Повседневная жизнь Египта во времена Клеопатры
Шрифт:
Нам практически ничего не известно о деятельности местных повстанцев, которые неоднократно угрожали правлению Лагидов в Египте. {56} До нас не дошло ни одной программы, ни одного текста, изобличающего угнетателей и оправдывающего действия восставших. Все, что нам известно об их идеологии, можно вычитать из скромного списка титулов трех представителей египетских царских родов, которые — один за другим — посвятили себя «национальным революциям». Так как эти таинственные фараоны не оставили после себя ни одного иероглифического текста, мы знаем их титулы только по демотическим документам. Первые два — Хургонафор и Шаоннофрис — оба были «возлюбленные Исиды и Амона-Ра, царя богов», что позволяет предположить причастность духовенства из Филе и Фив к захвату власти. Гордо провозглашая себя «сыном Осириса», последний из взбунтовавшихся фараонов — Харсиесис — отстаивал свое право на теологическую законность своей власти, в отличие от греческих царей, которых он рассматривал как безбожников и узурпаторов.
Кроме очевидности этих титулов и некоторых размытых намеков,
Однако существует единственное упоминание, свидетельствующее о сильных недовольствах местного населения, послуживших почвой для восстания. Этот текст, написанный на трех папирусах в римскую эпоху, известен под названием Оракул Гончара. {58} Удивительным образом он был написан на греческом языке, но при этом явно переведен с демотического. Этот текст представлял собой рассказ о пророчестве, касающемся будущего Египта, предсказанном гончаром в эпоху древнего царя по имени Аменхотеп. Этот жанр литературы восходит, по крайней мере, к Среднему Царству. Принцип был прост: человек (или иногда животное), наставляемый божеством, начинает пророчествовать перед фараоном, возвещая одновременно об апокалиптических несчастьях для страны и о приходе спасителя, который положит всему этому конец. Так как авторы подобных текстов всегда намекали на актуальные для них события, служившие главной темой для пророчеств, то достаточно определить эти аллюзии, для того чтобы вывести точную дату подобного текста. В Оракуле Гончараосновная тема — это разрушение и разорение города «на берегу моря», который был заселен иноземцами и назывался «городом носителей поясов (городом солдат?)» или же «строящимся городом». Несложно провести параллели с Александрией, тем более что последний перифраз ( Ktizom'en`e polis) очень хорошо передает египетское значение названия столицы Лагидов — Ракотис(«стройка»). {59} Жители этого проклятого города назывались «тифонами» (то есть «поклоняющиеся Богу Сету», по-гречески этот бог назывался Тифоном), который в Египте той эпохи олицетворял зло.
Эти иноземцы (ясно, что речь идет о греках) разрушат себя сами, так как ненависть и убийства разорят и погубят их семьи (возможно, здесь содержится намек на династические войны II века). Египетские землепашцы будут притеснены, их задушат налогами настолько, что им нечего будет сажать и «они убегут в земли Верхнего Египта». В принципе, именно это и было одной из главных причин разорения деревень Лагидов. Исключительно собственное безбожие «строителей» повлечет за собой смерть хозяев проклятого города. «Переделывая образы богов» (то есть эллинизируя традиционные представления о божествах), «они затмят последних». Это упоминание является достаточно ясным намеком на культ Сараписа, введенный Птолемеем I. «И тогда Агатос Даймон покинет строящийся город (= Ракотис — Александрия) и уйдет в Мемфис, являющийся отцом всех богов». Из этого документа видно, до какой степени Александрия, греки и режим правления Лагидов вызывали ненависть у местного населения. Надежда на реабилитацию власти местной египетской элиты связывалась также со знаком божественного вмешательства. Многие ожидали знамения о будущем спасителе, который восстановит Мемфис как столицу и вернет старый режим. Эти настроения только подогревали надежды египтян.
ГОРОДА И ПРОВИНЦИИ
Благодаря своему привилегированному географическому положению на стыке стран Африки и Средиземноморья, одновременно принадлежа и тем и другим, Египет, таким образом, занимает совершенно особое место в античном мире. Центр стратегических интересов всех стремящихся к мировому господству империй, он всегда становился объектом притязания завоевателей, как только подобные амбиции могли воплотиться. Поэтому трудно определить стечением обстоятельств тот факт, что с VI века египетский народ утрачивает право на управление своей собственной судьбой, которое им уже не будет обретено, не считая быстротечных и редких периодов своей истории, вплоть до середины нашего столетия вместе с исчезновением последних империй, британской и французской, рассматривающих долину Нила в качестве ключа своей гегемонии. Обетованная земля для соседних народов, напряженно работающих на бесплодных землях, то сжигаемых засухой, то одолеваемых бурями, Египет предстает как образ изобилия, безразличного к капризам природы, благодаря регулярным загадочным паводкам, несущим ему жизнь и благоденствие посреди враждебной пустыни. Его фауна — ибисы, обезьяны, львы, как и растительный мир — пальмы и заросли папируса, характерные для африканских краев, и при этом то непреодолимое влечение, которое испытывали к Египту его северные соседи Средиземноморья, — все это вдохновляло на создание множества произведений искусства, в которых авторы предавались мечтам об экзотической стране, примером чему являются нильские пейзажи в знаменитой мозаике Пренеста. {60}
Во времена Клеопатры Египет — это уже древняя страна, чья история насчитывает около трех тысячелетий. Его границы, определившиеся в силу исключительных географических условий, не претерпели никаких изменений со времен постройки пирамид. Эти рубежи не смог преодолеть и современный Египет, а, с точки зрения античного мира, линейность его определившихся к концу прошлого века границ, опоясывающих пустыню подобно параллелям и меридианам, выглядит удивительно. Основное полезное пространство составляют долина и дельта Нила. К нему следует также отнести оазисы западных пустынь, обширные низины, в которых грунтовые воды Сахары выходят на поверхность, иногда даже образовывая в глубине впадин постоянные озера, как, например, в провинции Фаюм, в дельте одного из рукавов Нила. К полезному пространству на востоке страны, где простирается Аравийская пустыня с ее сильно пересеченным рельефом, можно добавить только рудниковые месторождения. Побережье Средиземного моря, окаймляющее дельту на севере, подобно водам Красного моря на востоке, негостеприимно и малоблагоприятно для мореплавателей. На юге граница традиционно проходит в окрестностях Асуана, в том месте, где поднимающиеся от самого моря вверх по реке лодки встречают первое препятствие на своем пути в виде порогов, образующихся водопадом. По другую сторону расположена Нижняя Нубия, территория естественным образом присоединенная к Египту и обозначаемая как Додекасхен, исходя из того расстояния (12 схенов = примерно 120 километрам), на которое она простирается от острова Элефантина. Этот район был отвоеван у нубийского царства Мероэ при правлении Птолемея II. {61} Последний смог также вернуть золотые рудники Вади Аллаки, печально известные своей эксплуатацией рабов и тем самым навеки запятнавшие память о Лагидах. {62}
В III веке Птолемей I и трое его преемников, кроме Египта, владели огромной империей. Она включала как зоны традиционной экспансии фараонов в Палестине и Сирии, так и регионы, куда до сих пор власть фараонов не распространялась: на западе — Киренаику, на севере — Кипр, Крит, Ионийские и Кикладские острова, многочисленные города в Малой Азии и даже далекую Фракию. Точнее говоря, речь шла не о чисто «египетской» империи, а скорее о личных владениях правителя Египта, рассматривавшего каждую из этих территорий в отдельности в соответствии с традициями ее населения, с уважением относясь к автономии греческих островов и обычаям местных общин, как, например, к евреям в Палестине. Династия Лагидов постепенно утратила эти земли в течение последующих двух веков. Это произошло в период между правлениями Птолемея IV и отца Клеопатры, который был вынужден лишь беспомощно наблюдать за завоеванием Римом последнего оплота Птолемеев — Кипра. Довольно быстро Клеопатра вернет часть империи своих предков, {63} но это произойдет уже по доброй воле одного из римских императоров, Марка Антония, распоряжавшегося по своей прихоти завоеванными Римом территориями. Даже если бы все эти области, одна за другой покоряемые и утрачиваемые, позволили бы Лагидам усилить их мощь, единственным оплотом последней всегда бы оставалось бесспорное владычество над странами Нила.
Египет времен Клеопатры представлял собой страну с очень высокой плотностью населения, являясь, без всякого сомнения, самым густонаселенным государством античного мира. Исключительная плодородность его почвы, орошаемой и удобряемой паводками, изобилие и регулярность которых вызывали удивление и восхищение всех древних авторов, позволяла прокормить быстро разрастающееся население. Такая ситуация тем более заслуживала восхищения, что сводилась она только к орошаемым Нилом землям. Плодовитость местных женщин, которая объяснялась поразительной частотой рождения близнецов, была к тому же общеизвестным фактом. Что касается самой численности населения, то мы не обладаем совершенно никакими достоверными средствами для ее подсчета. Конечно, при Лагидах в целях сбора налогов проводились переписи населения, но только один из недавно опубликованных греко-демотических папирусов дает нам представление об одном из трех подразделений Фаюма времен правления Птолемея III. {64} Сделав поправку на опасность обобщения, опираясь на данные только по одному региону, можно тем не менее сделать вывод о вероятной величине народонаселения.
Определяя общее количество подданных, облагаемых соляным налогом — в действительности своего рода подушная подать, составитель папируса, о котором идет речь, включил в перепись 229 года около 11 тысяч жителей, переступивших порог совершеннолетия, мужчин и женщин западного района Фаюма. Если добавить в соответствующей пропорции не включенных в эти списки детей и военных, а также учесть сопоставимые величины по северным и южным регионам, вводя дополнительную поправку для городского населения столицы Арсинои, Фаюм мог бы насчитывать от 50 до 100 тысяч жителей. Таким образом, Фаюм, который, кажется, фигурировал среди самых густонаселенных регионов, в соответствии с занимаемой площадью, по сравнению с остальным Египтом, насчитывал от 20 до 25 тысяч человек. Высказываясь в пользу самых высоких показателей, мы в этом случае получили бы цифру в 2,5 миллиона жителей страны за исключением Александрии.
Диодор Сицилийский, опирающийся в своих расчетах численности населения птолемейского царства 60-х годов на жреческие источники, выдвигает следующие цифры: население Египта в этот период (без сомнения, включая Александрию) могло составлять 3 миллиона человек, {65} что хорошо согласовывалось бы с тем максимумом, который был предложен в локальной переписи населения 229 года. Основываясь на этих расчетах, которые большинство ученых склонны рассматривать как заниженные, в качестве средней плотности населения долины и дельты мы получим примерно 125 жителей на квадратный километр. Подобная величина, превосходящая плотность населения современной Франции, не должна вводить в заблуждение: ее следует, скорее, сравнивать с плотностью современного внепустынного Египта, превосходящей ее в 12–14 раз. С этой точки зрения, а именно занимаемой площади, соотношение между Египтом времен Клеопатры и различными странами средиземноморской Европы, находившимися под господством Римской империи, следует рассматривать как соотношение между современным Египтом и странами Западной Европы, то есть примерно в соотношении десять к одному.