«Поворот все вдруг!». Укрощение Цусимы
Шрифт:
– Что за ерунда, вашбродь? – Егор обернулся к шедшему рядом инженеру. – Какая война?
– Японцы галдят, что на днях начнется война, – усмехаясь и подкручивая ус, отвечал инженер-механик. – Весь город только о войне и судачит.
Когда возвращались ближе к вечеру со склада на броненосец, наблюдали презабавнейшую картину: на рейде стоял японский пароход. На него организованно грузились японские подданные. Будто институтки, шли по трапу парами японские девицы-мусмэ из артурского публичного дома.
– Братцы, как же мы теперь? – раздался веселый возглас из сгрудившейся у причала толпы солдат. Стрелки пришли поглазеть на происходящее. Тут же какой-то острослов из числа нижних чинов громко объяснил товарищу,
– Вот я вам, похабники! – пробирался к кому-то, грозя кулачищем, здоровенный фельдфебель в черном мундире с угловыми нашивками сверхсрочника.
Шолов непроизвольно хохотнул себе под нос и, перевалив поклажу на другое плечо, стал спускаться вслед за инженером на пирс. Там их уже ожидала шлюпка с «Наварина».
Еще день прошел в повседневных заботах: броненосец мыли, драили, подкрашивали, начищали до блеска все медные детали. Намаялись так, что после отбоя все свободные матросы повалились спать, как говорится, без задних ног…
А в ночь на 27 января 1904 года спавший сном младенца Шолов подлетел на своем рундуке вместе с нехитрыми матросскими пожитками. Егора швырнуло вниз, откуда-то из недр корабля послышался сильный треск. Мгновение спустя по броненосцу как будто пробежала мелкая дрожь, а затем раздался оглушительный взрыв. Шолова подкинуло и крепко приложило затылком о линолеум палубы. Пока все вскакивали на ноги, на рейде остервенело загрохотали орудия. Сунув ноги в сапоги и накинув бушлат прямо на тельняшку, Егор выскочил в жилую палубу и, прибежав к трапу одним из первых, стал карабкаться наверх. На рейде творилось невообразимое: в темноте бешено метались лучи прожекторов, выхватывая неясные силуэты кораблей. Взахлеб палила противоминная артиллерия, по-видимому, наугад. Куда-то в сторону моря лупили береговые батареи. Вскоре к ним присоединились орудия крупных калибров с кораблей эскадры. Разбрызгивая снопы огня, с воем прочерчивали пространство рейда вылетавшие из башен главных калибров броненосцев тяжелые «чемоданы», пропадая в непроглядной морской пелене. Громче всего остального шандарахнула по ушам носовая двенадцатидюймовка «Наварина». Броненосец закачался на якоре, а весь бак тут же заволокло белесыми клубами дыма.
«Чертов дымный порох», – мелькнуло в голове у Шолова.
К тому же «Наварин» стал вдруг резко оседать на нос.
– Подбили! Подбили! Тонем! – истошно заорал босоногий молодой матросик, выскочивший на палубу в одном исподнем.
На матросика коршуном налетел невесть откуда взявшийся боцман и с размаху так заехал ему по лицу, что беднягу буквально впечатало в стенку.
– Я те поору, – глухо процедил сквозь зубы боцман, оттаскивая за шиворот обмякшую фигурку в нательном белье обратно к люку в жилую палубу.
В свете мазнувшего по «Наварину» луча чужого прожектора Егор Шолов заметил, что верхняя палуба броненосца кишит полуодетыми людьми. Среди них протяжной трелью заливались боцманские дудки. Кое-кого унтер-офицеры приводили в чувство, лупцуя цепочками и линьками. С мостика в рупор раздалось повелительное: «По местам стоять!» Вскоре по трапам уже упорядоченно затопали в разных направлениях матросские сапоги. Постепенно плясавшие во всей округе лучи судовых прожекторов устремились в небо. Это означало прекратить стрельбу. Еще некоторое время ушло на то, чтобы остановить на кораблях особо увлекшихся комендоров. Беспорядочная канонада наконец прекратилась. На «Наварине» развели пары и дали малый ход. Зарываясь носом, броненосец медленно пополз на внутренний рейд и, развернувшись, приткнулся к отмели. В низах закипела работа – выясняли полученные повреждения и пытались их устранить. На верхней палубе остаток ночи все провели в напряженном ожидании. Прислуга у орудий противоминной артиллерии сменялась до рассвета каждые полчаса…
К
– Н-да, хорош почин, – хмуро переговаривались матросы на «Наварине», обедая повахтенно.
– Ползли-ползли на нашем старичке через три океана, чтобы здесь мордой в песок уткнуться.
– «Олег» вон не полз – бежал. А теперь плавает с разорванным бортом, как дерьмо в прорубе. И братишек сегодня с него рядами выносили. Потравились от взрыва, упокой Господи…
– Новый крейсер, твою мать! – не выдержал кто-то, звезданув кулаком по подвесному столику.
– Тихо ты, бес – суп всем расплескал. Добавки не дадут, – загудели товарищи на буяна.
– И «Сисоя» подбили. Осел на корму по самую башню главного калибра…
– А еще «Ослябя», – напомнили осторожно.
– Ох, молчите, братцы, и так тошно…
Обед прервала повелительная трель боцманских дудок. Спешно допив прямо из мисок суп (не пропадать же добру, даже если и война теперь!), матросы разбежались занимать места согласно боевому расписанию. Баки с кашей так и остались неразобранными. В виду Порт-Артура показались многочисленные дымы. Главные силы японского флота пришли проверить результаты ночной работы своих миноносцев…
Японскую вылазку после такой суматошной ночи отразили на удивление бодро. Ожидавший, вероятно, большего, чем оно было на самом деле, расстройства в русских рядах, адмирал Того подошел к Артуру чересчур близко. При дневном свете береговые батареи Электрического утеса накрыли японскую эскадру со второго же залпа. Броненосец «Петропавловск», на котором держал свой флаг командующий эскадрой Тихого океана адмирал Старк, запестрел многочисленными сигналами. Стоявшие под парами неповрежденные русские корабли начали разворачиваться на внешнем рейде. Густо дымя трубами, строились в кильватер своему флагману броненосцы «Севастополь», «Полтава», «Николай I». За ними, несмотря на артиллерийский обстрел с моря, заспешили маленькие броненосцы береговой обороны, крейсера. Русская эскадра изготавливалась для боя. Перестрелка на доходившей до тридцати кабельтовых дистанции продолжалась чуть более получаса, причем были отмечены попадания с обеих сторон. Задрав носовые орудия главного калибра до максимального угла возвышения, помогал своим собратьям отражать неприятельскую атаку и «Наварин».
– Прекратить стрельбу! – орали в переговорные трубы из нижних отделений броненосца в боевую рубку. – Качка, слышите, качка – все наши пластыри с пробоины посрывало к чертовой бабушке. Вода поступает!
Вместо ответа – еще один залп главным калибром в сторону японцев.
– Прекратить стрельбу! – неслось по трубам снизу. – Слышите, пре-кра-тить!!!
От новых выстрелов «Наварин» опять содрогнулся всем корпусом, тяжело покачнувшись на отмели. Весь бак заволокло белыми клубами дыма – результат применения устаревшего дымного пороха. Но лишь только дым рассеивался, носовая башня делала очередной залп.
– На дальномере, не давать им расстояние! – кричал с верхнего мостика старший артиллерийский офицер. – Утопят нас, аспиды. Собственной стрельбой доконают…
Фразу старшего артиллериста оборвал новый залп. Слетев по поручням трапа вниз, застучал сапогами по палубе посыльный. Однако, прежде чем он достиг развоевавшейся башни, «Наварин» в который уже раз здорово встряхнуло. По ушам хлестанул резкий звук, а в сторону моря с воем пошли два очередных «чемодана».
– Гляди, гляди, попали, – радостно схватил Шолова за рукав наблюдавший вместе со всеми за стрельбой своего броненосца матрос.