Повод для паники
Шрифт:
Местность под магистралью понижалась, отчего казалось, будто наша дорога поднимается все выше и выше, хотя в действительности этого не происходило. Приближаться к краю трубопровода стало и вовсе страшно, однако на подступах к центру высота ощущалась не так заметно – сказывались титанические размеры окружающих построек. Стоп-зоны для ботов здесь попадались гораздо чаще. Их мы вычисляли по цвету, окрашивающему трубопровод из серебристого в предостерегающе красный. Подобная система окраски была разработана специально для удобства спутникового наблюдения. После одного такого продолжительного красного участка, где раньше ботам приходилось снижать скорость, наша магистраль плавно влилась в межрайонную, уже давно идущую параллельным курсом. Пригодное для
На первый ночлег мы остановились над каким-то лесопарком. За густыми кронами вековых деревьев нельзя было различить землю. Перед тем как уснуть в неудобных креслах «Неуловимого», мы долго слушали завывание ветра и смотрели на звезды сквозь кварцевую крышу кабины. Ветер был резким и холодным, а звезды – близкими и тревожными. Громады далеких зданий, ранее расцвеченные огнями окон и гигантских рекламных пикров, а ныне безжизненные, словно марсианские скалы, загораживали половину небосвода и мешали насладиться великолепием ночного неба в полном объеме. Костров внизу не наблюдалось, но в отдалении, где-то в мрачных лабиринтах кварталов, мерцали оранжевые отблески. Магистраль тускло серебрилась под светом звезд и уходила вдаль, проделывая брешь в сплошной стене зданий. Тоскливое одиночество, что накатывало на меня по ночам весь прошлый месяц, здесь, на продуваемой лютыми ветрами и окутанной мраком высоте, было как-то по-особому неприятно. И пусть я находился в кабине «Неуловимого» не один, все равно, от тоски это не спасало.
Дядя Наум не переставал укорять себя за то, что не удосужился оборудовать в кабине печку. Каролина укоряла отца и за отсутствие печки, и за сам факт существования «Неуловимого». По мнению Кэрри, создав автомобиль, папочка пошел наперекор эволюции и совершил тяжкий грех, равносильный воскрешению динозавров. За это судьба и наказывала нас сегодня всевозможными испытаниями. Незлобивое препирательство Кауфманов слегка разбавляло мою тоску, а также отвлекало от холода, пока наконец и вовсе не усыпило своей монотонностью.
К исходу второго, ничем не примечательного дня пути (разве что высотные здания все больше загораживали обзор и заслоняли солнечный свет) мы были вынуждены задуматься о ночлеге гораздо раньше. До границы центрального мегарайона оставалось около получаса езды, но соваться в центр на ночь глядя было опрометчиво. Наум Исаакович нарочно остановил «Неуловимого» на пересечении магистрали с широкой рекой, чтобы до наступления темноты хорошенько изучить противоположный берег в бинокль, предусмотрительно прихваченный Кауфманом с собой.
– Заметили что-нибудь любопытное? – спросил я, глядя, как дядя Наум, нервно покусывая губы, пристально следит за чем-то на той стороне реки.
– И да, и нет, – уклончиво ответил он. – Вижу каких-то людей. На вид вроде бы вполне приличные, но кто их там теперь разберет… Взгляните сами.
Я взял протянутый бинокль, минуту повозился с ним, настраивая резкость изображения, после чего еще минуту пытался сориентироваться, куда конкретно следует устремить усиленный оптикой взор. Как и в работе с топором, к обращению с биноклем требовалась привыкание. Оба этих устройства только внешне выглядели примитивными. Удовольствие, что возникало после освоения науки пользования древними инструментами, было непередаваемым. Научившись обращаться с биноклем, я ощущал себя натуральным троглодитом, добывшим огонь из деревяшки путем долгого трения. Радость победы – награда за усердие тому, кто на пути эволюции стремится только вперед…
Я тоже заметил людей на противоположном берегу. Вполне обычные люди, подобные тем, которых мы уже неоднократно видели по дороге сюда. Люди неторопливо брели вдоль берега и оживленно между собой переговаривались. Компания состояла в основном из молодежи плюс несколько взрослых. Поведение их напоминало прогулку, только при каждом прогуливающемся имелось оружие, не характерное для обывателя Привычного Старого Мира. Примитивное, грубое оружие в виде палок, строительной арматуры, обломков водопроводных труб и прочих подручных материалов, что при желании можно отыскать в городе. Я не хотел делать поспешных выводов насчет лояльности этих людей закону, который вроде бы пока никто не отменял, но было в их манерах нечто такое, что моментально настораживало. Даже присутствие среди них женщин не добавило бы мне спокойствия, встреться я с ними на узкой дорожке.
Сомнения охватили меня сильнее, когда, присмотревшись, я заметил, как плетущиеся в конце нестройной процессии юноша и девушка остановились и, не сводя друг с друга влюбленных взглядов, коснулись по очереди пальцами век партнера. Маленький тюбик в руке парня раскрывал природу загадочного любовного ритуала: типичная глюкомания, процветающая в среде фиаскеров сильнее, чем где бы то ни было. Делать запасы на черный день у глюкоманов было не принято – автораздатчики глюкомази функционировали раньше круглосуточно и всюду, – поэтому «тюбик счастья» очутился у парочки явно недавно. То есть наверняка был взят из разграбленного раздатчика. Присмотревшись получше, можно было различить, что перламутровый налет покрывал веки большинства бредущих по берегу. Выводы: если компания и соблюдала какие-либо законы, то только ими же и установленные.
– Что скажете? – поинтересовался Кауфман после того, как я опустил бинокль.
– Похоже, наш удирающий на восток друг был прав, – ответил я. – Допускаю, что моя мнительность раздута и на самом деле все не так страшно. Однако будет лучше, если по дороге в Пирамиду мы воздержимся от контактов с местным населением. Кстати, вы случайно не знаете, далеко отсюда до стадиума «Сибирь»?
– Думаю, ближе, чем до маршальской штаб-квартиры… А почему вы интересуетесь?
– На всякий случай. Ваш топор – вещь безусловно хорошая, но при тесном общении вон с той публикой я бы предпочел что-нибудь повнушительней. Хотя бы самый простенький нервно-паралитический стиффер. Этого добра на «Сибири» навалом, а вот добраться до него весьма проблематично. Так что вряд ли кому-то удалось разграбить арсеналы. И если бы вы помогли мне открыть на них замки…
– Нет, нет и нет! – воспротивился Наум Исаакович. – Никакого оружия, капитан Гроулер! Я не позволю вам убивать или калечить людей! Мы и топор захватили лишь для технических целей. Забудьте о насилии! Будем решать проблемы мирными способами. Еще раз напоминаю вам, что мы…
– Никто не говорит о насилии, дядя Наум, – возразил я. – Но уверяю вас, решать проблемы мирными способами с оружием в руках у нас бы получилось гораздо эффективнее. – И, понизив голос, добавил: – Не забывайте, что с нами – ваша дочь. Я да вы – отчаянные парни и вполне можем обойтись без оружия, а вот для безопасности Каролины нелишне будет подстраховаться.
– Убедили, молодой человек, – не устоял Кауфман против такого веского контраргумента. – Но для начала все-таки осмотримся и подумаем, следует ли перегибать палку и терять драгоценное время, отклоняясь от маршрута.
– В данной ситуации я бы лучше перегнул палку, чем дал этим глюкоманам переломать их палки о наши головы.
До самой темноты мы убивали время, рассматривая в бинокль унылые громады центра. Несколько раз нам попадались на глаза мелкие группки граждан, а также одиночки, поведение которых кардинально отличалось от поведения компании, замеченной нами первой. Остальные горожане перемещались по улице так, словно не они всю жизнь являлись хозяевами этого города. Они с опаской выглядывали из-за углов, крались вдоль стен, а когда порой замечали друг друга, то общались жестами и короткими фразами. Некоторые жесты не требовали пояснений. Когда собеседники указывали в направлении, куда удалилась вооруженная компания, после чего мотали головами или выразительно махали руками, они явно предупреждали, что туда ходить не рекомендуется. Даже не пересекая реку, было легко уяснить, кто сегодня хозяин этого мегарайона.