Повседневная жизнь горцев Северного Кавказа в XIX веке
Шрифт:
В этот вечер совершается регистрация брака - «махбар», в которой участвуют доверенный отца (братья, дяди) невесты и жених. Обычно представителем от родственников жены бывает мулла, который от имени отца (а в случае его отсутствия - брата, дяди) дает согласие на вступление в брак дочери (сестры, племянницы). На следующее утро невеста становится молодой хозяйкой дома. Во время свадьбы и церемонии вывода невесты к воде жених отсутствует, часто проводит это время с друзьями в веселье.
Через месяц, а иногда и через 2-3 месяца (а у ингушей - и через год) невестка отправляется домой («децъа яхар») с подарками для своих родителей и родственников в сопровождении близкой родственницы жениха, которая преподносит подарок - приношение родителям. Сопровождающая невестку женщина сразу же возвращается с подаренным ей обычно отрезом или ковром. Дома невестка бывает, как правило, месяц, но может быть и меньше, в зависимости от ее желания. Дома она готовит постельные принадлежности и другое свое приданое, затем возвращается к мужу с подарками для свекрови, свекра, деверя и золовок. Для свекра, как правило, она привозит из дому постель («мотт-гъайба»), а для
А вот как описывал свадебный обряд вайнахов в 1868 году в «Этнографических очерках Аргунского округа» А. П. Ипполитов: «Задумавши сватовство и получивши на это согласие родственников невесты, жених делает уже предложение формальное: выбираются два или три почетных человека, обыкновенно родственники жениха, и едут к отцу девушки. Если он согласен, - ему отдают калым или часть калыма, и дело считается оконченным. На мусульманские калымы европейцы вообще смотрят чрезвычайно ошибочно. Их обыкновенно считают платою, даваемой женихом отцу или родственникам девушки за саму невесту, как за какую-нибудь вещь. Между тем это мнение не верно. Калым есть приданое, даваемое невесте самим же женихом: он составляет обеспечение всей ее будущей жизни и есть исключительно ее собственность. Цифра калыма различна и зависит от богатства народа, равно как и от общественного положения девушки. Между теми племенами горцев, где есть сословные различия, калымы были значительны. У кабардинцев, например, даже в последнее время они доходили до 1500 руб. серебром за дочь князя; за дочь узденя от 100 до 400 руб. Из числа этой суммы половина отдается тотчас же, а другая половина остается обыкновенно замужем. В случае если бы муж дал развод своей жене или умер, она сполна весь калым (накях) и получает. Лет сто тому назад, когда монет в обращении между горцами было весьма мало, калымы выплачивались панцирями, шашками, оружием и холопами, в особенности холопками…
У племен чеченского происхождения, где народ не богат и где сословных классов, так резко счерченных, как, например, в Кабарде, никогда не было, калымы (урдау) не превышали никогда цифры 250 руб. серебром, обыкновенно же были всегда и менее. Меньшая цифра их - 28 руб. за девушку и 14 руб. за вдову. Взять назад свое слово жених имеет право; но, ни невеста, ни ее родственники по получении калыма не имеют уже права отказаться от своего обещания, не нанося этим обиды жениху. Если же девушка, засватанная за одного, выйдет замуж за другого, то это навлекает месть на ее родственников и такое происшествие редко не оканчивается кровью. Засватавши девушку, жених делает подарки ее отцу, деду или дяде - кому-либо из главных и ближайших ее родственников; дарится обыкновенно оружие, лошадь, кусок шелковой материи и прочее. Время свадьбы зависит от согласия обеих сторон и может быть отложено на неопределенный срок… Во все это время жених имеет право свою невесту посещать, стараясь только не встречаться с ее отцом и матерью. За четыре дня до свадьбы невесту везут в дом родственников жениха. Обыкновенно посылают за ней на арбе какую-нибудь старую женщину с бойким и острым языком, и с ней вместе человек 20-30 молодежи, любителей всякого рода скандалов и бурных сцен. Вся эта толпа недалеко от дома невесты встречается криком и бранью мальчишек, камнями и выстрелами; но несмотря на это, отшучиваясь и защищаясь каждый как сумеет, посланные подъезжают к ее дому. У дверей ее комнаты они, обыкновенно, встречают одного из родственников девушки, который при их приближении запирает дверь и требует подарка. Ему дается кинжал - и заветная дверь отворяется. Но там их встречает другое препятствие: вместо цербера мужского пола в комнате невесты ожидает их множество церберов-женщин; это родственницы и подруги невесты, собирающиеся к ней за несколько дней до свадьбы, чтобы заготовлять вместе с ней приданое и свадебные подарки, как то: тесьмы, галун, пистолетные чехлы и прочие недорогие вещицы. Женщины встречают посланных за невестою истинно по-женски - иглами, булавками, ножницами, рвут на них черкески и бешметы, отнимают шапки, так что половина из них выходит из комнаты без рукавов и без одной или обеих пол платья. Когда достаточно пошумели, посланные за невестою угощены, и поезд вместе с нею тронулся в обратный путь, его провожают снова камни мальчишек и ружейные залпы взрослых.
Три дня празднуют свадьбу в доме одного из родственников жениха…
По прошествии пяти-шести дней после свадьбы новобрачная, взявши большую чашку блинов и кувшин, в сопровождении целой толпы женщин с песнями и музыкой отправляется на реку и там бросает, один по одному, несколько блинов в воду, проколовши предварительно каждый из них иглою или булавкой. После этого, зачерпнувши в кувшин воды, она снова провожается обратно домой, С того же времени она становится вполне женщиною-хозяйкой и получает право, наравне с другими женщинами, ходить на реку за водой; до этого же дня она из комнаты не выходит и никому не показывается…»
Любопытное описание свадебных обрядов горского населения Кабардинского округа Терской области оставил этнограф Н. Грабовский. В 1868 году он был приглашен на свадьбу одного из балкарских таубиев - горских князей - с представительницей знатного сословия родственного карачаевского народа.
«Прискакал гонец и объявил, что свадебный поезд находится от аула в 2-3 часах езды, - писал в своем очерке Н. Грабовский.
– Так как в брак вступал таубий и, по принятому обыкновению, невесту его должно было встретить со всевозможным почетом, то привезенное известие подняло в ауле большие хлопоты: молодежь принялась ловить и седлать лошадей, девушки то и дело перебегали из одной сакли в другую, люди солидные отдавали приказания и непривычно суетились, а юное население с криком и гиком спешило карабкаться на плоские крыши сакль и занимать там наиболее удобные места для наблюдений. Через полчаса суета угомонилась и из аула медленно двинулась целая толпа разряженных в шелк и галуны девушек, направляясь к реке, где
Проехав версты три от аула, мы встретили несколько лошадей, навьюченных сундуками с приданым невесты - коврами, тюфяками, подушками и т. п.; караван этот служил авангардом свадебной процессии и извещал о скором приближении ее. И действительно, взъехав на один небольшой гребень, внизу его, на площадке, обнесенной кругом сосновым кустарничком, мы заметили довольно густую кучу людей, садившихся на коней. Через минуту люди эти, затянув оридада (свадебная песня), двинулись в путь по дороге к нам. Заметив нас, некоторые из них начали джигитовать; поравнявшись же с нами, этот маленький отряд остановился, и встретившиеся начали приветствовать друг друга. Оказалось, что люди эти были киедженгеры (то же, что у нас поезжане), ездившие за невестою и составлявшие в дороге конвой ее. Один из них держал в руках длинную хворостину, на верхушке которой развевался тонкий гарусный шарф и малинового цвета шерстяная перчатка. Это импровизированное знамя… служит знаком соединения молодых людей для одной общей цели - защиты вверенной им девушки.
Сзади, саженях в 30 от конвоя, показалась другая небольшая кучка людей… Когда эта кучка поравнялась со мною, я увидел, что в середине ее на лошади сидит женская фигура - невеста, с ног до головы покрытая шалью; помещалась она на широкой подушке, положенной на обыкновенное мужское седло, придерживаемая сзади мужчиною, который правил и лошадью. Этот мужчина бывает обыкновенно или родной брат невесты, или самый ближайший родственник ее; окружающая свита состоит также из родственников…
Переправившись через реку, отряд киедженгеров и присоединившаяся к ним аульная молодежь тотчас же удалились в сторону, чтобы не присутствовать при том, как невеста будет слезать с лошади и садиться в арбу. Я же остался посмотреть на церемонию приема приезжей вышедшими навстречу девушками. Как только поезд приблизился к тому месту, где стояла арба, мужчины, сопровождавшие невесту, слезли с коней, а ожидавшие прибытия ее девушки тотчас же стали в кружок около нее. Один из мужчин достал откуда-то ходули (напоминающие японскую обувь «гета» - Авт.), издали казавшиеся серебряными, на которые стала снятая с лошади невеста. Поддерживаемая с обеих сторон девушками, она дошла до арбы и с несколькими знатными из вышедших к ней навстречу села в этот экипаж; остальные девушки остались вокруг арбы. В таком порядке поезд тронулся с места, а с ними одновременно двинулись вперед и стоявшие в стороне киедженгеры; большая часть из них затянула опять оридада, а некоторые зрители пустились скакать, стреляя в бросаемые по дороге папахи.
За несколько десятков саженей пути до аула поднялась вдруг непонятная для меня тревога… Вся толпа киедженгеров преследовала одного человека… Преследуемый лихо скакал, направляясь к одному из крайних дворов, обнесенному высокою каменною стеною, и в свою очередь тоже громко кричал и махал рукою. В то время как он приближался к воротам означенного двора, несколько человек из аула подбежали туда и, быстро сняв загораживавшие ворота жерди, пропустили во двор переднего всадника, а затем тотчас же снова заложили ворота. Между преследовавшими… поднялся шум с еще большим неистовством. Некоторые из них, успевшие подскакать к воротам, торопились сбросить ненавистные жерди. Эта маленькая задержка дала возможность убегавшему скрыться с глаз. Преследование прекратилось, но толпа не унималась и продолжала страшно кричать… Я встретил там своего хозяина, который не замедлил объяснить мне причину суматохи. Оказалось, что один из аульных стариков, протиснувшись к знаменосцу, сорвал с древка шарф и ускакал. Потерять это импровизированное знамя считается между горцами величайшим позором, способным вызвать серьезную драку и неприятные последствия ее. По мнению солидных людей, молодежь, позволившая каким бы то ни было путем овладеть знаменем, может допустить это и по отношению к невесте. Несмотря, однако ж, на дурные последствия, вызываемые подчас смелым нападением на святыню киедженгеров, нападения эти делаются все-таки почти при каждой свадьбе. Обычай этот остался напоминанием о прошлом горцев, когда, при неприязненных отношениях с соседями, подобные нападения имели нешуточное значение, и обязывает молодежь не дремать даже и при нынешних, «мирных» условиях жизни.
В это время уже близко к аулу приближался торжественный поезд невесты, молодежь приумолкла и соединилась с поездом для того, чтобы сопровождать невесту при вступлении ее в аул и потом в дом жениха. Едва эта толпа, увеличившаяся еще аульными зеваками, вступила во двор жениха, как раздалась сильная ружейная трескотня. Гул выстрелов, крики людей и страшная давка продолжались до тех пор, пока невесту, закрытую по-прежнему с ног до головы, не увели в приготовленную для нее саклю…
К вечеру шум немного приутих и к нам в кунацкую ввалилось несколько человек из бывших киедженгеров. Едва эти молодые люди ступили за порог, как были встречены насмешками бывших в кунацкой; за оплошность - главную причину потери знамени - их величали «бабами», - эпитетом в высшей степени укоризненным для мужчины и особенно джигита… В это время вошел в кунацкую и мой хозяин с предложением идти попировать и повеселиться на свадьбе.
Вышедши из кунацкой, я увидел в той стороне, где находился двор жениха, яркое освещение. Пробираясь по узким и темным закоулкам аула, мы через несколько минут вступили в этот двор, наполненный, как три часа тому назад, большою толпою, на этот раз пешею. Пробравшись сквозь толпу, мы очутились на небольшой площадке, оставленной посреди двора для танцующей публики. Здесь на середине был разложен большой, ярко пылавший костер из сосновых дров, а полукругом около него пар двадцать девушек вперемешку с мужчинами тихо и медленно, с отсутствием даже малейших порывистых движений, отплясывали свой местный танец.