Поводыри на распутье
Шрифт:
Генерал вновь улыбнулся. Помолчал, после чего с прежней мягкостью обронил:
– Странное имя… Кто это?
Капитану не потребовалось много времени, чтобы понять изменившиеся правила игры.
– Банум – мой любовник, господин генерал. Был моим любовником. К сожалению, его тоже ранили во время покушения, и врачи не успели…
– В таком случае не будем о нем говорить, – остановил девушку Кравцов. – Благодарю за службу, капитан.
– Служу России!
– В каждой Традиции есть люди, которым боги даруют больше сил, чем остальным. –
– Не заживляют, – покачала головой девушка, припомнив, как пыталась помочь Эмире. – Капитан Го умерла бы на моих чудесных руках, не подоспей врачи…
– Не требуй слишком многого сразу. Ты научишься. – Гадалка помолчала. – В одних Традициях нас называют шаманами, в других – колдунами, в третьих – святыми. Где-то почитают. Где-то преследуют. Но, несмотря на различия в названиях и положении, мы были всегда и будем до тех пор, пока существует само понятие – Традиция. Мы неотъемлемая часть ее. Несем ли мы добро или зло, довольство или мор, приносим в жертву зерно или кровь, мы – свидетельство того, что Традиция жива. Ее проявление.
– А что смогу я? – хрипло спросила Пэт. – Тоже исцелять?
Мамаша Даша внимательно посмотрела на девушку.
К облегчению гадалки, Пэт достаточно спокойно восприняла известие о том, что Иржи Кронцл не был ее родным отцом. Видимо, чувствовала в глубине души, что бездарный и бестолковый чех не был способен породить столь яркую личность. И единственный вопрос, который ее мучил, являлся:
«Почему Кирилл скрывал от Деда свое отцовство?»
«Грязнов значительно старше твоей матери, Пэт. Роман ни за что бы не одобрил союз. Признание положило бы конец дружбе…»
Так объяснил Кирилл. Так объяснила Мамаша Даша.
– А что смогу я?
– Порой среди нас рождаются Избранные. Те, которым позволено говорить с богами. Те, которые способны встать рядом с богами. И даже… стать богами. Урзак разорвал вечное колесо, не позволил замкнуться кругу, и нам предстоит потрудиться, чтобы выправить ситуацию. Нам предстоит возродить Традицию. И ты, Патриция, тот самый человек, которому по плечу это сделать.
Мамаша Даша положила ладонь на руку девушки, вздохнула. Теперь старуха окончательно поняла, что имел в виду Кирилл, говоря, что у него еще нет Петры. Всего несколько дней назад они были чужими. Жили рядом. Ели вместе. Но оставались на расстоянии. Теперь же девушка верила. Кириллу верила. В Кирилла верила. Стояла рядом с ним.
Грязнов поставил на карту все, рискнул всеми жизнями, за которые отвечал, рискнул – и выиграл.
– Я не слышу никаких голосов, – угрюмо произнесла Пэт. – Я не чувствую никакой сверхъестественной силы.
– Ничего удивительного, Патриция, – тихо ответила гадалка. – Ведь наши боги мертвы. – И после короткой паузы добавила: – В этом мире им не возродиться.
– Будем говорить только о том, о чем можно? – хмуро поинтересовался Илья.
– Нет, – усмехнулся Корнелиус. – Будем говорить обо всем.
– Нас слушают.
Ежов вздохнул,
– Видишь?
В глазах молодого человека затеплилась надежда. Если не слушают – значит, все не так плохо. Значит, есть шанс, что Корнелиус поможет.
– Я – храмовник, – напомнил Ежов. – А Мертвый не ссорится с Мутабор.
– Ты меня вытащишь?
Корнелиус помрачнел:
– Не сразу.
Дементьев похолодел.
За несколько дней в «Пирамидоме», пообщавшись с дознавателями и общественным защитником, Илья понял, что Ежов – его единственная надежда. Только с помощью связей храмовника, а также связей Грязнова – «из-за которого, черт бы его побрал, я здесь оказался!» – можно выйти на свободу. И вот такой удар.
– Помоги мне, Корнелиус! – Дементьев был близок к истерике. – Помоги!!
– Мертвый закусил удила, – сочувственно произнес Ежов. – Его крепко прижали. После бунта на СБА повесили всех собак, и теперь безы зверствуют. Всем, кого берут, дают дикие сроки. Деньги, связи – все пошло к черту. Политика, Илья, хренова политика.
– Корнелиус, я… Вытащи меня!
– Я встречался с Кириллом, – сообщил храмовник. – Он чувствует свою вину и готов помочь. Но не сейчас.
– Я хочу на свободу!
– Ты можешь успокоиться?! Я не могу говорить с орущим сопляком! Взгляни на происходящее трезво!
Дементьев всхлипнул, вытер глаза рукавом.
– Извини.
– Ничего страшного. – Ежов помолчал. – Я тебя понимаю.
– Неужели?
– Сам когда-то… ладно, сейчас не об этом… – Корнелиус чуть подался вперед: – Короче. Тебе придется посидеть месяцев шесть-девять. Максимум – год. Потом мы тебя вытащим. Или договоримся с безами, или как-нибудь еще.
– Как это – «еще»?
– Сейчас ты должен подумать вот о чем… – Ежов сделал вид, что не услышал вопроса. – Если останешься в тюрьме «Пирамидома», тебя посадят к участникам бунта, а среди них полно уголовников, смекаешь?
– Не хочу, – затряс головой Илья.
– А если выберешь Африку, мы сможем устроить тебя к машинистам.
«Африка!» Кошмарный сон любого ломщика.
Но Дементьев не колебался ни секунды:
– Согласен!
– Увы, друзья, «План А» провалился, – произнес Холодов, медленно переводя взгляд со Старовича на Кауфмана. – Нам не удалось сохранить проект в тайне…
– Удалось, – буркнул Мертвый. – Слухи есть слухи, а фактами никто не располагает. Мы можем…
Президент «Науком» учительским жестом поднял вверх указательный палец, и Кауфман замолчал.
– Мы привлекли к себе ненужное внимание, – спокойно продолжил Холодов. – Да к тому же рассорились едва ли не со всеми потенциальными союзниками.
– Если у человека исчезли враги – значит, он умер!
– Макс! Хватит шутить! – не выдержал Старович. – У нас трудности!
– Временные неурядицы!
– Временными неурядицами можно было назвать проблемы с Фадеевым, – отрезал президент «Науком». – Сейчас же против нас спланировали атаку по всем фронтам разом, и отбились мы с большим трудом.