Поворот не туда
Шрифт:
Если бы я мог прямо сейчас взять с собой Макса и улететь с ним на другую планету, где никто бы не смог нас достать… Если бы. Ненавижу, когда что-то не получается. Вздыхаю и сую руки в карманы. Холодно. Подбегает Люси и трётся об мои ноги своей шерстью. Толкаю её в живот ногой, и та с громким мяуканьем убегает. Глупое существо. Очень глупое.
— Здравствуй, — тёплые руки Макса гуляют по моей коже, задевают нос, поправляют чёлку и ложатся в итоге на талию. Наверное, смотрится и выглядит до противного ванильно, но в такие моменты мне было плевать, что и как выглядит, ведь Макс со мной, а я с ним.
— Пошли
Всю дорогу мы идём молча, я вглядываюсь в его тёмно-коричневые берцы и подмечаю, что ботинки испачканы чем-то.
— На болоте был? — вдруг говорю, из-за чего Макс останавливается и поворачивается.
— С чего ты взял?
— У тебя ботинки грязные, — смотрю вниз, а затем на друга. Тот отрицательно мотает головой и идёт вперёд, подходит к заброшенному зданию, забирается в окно и протягивает мне руку.
Внутри как всегда холоднее, чем на улице, поэтому при дыхании изо рта идёт пар. Тёмные коридоры идут один за одним, повороты мельтешат перед глазами и, спустя несколько минут, привычная светлая комната уже перед нами: бетонные стены, такой же пол, железный стол в углу, по которому Макс всегда проводил ногтями, создавая неприятные звуки, от которых ему было смешно. Меня это бесило. Но я не говорил, потому что это делал Макс.
Он ложится на холодный пол и, взглянув на меня, хлопает ладонью по бетону. Ложусь рядом. В моей руке оказывается скрученная в трубочку бумажка. Первое, что мы делали здесь, когда приходили — баловались травкой.
Лёгкий дымок поднимается вверх и тут же испаряется, а по телу разливается расслабленность одновременно с энергией, и выбирать лишь самому, что вступит в действие с отрывом. Сегодня хотелось спокойствия. Поэтому я, раскинув руки, закрыл глаза и начал представлять, как убиваю соседскую кошку. Руки едва заметно начали дрожать, по спине пробежались мурашки, оставив за собой неприятный холодок. Секунда и чувствую что-то горячее, накрывающее мои губы.
Не думаю. Не анализирую. Просто поддаюсь, медленно открываю рот. Внезапно становится так смешно, что от желания засмеяться становится неловко. Глотаю ртом воздух и издаю непонятные звуки, будто задыхаюсь. Макс усмехается мне в губы и, отстранившись, мы оба начинаем смеяться.
Мы привыкли к необдуманным поступкам настолько, что это кажется слишком правильным и действительно нужным. Это был первый поцелуй с Максом. В голове прокручиваются совершенно отчуждённые мысли, так неимоверно легко и бодро становится буквально за несколько секунд. Встаю. Наверняка глупо улыбаюсь и снова странно дышу, подобно вытащенной из воды рыбе, начинаю слегка пошатываться, двигать руками из стороны в сторону, изображая танец. Не уверен, что танцую сейчас лучше наркоманов в подворотне.
Макс затягивается и начинает, хохоча, наблюдать за моими рваными движениями.
Глупо думать, что у нас что-то выйдет. Но так надоело продумывать каждое действие, что просто хочется жить дальше, надеясь, что всё само образуется. Закрываю глаза и падаю прямо на Макса, взвывшего и закричавшего матерные слова. Из носа льёт кровь.
Возвращаясь домой уже в глубокую ночь, натыкаюсь на что-то мягкое и падаю на землю, споткнувшись. Чертыхнувшись,
Кошка что-то хрипит, ёрзает в моих руках секунд пять, а потом, тихо и хрипло выдохнув, падает окончательно на траву, оставшись теперь всего лишь жалким трупом, который, скорее всего, окажется съеден жуками и червями и загниёт на этом самом месте. Мне сталось как-то привычно убивать мешавших мне животных, но людей убивать пока что не приходилось.
В будущем я обязательно хотел попробовать что-то новое. Уверен, что вонзать остриё в настоящее и более крупное тело намного приятнее и спокойнее. Я нередко задумывался о том, зачем так поступаю. Но всегда находил ответ: так легче. Мне всегда казалось и чувствовалось, что с очередным убийством дышится намного легче и свободнее.
В остальные же дни, похожие друг на друга, я ясно ощущал, что мои лёгкие наполнены какой-то кислотой, постоянно разъедающей мои внутренности. Лезвие дарило мне однозначную свободу и долгожданное дыхание. Эти тихие всхлипы существ, их дрыганье, хрипы, — всё это было способно зажечь во мне что-то непонятное. Но это «что-то» я очень и очень любил.
Это стало зависимостью. С каждым днём желание убивать становилось всё сильнее, пока я не дошёл до того, что каждую ночь «охотился» на маленьких брошенных котов и собак. В момент убийства я очень часто чувствовал себя героем. Они бы и так сдохли от жизни в вечном голоде и холоде. Да и тем более, убивал я не всегда жестоко. Часто это просто был обычный удар куда-то в область сердца или живота.
Иногда, конечно, очень хотелось сделать что-то изощрённое и я долго, буквально часами, сидя где-то за заброшенными домами, мучил животных, наслаждаясь их жалобным и отчаянным воем.
Я спокойно кладу кровавый нож в карман, пинаю мёртвое тело и иду дальше, глухо мяукнув подобно кошке, подражая её насмешке. Больше она насмехаться не посмеет. А если найдётся кто-то другой, кто посмеет посмеяться надо мной или перейти дорогу, я с такой же лёгкостью воткну нож в его тело. Ветерок приятно проходился по волосам, даря лёгкую прохладу. Небо показывало с каждой секундой новые звёзды, на которые мне в последнее время полюбилось смотреть часами, угадывая созвездия.
Я улыбался.
***
Таксист постоянно смотрел на нас в зеркало заднего вида, ехал чересчур быстро и постоянно крутил регулировочную кнопку громкости. Противная и заезженная клубная музыка сейчас до одури мешала думать и погружаться во что-то своё. Рука Нэйта легла на мою талию и сразу перехотелось дышать, видеть, слышать… Захотелось отдать все чувства, лишь бы просто ощущать его руку рядом, — где угодно. Его холодные пальцы сплетаются с моими в замок. За окном дует ветер, деревья шатаются, но его руки дарят такое тепло, что, кажется, я смогу сжечь все эти деревья к чертям одним прикосновением.