Повод для паники
Шрифт:
Ночь прошла беспокойно. Приходилось спать вполглаза, поскольку я отказался от идеи организовать посменное дежурство. Науму Исааковичу требовалось хорошенько отдохнуть – в отличие от нас с Кэрри, он в эти два дня пути без работы не скучал. Доверять обязанности дозорного Каролине я не рискнул, хотя давно убедился, что она – человек ответственный. Но одно дело доверять кому-то в мирной жизни и совсем другое – возлагать на него ответственность в экстремальной обстановке. Сказать по правде, я и в собственные силы не особо верил, но из всей команды «Неуловимого» надеяться приходилось только на себя.
Трижды я покидал кабину и вслушивался в ночные звуки. Здесь уже не ощущалось той гробовой тишины, в какую погружалась наша окраина после наступления сумерек. Жизнь за рекой продолжалась и ночью.
Я проснулся, когда Наум Исаакович уже переправил «Неуловимого» через реку и вовсю гнал его по неизведанной территории. На мой недовольный вопрос, почему меня не разбудили вместе с остальными, дядя Наум ответил, что просто хотел дать мне время отдохнуть перед трудным днем, от которого явно не приходилось ждать ничего хорошего. Одно то, что его придется провести на ногах, напрочь лишало оптимизма. Не говоря о прочих неприятностях, способных подпортить нам жизнь, а то и вовсе разлучить с нею.
Межрайонная магистраль тянулась в прежнем направлении, лишь сменила цвет на сплошной красный, без единого серебристого просвета. Это означало, что путешествие наше подходит к концу – мы двигались по последней, самой продолжительной стоп-зоне. Где-то впереди должен был находиться финишный пункт, венчающий длинную «иглу» магистрали этакой булавочной головкой.
Последний участок пути, где еще было реально прикинуть на глазок расстояние до земли, – речное побережье – мы давно миновали. Определить, на какой высоте мы находились сейчас, я даже не пытался. «Неуловимый» резво бежал вперед по глубокому искусственному каньону, стены которого – кварцевые и каменные стены окружающих магистраль зданий – уходили ввысь, оставляя для созерцания лишь полоску голубого неба над головой. Трубопровод под колесами автомобиля был такого диаметра, что «Неуловимый» смотрелся в сравнении с ним жалкой букашкой, ползущей по поваленному стволу вековой сосны.
Горизонт как таковой здесь отсутствовал. Раньше жители нижних ярусов центрального мегарайона наслаждались восходами и закатами лишь при помощи панорамных псевдоокон. Из-за колоссального размера зданий в центре практически не было смены дня и ночи. На нулевом ярусе, то бишь поверхности земли, где брезговали жить даже непритязательные фиаскеры, такого явления, как день, не было вовсе. Нельзя сказать, что там царила вечная ночь. Скорее, мрак чередовался с сумерками. Мощные лайтеры круглосуточно боролись с темнотой, не давая нулевому ярусу превратиться в место для любителей экстремальных прогулок. Пространство под жилыми ярусами занимали в основном системы жизнеобеспечения, стоянки модулей и различные товарно-продуктовые базы. Сегодня там должен был образоваться целый мир, живущий по совершенно обособленным законам: тьма скрывала в многокилометровых лабиринтах несметные запасы продовольствия, а масса охотников блуждала по тем лабиринтам в поисках пропитания. Голод являлся достаточным стимулом, чтобы презреть страх перед остервенелыми фиаскерами, чьи банды уже, без сомнения, наложили лапы на большинство продуктовых баз. На прежде безлюдном нулевом ярусе шла сегодня жестокая война, о масштабах которой можно было только догадываться.
Я помнил: финишный пункт нашей магистрали располагался на пятом ярусе. Это означало, что путь наш пролегал сейчас примерно в полукилометре от поверхности земли. Всего же ярусов в центральном мегарайоне насчитывалось десять, и какой из них являлся наиболее безопасным для путешествий в глубь центра, я с ходу определить не ручался.
Мы постоянно наблюдали людей. В отличие от обитателей мегарайонов, через которые мы проезжали вчера, жители высотного центра не стремились без нужды спускаться ближе к земле, предпочитая находиться на освещенных солнцем средних и верхних ярусах. Люди с удивлением пялились на нас с эстакад, террас и межъярусных переходов, что-то кричали вслед, а один фиаскер даже запустил в «Неуловимого» обломком трубы, но, к счастью, с глазомером у подонка было не ахти. Такая немотивированная агрессия по отношению к автомобилю здорово оскорбила его изобретателя, и он долго не мог успокоиться. Кауфман возмущался и жаловался, что маршалы – и те не проявили к самодельной технике столь беспардонного отношения. Меня же брошенный в нас обломок лишь укрепил в мысли, что наше миролюбивое кредо необходимо срочно пересматривать.
Получить по крыше кабины брошенным с высоты хламом – самое страшное, что пока грозило нам в центре. Выскочить на магистраль и броситься в погоню недоброжелателям не удалось бы: территория, по которой инстант-коннектор пересекал жилые кварталы, всегда считалась запретной; граждане пересекали закрытые зоны по переброшенным через них эстакадам. Это свойство инскона играло нам на руку, однако имело и оборотную сторону – у нас также не получилось бы покинуть магистраль в любой понравившейся точке. Поэтому мы и следовали к финишному пункту, откуда планировали попасть в город через стоянку ботов – единственно приемлемый способ для выхода с запретной территории. Каким образом это осуществить, следовало выяснить на месте. Спускаться с инскона тем же методом, которым мы на него забрались, – цепляясь за кронштейны ремонтных модулей, – на полукилометровой высоте не рискнул бы даже я, самый физически развитый член нашей команды.
Я внимательно поглядывал вверх, опасаясь, как бы нам на головы опять не сбросили что-нибудь тяжелое, и потому дядя Наум первым заметил конец пути. Да и не заметить такое было нельзя даже издалека.
– Об этом я вам и толковал, – мрачно заявил Кауфман, сбрасывая скорость до минимума, отчего «Неуловимый» пополз чуть быстрее пешехода. – Какая жуткая трагедия! Не завидую тем несчастным, кому довелось угодить в эту стихию.
Финишный пункт практически перестал существовать. Сохранилась лишь стоянка для ботов – ее спасло то, что она была пристроена к инскону сбоку. Сегодня магистраль не заканчивалась шарообразной «заглушкой», станцией техосмотра и сортировки ботов, трубопровод резко обрывался неподалеку от чудом уцелевшей стоянки. Раскуроченный до неузнаваемости, он чем-то напоминал бамбуковую палку, конец которой побывал в зубах свирепого пса.
Буйство стихии, разворотившей инскон и уничтожившей финишный пункт, на этом не ограничилось. Когда мы добрались до конца и остановились, не доезжая обрыва, перед нами развернулась и вовсе удручающая картина. Станция техобслуживания была лишь мелочью в сравнении с прочими бедами, какие натворили неуправляемые боты, вылетавшие из трубопровода с восьмикратной скоростью звука. Не ведай мы ничего о причине разрушений, решили бы, что сюда рухнул метеорит. Боты-убийцы сровняли с землей почти все здания, расположенные у них на пути в секторе радиусом около двух километров. Еще несколько колоссов рухнули, не выдержав веса упавших на них соседних высоток. За считаные минуты в плотно застроенном центре гигаполиса образовалась брешь, превышающая по площади Аризонский метеоритный кратер. Сколько людей при этом погибло, можно было догадаться по кургану, наваленному над их телами: гора из обломков, готовая в скором времени вырасти еще за счет полуразрушенных, но пока державшихся зданий.
Взволнованная Каролина взяла отца за руку и молча взирала вместе с ним на немыслимую по масштабу трагедию. Наум Исаакович, сумевший в деталях описать эту катастрофу, не выходя из дома, тоже пребывал в растерянности: похоже, реальность превзошла его самые пессимистические прогнозы. Держась за руки, поникшие Кауфманы понуро стояли на краю обрыва, словно родня, опоздавшая на похороны кого-то из близких. Я тоже притих неподалеку, не переставая, однако, при этом следить за округой. Нельзя было забывать о придурках, готовых уронить нам на голову какую-нибудь гадость. Но вокруг царило безлюдье – очевидно, горожане держались от этого жуткого могильника подальше.