Повседневная жизнь осажденного Ленинграда в дневниках очевидцев и документах
Шрифт:
Дома ничего не было. Получили мясо на детские и иждивенческие [карточки] по 100 г и сварили бульон. Я съел весь свой хлеб и с песком выпил пять кружек чаю, которым опился. Очень вздуло живот, думал, умру.
Сегодня в 12 часов дня по радио объявили норму на мясо 300 г на рабочих и по 100 г на всех остальных, детям – 150 г меланжа. В 7 часов объявили сахар: 300 г – рабочим, 200 г – иждивенцам, 250 г – детям, и сухих фруктов всем по 100 г.
Чувствую себя слабо, нет жиров, мясо сбавили, и хлеба не хватает, а ходить очень далеко, работа тяжелая, рубить, нагнувшись, топором лед, и к тому же очень холодно, а едим только воду и хлеб. Не знаю, как и перенесем все это. Хотя бы хлеба побольше.
6 марта [1942 года]
Работал на льду, после пошел в столовую, взял три порции каши, простоял до четырех часов, принес домой, и положили в суп. Сегодня получили песку на две детские карточки. Больше ничего не было. Сегодня на улице очень холодно. t – 18°, но сильный ветер.
7 марта [1942 года]
Сегодня работал до часу дня, отпустили пораньше в честь женского праздника. Я получил пропуск, скользящий, в столовую. По шел взял шесть порций супов и принес домой.
8 марта [1942 года]
[В] День женщин получили по 100 г изюму, который весь и съели, и на две детские и одну иждивенческую [карточки] крупу пшено всего 600 г. Вечером суп с пшеном, и на мою карточку взяли мясо 300 г.
Сегодня мама в честь своего женского праздника убирала снег – заставили всех домохозяек. Потом я с ней пошел в столовую. Пообедали, чем она осталась очень довольна, говорила, что всю жизнь не ходила, ну а тут – как в честь праздника.
9 марта [1942 года]
Сегодня я не работал, а только отвел на свое место, а сам пошел домой, принес гороховую кашу.
10 марта [1942 года]
Вторник. Я сегодня выходной. Встали в 9 часов, попилили дровишек на буржуйку, которые я спер еще позавчера в сарае [неразборчиво], и попили чайку. В два часа дня я пошел к Любе (В.). От нее привез дров второй раз еще три полена. Протопили печку немного, так как еще все холодно на улице –16°, а в комнате + 7. Сегодня идет снег. Скорее бы какой-нибудь конец, но [его] не видно.
11 марта [1942 года]
Сегодня с утра работал с заводскими на очистке улицы, скалывали лед у завода. В столовой съел суп с лапшой и овсяную кашку. Пришел домой сегодня пораньше. Сегодня мы с мамой еще раз ходили в столовую, что ей очень нравится. Съели по супу с лапшой и по маленькой сардельке – вес 50 г – с гарниром (лапша) и одну порцию мучной кашки, но хлеба был один кусочек на двоих 50 или 60 г, что, конечно, мало.
Да, еще забыл, получили письмо от тети Симы. Она пишет, что ее мужа Илюшу убили еще 22 августа, и осталась она одна с двумя малышами.
12 [марта 1942 года]. Работал с заводскими на сколке льда. Кон чили работать в 12 часов. Сегодня получил повестку на медкомиссию.
13 марта [1942 года]
С сегодняшнего дня начинаю жизнь по-новому, занимаюсь на ВУПе.
14 марта [1942 года]
Занятия у нас с 7 час. утра до 7 час. вечера. То есть в 7 час. проверка, до 9:00 – завтрак, с 9 до 1 часу – занятия, с часу до двух – обед, с двух до шести – трудовые работы, в половине 7-го – ужин.
15 [марта 1942 года]. Сегодняшнего дня перехожу на казарменное положение. Общежитие на Малой Посадской, д. 26, в институте помещение, которое хорошее и большое, но холодное, и на улице еще пока холодно. Кормят пока плохо: утром – суп, в обед – суп и на второе или студень, или вермишель с маленьким кусочком мяса, вечером – суп и чай, сахарного песка на день – 30 г.
24 марта [1942 года]
До сего времени все приходится ходить ночевать домой, так как в общежитии все места заняты и притом очень холодно. Скоро будут еще отведены комнаты под общежитие теплые. Кормят не так плохо, но мала порция. Утром суп и два стакана чая сладкого, в обед суп, на второе котлетка с гарниром (горох, вермишель), вечером суп и один стакан чая, хлеба тоже мало. Утром и вечером по 150 г, в обед 200 г.
Занимаемся по 4 часа и 4 часа трудовая повинность. Проходим станковый пулемет «максим», зачислен в спецвзвод. На улице все еще холодновато, хотя уже начало таять два дня назад, но моя кровь еще плохо греет, все мерзну.
Дома пока что все живы и здоровы, в общем, все еще ходят, здоровье такое вот. Я 23-го пришел домой и пошел достал дров, а то было нечем топить.
Электричества все нет, трамваи тоже не идут ‹…› приходится ходить пешком, что очень трудно. Ноги еще не окрепли, так как питался я еще хуже до этого и мы все еще [не наелись], нам еще мало хлеба и продуктов, а главное – жиров, что нам их совсем не дают. Рабочим всем в магазинах выдали, а нам не дают. Я никак не дождусь тепла, и дома, и на занятиях, и на работе, и на улице – все время на холоде, согреваюсь только лишь под одеялом, а с 6 до 10 вечера все время на холоде.
29 марта [1942 года]
Воскресенье – наш выходной, но нам приходится сегодня заниматься до обеда. Пообедали, получили ужин и пошли домой.
30 марта [1942 года]
Сейчас у нас идут усиленные занятия, я вот уже второй день имею бюллетень: грипп и понос, – но занятия не пропускаю, боюсь отстать. Теперь будем заниматься четыре часа до обеда, два часа труд[овых] работ, и два часа до ужина станковый пулемет. Всего 6 часов, а если кто отстанет и не сдаст, тот будет ходить еще столько.
31 марта [1942 года]. Вторник
Прожили еще один месяц, и вновь у нас горе. Сегодня в 12 часов дня скончался самый меньший братишка Коля.
В общем-то этот месяц в смысле выдачи продуктов был самый лучший, так как выдали все: сахар, масло, мясо и крупу. Мне только жалко очень масло, карточки были сданы, а нам там не давали, а в магазине дали 800 г. Кругом видишь – едят масло, а я хлеб, и то плохой и сырой.
Сегодня я ходил на завод, получил карточки. Сразу взял запеканку и съел без хлеба. Хлеб возьму завтра, может быть, прибавят, хотя бы немного.