Повседневная жизнь Букингемского дворца при Елизавете II
Шрифт:
Битон провел фотосъемки во время коронации рекордно быстро: «Герцог Эдинбургский сунул свой нос в дверь: «Маргарет, вы должны идти… Вас все ждут…» Маргарет и королева-мать уходят. Затем вошла королева в сопровождении фрейлин, холодная, улыбающаяся, владеющая собой и ситуацией, но усталая… Я предложил ей попозировать в одиночестве на фоне сделанной мной репродукции аббатства. Освещение было не очень хорошим, но у нас не было времени на то, чтобы его улучшить, ведь дорогlb была каждая минута. Я безостановочно щелкал аппаратом, делая кадры как можно быстрее. Но я имел очень туманное представление о том, что от меня требуется: я не понимал, должен ли я делать черно-белые или цветные фотографии, и не знал, сколько у меня в запасе времени. Королева выглядела совсем крошкой среди своих
Но в 1955 году знаменитый фотограф и художник-декоратор (работавший над фильмом «Моя прекрасная леди») начал ощущать усталость от Букингемского дворца: «Трудно найти во дворце хотя бы один-единст-венный уголок, который бы я еще не сфотографировал. Я столько уже нафотографировал, что в каком-то смысле использовал все возможности. Если немного поразмыслить, то помещения могут показаться действительно жуткими, с совершенно вульгарной мебелью и вульгарной обстановкой. Однако мы отправились по нескончаемым коридорам в Галерею живописи, где некий паж весьма преклонного возраста, с анемичным лицом, жутко простуженный, стоял на страже у дверей Музыкального салона. Принц Чарльз и принцесса Анна были заняты: у них был урок танцев (белые туфли и шаль из тонкой шерстяной ткани лежали в коридоре на банкетке). Мы дошли до Бального зала, и мне пришла в голову мысль снять королеву сидящей в одном из двух массивных кресел, стоявших под огромным красным балдахином и так похожих на трон».
19 февраля I960 года Битон фотографировал крестины принца Эндрю: «Невероятная тяжесть дворца буквально расплющивала меня. А ведь надо было как-то составлять композиции, надо было вести переговоры с этим враждебно настроенным, грубым офицером-моряком и при этом выказывать должное почтение королеве… Она была довольно приветлива и любезна, но не проявляла ни малейшего интереса к происходящему… Не сказала мне ни слова, только вежливо улыбнулась, услышав, как я отдаю указания: «Принесите скамеечку», «Принесите осветительные приборы», «Передайте мне цветную пленку!» Принц Филипп с высокомерным видом презрительно посматривал на меня и без устали советовал воспользоваться скамеечкой».
Битон вернулся во дворец три месяца спустя вместе со своим будущим соперником Энтони Армстронгом-Джонсом, чтобы снять свадьбу принцессы Маргарет. «Королева меня чрезвычайно заинтересовала. Она была одета в необычайно романтическое платье, цветом и блеском напоминавшее оперение зимородка. Она была спокойна, меланхолична и очень и очень симпатична, даже когда проявляла свою властность и кончиком королевского пальца указывала, кто куда должен встать, чтобы мы могли сделать групповой снимок. Кто пришел ко мне на помощь, когда я уже совершенно изнемогал, так это королева-мать. Она так добра и так благожелательна! Именно она подала мне идею сфотографировать юных подружек невесты на лоне природы, несмотря на то, что другие проявляли нетерпение. Герцог Эдинбургский приоткрыл дверь: «Мы хотим обедать». Так получилось, что в эту минуту я был как раз у двери. Когда он взглянул на первое попавшееся ему на глаза лицо, а это оказалось мое лицо, он вздрогнул и ответил мне улыбкой на улыбку. Но он принялся всех поторапливать и настаивать, чтобы сеанс поскорее закончился…»
Рождение принца Эдуарда в марте 1964 года было последним событием, которое запечатлел на своих фотографиях Сесил Битон: «Я отправился во дворец, чтобы организовать сеанс фотосъемок Мне вновь предложили Музыкальный салон. Но дело в том, что панели, которыми там отделаны стены, как бы перерезают всю композицию на отдельные части, а сочетание различных оттенков синего бархата с парчой цвета давленой малины вовсе не кажется мне таким уж удачным. Нет, лучше уж проявить смелость и дерзость! Да, надо быть оригинальным! Уберем из кадра дворец, сосредоточим все внимание на королеве и детях… В любом случае так будет лучше… Когда мы уже собирались уезжать, нашим взорам предстала очень живая, естественная сценка, «действующими
В 1968 году королева в последний раз позировала Сесилу Битону, которому она пожаловала дворянство в 1972 году; умер он в 1980-м. Как подчеркнул директор Музея Виктории и Альберта, ни один из других фотографов, снимавших королевскую семью, не обладал сознанием того, что призван запечатлеть ход истории, и не смог облагородить свои «модели» с таким бесподобным изяществом. Его творчество проистекало из искренней преданности и страстной приверженности идее монархизма. Несмотря на то что его несколько нескромное перо слегка «поцарапало» образ королевского семейства в его дневниках, нанеся этому облику булавочные уколы, его работа от этого никогда не страдала. Он никогда не упускал из виду двойственности «объекта», в котором сочеталось воплощение абстрактного принципа и вполне уязвимой человеческой оболочки, а ведь именно эта двойственность и была главной в каждом монархе и принце. Подобно великим придворным художникам прошлого, Битон считал, что его «модели» должны быть символами своей страны. Для него мужчины были красавцами, а женщины — изысканными и очаровательными, и при помощи удачного освещения и его зоркого объектива они таковыми и становились.
«Наследниками» Битона стали лорд Сноудон, лорд Личфилд и Норман Паркинсон. Лорд Сноудон, вероятно, более всех приблизился к Битону.
Энтони Армстронг-Джоунз родился 7 марта 1930 года в Лондоне. Он был вторым ребенком в семье Рональда Армстронга-Джоунса, адвоката, и Энн Мессел; посещал начальную школу в Сэндройде, в Суррее, затем в 1943 году поступил в Итон, где был далеко не самым хорошим учеником. Три года спустя ему предстояло пройти через жесточайшее испытание: он заболел полиомиелитом. Лечение сэра Генри Коэна дало хорошие результаты, болезнь отступила, но Тони вышел из нее с легкой хромотой.
На шестнадцатилетие мать подарила Энтони новейший фотоаппарат, и очень быстро подросток понял, что нашел свой жизненный путь. Даже в Кембридже, где он учился в Джизус-коллежде (в колледже Иисуса), он не мог подавить свою страсть к фотографии и заявил отцу: «Я не хочу изучать то, что меня не интересует… Я знаю, что для вас это будет ударом, но я хочу стать профессиональным фотографом». Он приобщился к искусству портрета вместе с Генри Нейхамом и создал свою собственную студию на Пимлико-роуд, в доме номер 20. Стал специализироваться на фотографировании великосветских свадеб, театральных спектаклей и актеров (театр «Ройял корт» находился на Слоун-сквер, всего в двух шагах).
В 1956 году молодой фотограф с многообещающим будущим сделал серию фотопортретов близких друзей королевы и впервые встретился с членом королевской семьи, будущим герцогом Кентским. Его фотографии понравились, и вскоре пресс-атташе королевы пригласил его в Букингемский дворец, чтобы он снял Чарльза и Анну, бывших еще детьми. После сеанса позирования его даже представили Елизавете, которая сделала комплимент его таланту. Фотографии были опубликованы в журнале «Вог», и Тони Армстронг-Джоунз обрел известность.
Его полная тайн идиллия с Маргарет долгое время оставалась большим секретом для всех. Им удавалось тайком встречаться в доме, снятом Тони в Лондоне, в одном из кварталов Ист-Энда — районе, малопригодном для любовных отношений с принцессой. Ни один из журналистов не обнаружил этого «гнездышка», не раскрыл этой тайны; правда, фотограф, к тому же не относящийся к титулованной знати, вовсе не выглядел претендентом на руку принцессы… Никто ничего не подозревал, даже когда Тони сделал серию портретов к 29-летию принцессы. В декабре 1959 года, вскоре после объявления о втором браке Питера Таунсенда, бывшего возлюбленного принцессы (он собирался жениться на Мари-Люс Жамань), Маргарет и Тони тайно обручились, о чем двор королевы-матери официально объявил 26 февраля, а Букингемский дворец подтвердил эту новость только 16 марта.