Повседневная жизнь Аравии Счастливой времен царицы Савской. VIII век до н.э. - I век н.э.
Шрифт:
Некоторые крестьяне отдают предпочтение пчеловодству. Мед как всегда был, так и остается поныне, высоко ценимым продуктом. Во многих долинах Хадрамаута неглубокие углубления между скалами дают приют ульям, сооруженным из дерева и глины. В Йасуфе же (в вади Джирдан к югу от Шабвы) в подобного рода впадинах можно обнаружить не только кое-как прикрепленные улья, но и их изображение, выполненное по камню белой краской и подведенное темно-красной чертой. К тому же изображаемый на скале улей с характерной для него здесь башенкой, увенчанной зубчиками, помещается в самое средоточие каких-то черных точек… Приглядевшись, зритель догадывается: да это же пчелы! Художники, каждый на свой вкус, разнообразят картину: один пишет под нарисованным какие-то имена собственные, другой находит для дела полезным добавить еще слово «мед» («за'бас»), третий воспроизводит на камне столь любимых им верблюдов, четвертый предпочитает рисовать
В Хадрамауте нынешние потомки древних пчеловодов под ульи приспосабливают небольшие скальные пещеры, причем используют их в двух различных, но связанных между собой целях: в сравнительно низких и легко доступных пещерах хранятся запасы меда, сами же ульи расположены наверху. В той ясе местности ульи иногда устраиваются в выдолбленных древесных стволах, иногда — в длинных деревянных ящиках. В южноаравийскую эпоху пчеловодство было выгодным промыслом, о чем свидетельствует и Страбон («плодородная страна с множеством ульев»), и Плиний («сабейцы… производят мед и воск»).
Дать обзор развития античного земледелия нелегко. Древнейшей формой земельной собственности была, по-видимому, собственность коллективная: городские и сельские общины владели землей, скорее всего, именно в этой форме. В одном и том же наделе чередовались земли, отведенные под пальмовые рощи, с теми, что отдавались под зерновые. Ряд царских указов в период между IV и II веками до н. э. позволяет проследить тенденцию к постепенному сужению общинной собственности на землю и к расширению прав индивидуальных держателей земельных наделов. Указы, более того, открывают путь и к индивидуальному пользованию пастбищами, хотя община продолжает распределять участки под выпас скота и сохраняет общий контроль над ними. На пороге нашей эры частная земельная собственность, как нам представляется, уже преобладает, при этом правовое различение между возделываемыми землями и пастбищами проводится очень четко. Эти изменения в правовой области отражают глубинную социальную трансформацию {19}.
Даже грубо приблизительная оценка урожайности, а также доходности различных отраслей сельского хозяйства выходит за пределы возможного. Остается неизвестным и то, внедрялись ли в изучаемый нами период какие-либо новые сельскохозяйственные культуры (культивировалось ли когда-либо в Йемене в сколь-либо широком масштабе, скажем, оливковое дерево? {20}) и доходили ли до региона какого-либо рода усовершенствования и изобретения в области агротехники. Система орошения посредством сооружения подземных галерей для сбора и вывода на поверхность грунтовых вод была введена в действие до нашей эры, но более точная датировка остается гадательной {21}: часто называют V век, но достаточных оснований у такого мнения нет.
Скотоводство
Скотоводство занимает видное место в сельском хозяйстве. Крестьяне дарят божествам фигурки своих домашних животных и просят доброго здравия для их оригиналов. Чтобы составить список и приблизительно оценить количество домашних животных, следует, как это ни странно, обратиться к повествованиям о войнах Кариб'иля Ватара в VII веке до н. э. Они упоминают большое число захваченных верблюдов и другого скота: 150 тысяч было отогнано у племен к северу от Джауфа, 200 тысяч, включая крупный рогатый скот, ослов и мелкий рогатый скот, — у племен в районе Наджрана. Вообще, мелкий рогатый скот представлен весьма широко в рассказах о войне и прочих грабежах, что и позволяет судить о его высокой значимости. Раскопки в Райбуне (Хадрамаут) показывают, что выращивание мелкого рогатого скота занимало центральное место в экономике района.
Скот, скотоводство часто фигурируют в написанных на нервюрах пальмовых листьев договорах о сдаче внаем. В одном из них говорится: три члена клана Ран'ан сдают внаем три взрослые овцы сроком на один год женщине по имени Бара'; Бара' обязывается ухаживать за животными, а их приплод и их шерсть будут по истечении срока договора поделены между двумя сторонами. Контракт уточняет, что семейство Ган'ан берет на себя риск, связанный с непредсказуемыми обстоятельствами — такими, как болезнь, засуха или бесплодие. Бара' должна будет следить за тем, чтобы овцы не причинили какого-либо ущерба (соседям?) и не были бы сожраны (дикими зверями?); в случае возникновения в связи с ними судебной тяжбы она должна выступать ответчицей. По завершении года взявшая на себя заботу об овцах станет их полной собственницей; что же касается произошедшего от них потомства, то оно будет и в дальнейшем делиться по раз принятой пропорции {22}. Этот далеко не единичный текст отражает медленное распространение коммандитных договоров в области скотоводства.
Два животных заслуживают особого упоминания. Прежде всего это, конечно, верблюд, незаменимый в караванной торговле, единственной, кто в состоянии преодолевать огромные пустынные пространства со скоростью 300 километров в день. Верблюд наиболее из всех животных представлен в статуэтках из обожженной глины, из камня или из бронзы. Только он один упоминается прямо в посвящениях, только он один имеет многоцелевое назначение.
Лошадь появляется в Южной Аравии гораздо позднее верблюда — никак не ранее второй половины I века н. э. Надписи свидетельствуют о ее медленном распространении: четыре, пять, а потом с десяток лошадей задействованы в боях. Они будут насчитываться десятками в III веке н. э. и — сотнями в войнах IV века.
Экономика сельской местности
Сельская местность лучше всего изучена, с точки зрения экономики, в Катабане — благодаря своду землепользования, начертанному на юго-западных воротах Тамны и на утесах среди полей.
В вади Байхан землевладельцы неправомерно расширили обрабатываемые зоны, осваивая пустыри, принадлежащие общине и царскому домену. Указ, изданный царем Йада'абом Зубьяном в III веке до н. э., предписывает прекращение строительства ирригационных сооружений, запрещает возделывание некоторых участков, рытье колодцев и т. д. Другой эдикт сужает права на проведение ирригационных работ, ограничивает использование пастбищ на некоторых землях, принадлежащих одновременно Царю и общине. Утесы, на которых эти тексты высечены, служат на местности вехами упомянутых земель, расположенных на самом краю вади {23}. Другой указ решает проблему с пальмовой рощей: ей не хватает воды, а чтобы водоснабжение улучшить, требуется проложить каналы по землям другого племени. Во всех случаях землепользование регламентируется царями и племенными собраниями. Так, по крайней мере, дело представляется исследователю.
Наконец, некоторые катабаниты владеют землями, расположенными в Дасине; чтобы до них добраться, требуется несколько дней пути. Некий фермер, Кахад, эксплуатирует находящийся в Дасине надел, взимая арендную плату в различных формах натуральной и денежной ренты {24}. Две надписи уточняют задним числом заключенные ранее соглашения и предусматривают создание ассоциации катабанийских землевладельцев в Дасне, которое выберет доверенное лицо («амина») по сбору всех видов ренты. Этот эталон будущих соглашений помещен под изображением божества, выступающего в роли патрона как землевладельцев, так и их арендаторов. В один из текстов включено царское соизволение на установление (разумеется, высеченных на камне) образцов «типового контракта» между землевладельцами и съемщиками в ряде городов, включая и столицу, Тамну. Роль царя — в данном, по крайней мере, случае — сводится всего лишь к регистрации и санкционированию соглашений, заключенных ранее между частными лицами.
В сотне километров к востоку от Тамны в вади Дура' длинная катабанитская надпись сообщает о том, что один человек из племени Касамум освоил для своей семьи и для своих родственников восемь тысяч единиц земельной площади (чему равна такая единица, остается неизвестным). Освоил, наладив на этих землях систему орошения. Перечисляются: колодцы, каналы, низинные пахотные земли, террасы, насаждения. Все это превратило часть долины в IV веке до н. э. в цветущий оазис {25}.
Дошедшие до нас документы не дают возможности хоть как-то оценить тяжесть налогов, лежащих на крестьянстве. Было ли оно раздавлено под их бременем? Исследователь скорее склонен предполагать, что землевладельцы, цари и частные собственники все же находили с земледельцами общий язык. В текстах отсутствуют какие-либо указания, прямые или косвенные, на крестьянские бунты или на избиения крестьянами сборщиков податей и рентных платежей. Тексты на дереве, в частности, создают, напротив, впечатление урегулированности отношений между сторонами, то есть достижение такого социального порядка, при котором возникающие по разным поводам разногласия не успевают разгореться в серьезный конфликт, а своевременно тушатся новыми краткосрочными соглашениями, которые восстанавливают поколебавшееся было равновесие. «Издание» царских указов во многих «экземплярах», «публикация» заключенных новых контрактов в нескольких «копиях», высеченных на скалах, достаточно ярко характеризуют социальный аспект сельской жизни в III–II веках до н. э.