись? Сидели бы себе в машине и ждали. Так нет же…
«Лендровер» с трудом вписывался в узкую извилистую тропу, нависшие над ней ветки нещадно лупили по машине. Метров через двести заросли внезапно расступились, и взгляду беглецов открылась небольшая полянка, прижавшаяся к скале. В отвесной каменной стене виднелась пещера. Она была достаточно большой, чтобы закатить туда джип. Что старик и сделал. При этом сбоку от машины еще оставался проход. С помощью веток десантники замаскировали вход. Теперь пещеру нельзя было заметить, по крайней мере, с вертолета. После этого парни прошли за стариком и его дочерью в глубь пещеры. Судя по всему, это было то самое место, где прятался индеец все то время, когда изображал то ли погибшего, то ли пропавшего без вести.
Старик уселся на какой-то ящик и едва успел жестом предложить садиться своим нежданным помощникам, когда девушка бросилась ему на шею, залившись безмолвными слезами. Потом отстранившись, она начала быстро шевелить пальцами, явно пользуясь языком жестов, одновременно девушка что-то шептала по-испански. Старик что-то ей ответил, тоже на пальцах. Тут до Локиса наконец дошло: а старик-то глухонемой. Девушка повернулась к десантникам и что-то спросила. Скорее всего, она спросила, говорят ли они на испанском. Локис отрицательно покачал головой. И не дожидаясь следующего безответного вопроса, сказал, снова досадуя на себя за незнание языков и мысленно обещая себе всерьез взяться за решение этой проблемы по возвращении:
– Ай эм спик инглиш. Литл.
К его радости, девушка заулыбалась и заговорила по-английски. Несмотря на сильный местный акцент, Локис понял практически все. Похоже, дочь индейца знала английский ненамного лучше Владимира, и вследствие этого, как и он, использовала только простые фразы:
– Меня зовут Мария. Я и мой отец благодарим вас за помощь.
Локис решился спросить:
– Что связывает твоего отца и Хорхе Мендосу? Того плохого человека, который был возле полицейского участка?
Мария кивнула, что поняла вопрос, и ее пальцы стремительно замелькали перед лицом старика. Похоже, девушке и самой был интересен ответ на этот вопрос. Индеец какое-то время сидел неподвижно, потом тяжело вздохнул и «заговорил». Мария принялась переводить, периодически «переспрашивая» отца быстрыми и почти неотличимыми друг от друга жестами:
– Отец говорит, что знал этого человека очень давно. Больше двадцати лет назад. Это очень длинная история. Мендоса тогда был связан с сандинистами. И даже занимал у них какой-то высокий пост. Но при этом занимался разными темными делами. Даже продавал колумбийским наркоторговцам русское оружие. Поэтому ему нужен был человек, который был бы ему верен и никому бы ничего не разболтал. И когда он встретил моего отца, то решил, что он ему и нужен. Глухонемой, не умеет читать и писать. Ни семьи, ни родных. То, что нужно. Только Мендоса не знал, что мой отец уже работал на тех, кого называли контрас. И на самом деле умел читать и писать. Когда стало ясно, что сандинисты проигрывают, отец решил начать новую жизнь. Но он не мог просто спрятаться. Нужно было исчезнуть так, чтобы никто не искал. Отец изобразил свою смерть – полиция нашла труп с отрубленной головой, в одежде и с документами моего отца. Отец не убивал этого человека, тогда найти в тех местах убитого было несложно. Он говорит, что отрезал голову у покойника. А пальцы отрубил мертвецу потому, что знал, что по ним его могут опознать. И все поверили, что его убили. Сандинисты решили, что это сделали контрас, контрас – что сандинисты его раскрыли.
На всякий случай к участку десантники двинулись не сразу, сначала решили пройтись «по периметру». Все-таки поводов для «торжественной встречи» они успели дать полиции предостаточно. Логические выкладки оказались верными. Локис замер, нутром ощутив постороннее присутствие. Судя по всему, полицейский участок интересовал не только их с сапером. Возле участка наблюдалась хорошо замаскированная засада. Видно, конечно, было немного, и Владимир прильнул к окулярам прибора ночного видения. Первое впечатление не обмануло – в засаде сидели двое… Что за черт! Эти двое были в том же «не местном» камуфляже без знаков различия, что и те четверо, на которых десантники напоролись в лесу по ту сторону каньона. Но что они здесь делают? В этот момент из облаков выглянула луна, и ее тусклый мертвящий свет упал на лицо одного из сидящих в засаде.
Оба-на, мысленно воскликнул Локис, удивляясь еще больше. Наш пострел везде поспел, как любила говаривать бабушка. И здесь бывший друг командира затесался. Странно, он вроде бы со здешней полицией дружит? А если дружит, кого же тогда он здесь пасет? Додумать эту мысль Владимир не успел. В одном из домиков позади главного здания участка прорезался яркий прямоугольник дверного проема, и десантники на всякий случай присели. Когда дверь закрылась, Локис увидел, как тощий высокий полицейский конвоирует к главному зданию… девушку лет семнадцати-восемнадцати, едва достающую полицейскому до плеча, в легком летнем платье и накинутой на плечи чьей-то куртке. Руки девушки были заведены за спину. В лунном свете блеснул металл наручников. Детали головоломки сверкнули перед мысленным взором снайпера и сложились в ясную картинку, в которой недоставало лишь нескольких осколков.
Девушку. В такой час. Вел только один полицейский с карабином за спиной. Не торопясь. В главное здание, начав путь от самого удаленного домика. То есть чтобы посторонний наблюдатель мог как следует все разглядеть и укрепиться во мнении, что полиция даже не подозревает ни о какой угрозе. В кустах притаился сеньор Мендоса, который дружит с полицией. Значит, это может быть его совместная с копами операция. Возможно, даже не имеющая никакого отношения к происходящему в доме с башней. Значит… Девушка – наживка. Но кого могут ловить на такого живца? Вероятно, парня… или отца девушки. Или кого-то еще, кому она очень дорога. И если расчет этого сукина сына верен, в этих зарослях сейчас есть кто-то еще.