Повседневная жизнь англичан в эпоху Шекспира
Шрифт:
Так что диеты, среди которых были не менее эксцентричные, чем современные, играли очень важную роль в медицине того времени и были связаны с темпераментом и качествами человека. Даже продолжительность сна зависела от типа темперамента. Сангвиникам и холерикам было достаточно всего семи часов, а для флегматика требовалось не менее девяти часов сна. Что касается меланхоликов, то им было позволено спать столько, сколько они хотели. Прерывистый сон считался одновременно симптомом и причиной меланхолии, приводящей к «сухости ума, безумию, маразму, а также к сухости тела, худобе и неприятному для глаз внешнему виду»(68).
Вообще считалось, что здоровый человек, в независимости от типа его темперамента, не должен спать в течение дня, но если
Для тех, кто из-за болезни был прикован к постели, существовало несколько правил. Во-первых, пациенту предписывалось составить завещание и исполнить ритуальные процедуры. Подобный пессимизм, несомненно, был основан на обширном опыте. Желательно, чтобы сиделки были «старательными, а не неряшливыми и ленивыми»(69). В комнате должен быть приятный запах — тяжелый воздух способствует болезни. Больного не следует донимать разговорами — особенно женской болтовней — и необходимо строго соблюдать предписания лекарей, которых приглашали, чтобы оказать помощь как телу, так и душе. Последним наставлением, когда смерть была уже на пороге, было указание «говорить только о благочестивых вещах»(70).
Среди тех, кто был у постели лорда Берли, когда приблизилось время его смерти, была и королева. Та, что так часто вводила его в отчаяние, приходила теперь каждый день, чтобы собственноручно покормить своего старого министра. К своему «верному уму», как она его называла, Елизавета испытывала глубокую и сильную любовь, и его смерть стала для нее тяжелой утратой. Впоследствии она была не в силах сдержать слезы, когда слышала его имя. В год смерти лорда Берли, 1598-й, в Англии был напечатан первый трактат по тропической медицине. Он назывался «Лечение больных в удаленных регионах; предупреждение смертельных случаев среди английской нации в чужеземных походах»("71").
На протяжении всего царствования Елизаветы медицина, и особенно хирургия, постоянно развивались. Это развитие было обусловлено двумя великими импульсами Возрождения — искусством и приключениями. Искусство благодаря Леонардо да Винчи открыло анатомию, и Андреас Везалий, обучавшийся в Падуе, чья выдающаяся работа по анатомии «О строении человеческого тела» появилась в 1543 году, мог бы считаться научным последователем Леонардо. Но именно французский доктор Амбруаз Паре первым осознал всю важность этих новых знаний и применил их в хирургии.
Паре, «величайший хирург Возрождения и один из выдающихся хирургов всех времен», положил конец страшным мучениям больных, которым приходилось терпеть боль от прижигания раскаленным железом после ампутации, с помощью изобретенной им простой перевязки. Он придумал протезы и испробовал их на солдатах. Он открыл, что огнестрельные раны сами по себе не ядовиты, как повсеместно считали, следовательно, их не нужно лечить кипящим маслом, как это тогда широко практиковалось; боль же лучше всего унимать целебными мазями и бальзамами. Он также отстаивал необходимость в исключительных случаях переворачивать младенца в утробе матери перед принятием родов.
В Англии Томас Гейл, известный хирург, написал книгу о лечении огнестрельных ран, такую же работу написал и Уильям Клауз, а Джон Вудвол, тоже хирург, занимался проблемой ампутации. И хотя Уильям Харвей начал свою практику в 1602 году, его выдающаяся работа о циркуляции крови, совершившая переворот в медицине, была опубликована только через 25 лет после смерти Елизаветы. Война, как в то время, так и сейчас, способствовала развитию медицины и хирургии.
Что касается приключений, то дух авантюризма привел к открытию новых стран и к увеличению объема торговли. Это, в свою очередь, привело к появлению в Англии и Европе новых снадобий. Испанцы вместе с сокровищами инков привезли с собой особенно опасный вид сифилиса, которым заразились от жителей Перу. Но они также привезли и ипекакуану, или рвотный корень, и хинин, хотя целебные свойства последнего стали известны только в XVII веке. Сэр Джон Хоукинс, похищавший негров с Гвианы и насильно переправлявший их в испанские поселения в Вест-Индию, вернувшись обратно, привез табак, который сначала использовали как фумигант и, — что еще более важно в век, когда отсутствовали анестезирующие средства, — как наркотик. Хирурги пропитывали его вином и давали больным, которым предстояло «отрезать, отпилить, выжечь или удалить конечность». Это было крайне опасно, поскольку если обращаться с ним неосторожно, он мог вызвать «мертвый сон и сделать тело бесчувственным».
В то же время распространение даже этих медицинских знаний шло медленно и вначале не выходило за пределы Италии и Франции. Англичане, будучи ярыми националистами и индивидуалистами, с подозрением относились как к континентальной политике, так и к снадобьям.
Возможно, что иностранные средства хороши, но, по мнению Тимоти Брайта("72"), английские были лучше, поэтому с националистическим рвением он выпустил книгу под названием «Трактат, в котором утверждается достаточность английских снадобий для лечения всех болезней, излечиваемых с помощью лекарств». Именно Брайт, еще до Бартона, написал «Трактат о меланхолии».
Однако болезнь не имеет национального характера и не признает границ. И хотя королева избежала отравления от рук чужеземцев, — а по ее словам, адресованным французскому послу, было предпринято семнадцать таких попыток, — ей не удалось избежать оспы. Впрочем, как и многим ее подданным.
Для того чтобы у тех, кому посчастливилось пережить эту напасть, не оставались ужасные шрамы, окна комнаты, где лежал больной оспой, завешивали красной тканью. Эту традицию соблюдали со времен Эдуарда I ("73") . Во дворце королевы на окна вешали ткань прекрасного качества и насыщенного цвета, а в коттеджах обходились красной тряпкой. Только в XX веке было доказано, что такое лечение действительно было эффективным. В работе доктора Нильса Финсена из Копенгагена утверждается, что рубцы были следствием актинических лучей солнца. При условии фильтрации солнечного света их можно было избежать. И самое удивительное, что красное стекло, слюда и бумага — или даже, вероятно, ткань красного цвета — способны отфильтровывать эти лучи.
К счастью для врачей — если уж не для их пациентов, — число видов новых трав и растений намного возросло за этот период во многом благодаря тому, что в моду вошла новая теория: «Учение о характерных признаках». Ее автором был Теофраст Бомбаст, швейцарский немец, более известный под именем Парацельс. Он умер еще до начала правления Елизаветы, но у его теории было много ревностных сторонников и во время ее пребывания на троне. Парацельс считал, что каждое растение было «предписано», — это значит, что посредством цвета, формы, запаха или места распространения оно связано с определенной болезнью, а потому может от нее излечивать. Например, если больного мучают боли в груди, его следует лечить при помощи медуницы — lungwort[87], поскольку ее листья по форме напоминают легкие. Слово wort[88], присоединенное к растению или траве еще со времен англосаксов, означало, что это растение обладает лечебными свойствами.
Список предписаний может показаться нам бесконечным, но елизаветинцы явно видели в растениях знаки — и планеты — там, где мы бы этого сделать не смогли. Теория Парацельса стала очень популярна и была подхвачена врачами, сторонниками магии и многими умными людьми.
Парацельс умер от пьянства или был убит ревнивыми конкурентами — это случилось, когда Елизавете было всего восемь. Однако его идеи намного пережили его самого и, возможно, нанесли вред тысячам людей, поскольку их широко практиковали врачи, аптекари, травники и астрологи, которых также считали лекарями, потому что звезды влияли на болезни, а планеты были связаны с различными целебными металлами.