Повседневная жизнь Египта во времена Клеопатры
Шрифт:
Политические, социальные и экономические последствия оказались весьма ощутимы. Власти, без сомнения, надеялись посредством махинаций в системе обложения налогов (сборы рассчитывались по старым эталонам, а платить необходимо было новыми деньгами) вернуть себе серебро, потому что налогоплательщику проще было уплатить серебряными деньгами. На самом же деле серебро очень быстро исчезло из личных сбережений каждого и стоимость бронзовой монеты тут же взлетела по инфляционной спирали, что повлекло за собой повышение цен на все услуги и товары. Весь слой мелких сельских вкладчиков оказался в ту же секунду разоренным, что явилось одной из причин серьезного бунта в Фиваиде пять лет спустя. В последующие сорок лет инфляция заставила правительство дважды повысить курс серебряной и бронзовой монет — в 183 и в 173 годах. Казалось, что Птолемею VI удалось стабилизировать цены путем налаживания хождения серебряной монеты в стране. Однако гражданская война, разгоревшаяся во время правления его наследников, спровоцировала долгий сбой в работе денежной системы и еще раз привела к девальвации медной монеты в 130–128 годах. К этому
Временная стабилизация еще не означала, что внутренняя ситуация существенно улучшилась, а лишь доказывала, что крайняя нехватка денежных средств материально ограничивала новый инфляционный скачок. Однако к концу правления Птолемея XII государство Лагидов испытало жесточайший финансовый кризис, связанный с царскими затратами, направленными на получение римского признания и из-за астрономических сумм, которые царь потратил в ходе собственного утверждения на троне после периода изгнания между 58 и 55 годом. Чтобы избежать банкротства, на этот раз понизили цену серебряной монеты. {118} Проба металла с 53 по 52 год упала с 90 до 33 %. Мы не знаем, достаточно ли было этой денежной операции, ставшей эквивалентом печатания денег, чтобы покрыть царские долги. Но мы знаем точно, что она подорвала денежный кредит птолемеевской династии и снова привела к инфляции, но на этот раз серебряных денег. Чтобы положить конец внутренним беспорядкам, связанным с финансовой нестабильностью, последняя Клеопатра попыталась провести реформу бронзовых монет, введя в обращение денежные единицы по 80 и 40 драхм. Однако ситуация окончательно стабилизировалась только при Октавиане, который просто изъял бронзовые монеты, отчеканенные в 210 году, положив, таким образом, конец 180-летнему финансовому кризису.
Яркая и многолюдная жизнь Александрии, а также еще нескольких греческих и египетских городов была скорее исключением из правил общего ритма страны. Большинство египтян были привязаны к земле. Различные иностранные влияния мало изменили тяжелые условия жизни крестьянского населения, протекавшие по неизменным законам древних сельскохозяйственных традиций, подчиненных годовому циклу разлива вод Нила. Персы внедрили на египетских просторах новую технику орошения земель при помощи осушения грунтовых вод, однако это касалось только отдельных египетских территорий. Греки пытались привить и распространить те культуры, которые были им необходимы и служили ходовым товаром: вино, пшеницу и оливковое масло.
Пшеница была основным продуктом средиземноморской цивилизации. Приход греков на египетскую землю совпал с небольшими изменениями в области сельского хозяйства: пшеница традиционно составляла основу питания египтян и была некоторым сортом полбы, называвшейся «олира» ( Triticum Dicoccumна египетском — boti). Она очень быстро сменилась жестким сортом пшеницы, употребляемым греками. Что касается виноградарства, то здесь наметились небольшие улучшения, привнесенные греками в культуру разведения винограда, практиковавшуюся египтянами еще с самых древних времен. Территориальные особенности существенно ограничивали успешное выращивание оливковых деревьев. В Египте было очень мало плодородной земли и масло получалось низкого качества. Такие неблагоприятные природные условия усугублялись еще и абсолютной незаинтересованностью самих крестьян в выращивании качественного продукта. Это было вызвано не только инертностью местного населения, ведущего хозяйство по установленной традиции уже тысячи лет, но и заботой о сохранении равновесия, приобретенного путем долгого опыта, который греки, переоценивая превосходство своей собственной культуры, совершенно напрасно игнорировали и недооценивали. Когда вскользь в каком-нибудь архивном документе {119} появляется мнение бедняка, то оно обычно сводится к отстаиванию своего права на знание сельского хозяйства к великому несчастью агрономов, назначенных на эту должность царем, высокопоставленными особами или владельцами унаследованных земель. Они не могли поколебать уже существующих традиций местного населения: олиру все равно предпочитали пшенице, пиво на основе переработанного ячменя — вину, а кунжутное масло — маслу оливковому.
Некоторые технические новшества все же прижились на египетской земле, в особенности те из них, которые были связаны с ирригационными работами. В течении II и I веков гидравлический механизм ( сакие) и Архимедов винт быстро внедрялись в районе дельты Нила, вытесняя механизм балансира, придуманный во времена Нового царства и до сих пор иногда применяющийся под названием шадуфа. Более сложные механизмы, которые придумывали александрийские ученые, как, например, откачивающий насос Ктесибия во время правления Птолемея II, {120} вызывали только появление забавных слухов в египетской провинции. С другой стороны, железные земледельческие орудия, выкованные из привезенного в Египет металла (так как в самом Египте металл не добывали), использовались лишь на редких, особенно плодородных землях.
Только с введением новых экономических требований жизнь местного крестьянства стала меняться. Земля никогда не принадлежала людям, возделывающим ее. Единственным законным владельцем оставался фараон, он имел право даровать наделы либо своим фаворитам, либо храмам.
Местный крестьянин не имел особого социального статуса. Самое простое наименование — это «царский земледелец» ( базиликос георгос). Он зависел от деревенского писца ( комограммата), владевшего наделом земли и диктовавшего программу засева участка. {121} Эта программа заранее определялась местной администрацией в соответствии с распоряжениями, поступавшими из столицы, а также в зависимости от ожидаемого уровня поднятия Нила. Необходимые для посева семена и аграрные орудия выдавались в строгом порядке только на время полевых работ, распределение посевных территорий должным образом контролировалось. {122} Понятно, что крестьянин не имел права ни на какую инициативу, а значит, ни за что не отвечал. У него была единственная альтернатива: подчиниться плану или отказаться работать на наделе земли, который ему предоставляли, рискуя оставить голодным себя и свою семью. Если возникала нехватка рабочей силы или же наступали смутные, беспокойные времена, его лишали даже этого последнего выбора и брали на работу в принудительном порядке. В любом случае крестьянин обязан был предоставлять свой урожай на молотьбу, где само государство занималось его дальнейшей обработкой и распределением. Царь брал вперед плату за наем земли в среднем 40 %, а с плодородных земель до 50 %, также он взимал различные налоги и покрывал расходы от выданных на посевы займов, которые совпадали в среднем с 0,10 урожая. В общем, царскому крестьянину доставалась одна треть, в лучшем случае — чуть меньше половины от того, что он производил. На полученную часть работник и его семья кормились до следующего урожая. Вырисовывающаяся картина достаточно абстрактна. Такое управление в организации сельскохозяйственного производства предполагает, что существовали другие способы зарабатывания средств к существованию, которые власть не могла контролировать. Любое принуждение имеет свои границы. Земли могли остаться без крестьян, если давление со стороны власти становилось невыносимым. В 118 году в Керкеозирисе (деревне в Фаюме) группа крестьян отказалась от работы на навязанных им условиях, и земля не возделывалась в течение всей гражданской войны. После неудачных попыток сдать эту землю другим работникам по распоряжению, пришедшему из Александрии, царский писарь вынужден был просить диойкета принять меры по снижению налога на землю, чтобы подтолкнуть крестьян прекратить забастовку и начать посевные работы: было выгоднее сократить царскую арендную плату, чем вообще отказаться от аренды. {123}
Тогда как административные меры теоретически были направлены на облегчение крестьянской участи, сами египтяне были вынуждены сносить все более и более жесткие ограничения. Прежде всего, при выращивании других видов сельскохозяйственных культур деятельность крестьянина полностью контролировалась представителем компании, уполномоченной государством для сбора налогов на эту продукцию. Естественно, выгоды, полученные с урожая, напрямую зависели от его объема. Можно представить, насколько жестоким было давление на крестьян, чтобы повысить сборы. Значительная часть земель не принадлежала царской фамилии. Существовали священные земли, относившиеся к храмам, но работы на них контролировались царскими чиновниками. Были также огромные земельные участки, которые царь мог даровать либо чиновникам за особые заслуги перед государством, либо военным (клерухам) за верную службу. Последние могли использовать свой надел, прибегая к возможной помощи наемных рабочих, но могли доверить его и треть им лицам. Достаточно часто этими людьми оказывались не профессиональные хлебопашцы, а предприниматели, которые, в свою очередь, становились посредниками между клерухами и крестьянами. Такая взаимозависимость выстраивала некое подобие пирамиды по извлечению собственной выгоды: выгода по эксплуатации земель клерухов, выгода военных, которым была дарована земля, выгода откупщиков, выгода царя, которому в конечном счете возвращались доходы с налогов на земли и на сельскохозяйственные культуры.
Положение крестьянина, работающего на земле клеруха, было менее тяжелым, чем того, который работал на царской земле. Работник клеруха избегал в некоторых случаях беззакония чиновников, заботящихся о выполнении производственного плана, так как земля военных не была подчинена такому жесткому контролю, какой наблюдался на царской земле. Здесь выбор посевной культуры был свободнее.
У нас появился уникальный шанс изучить жизнь египетской деревни конца II века. В июле 1900 года в Тебтинисе, на юге Фаюма, один из работников археологической англо-американской экспедиции, раздосадованный, что нашел только мумии крокодилов там, где он надеялся найти саркофаги, разбил одну из них ногой. Оказалось, что засушенный ящер был завернут в уже ранее использованные папирусы как в упаковочную бумагу. Так обнаружились официальные архивы комограммата, то есть деревенского писаря, Менхеса. Интересен тот факт, что богослужения совершались не в Тебтинисе, а в Керкеозирисе, местности до сих пор неопределенного географического расположения. Парадоксальность ситуации состоит в том, что по сей день не найденная деревня является наиболее подробно описанной в документах.