Повседневная жизнь Петра Великого и его сподвижников

Наумов Виктор Петрович

Масленица — последняя неделя перед Великим постом — в ярких красках описывалась иностранными современниками. Они отмечали, что тогда можно употреблять в пищу молоко, масло, сыр, рыбу, но есть мясо уже запрещено. «Я бы скорее назвал это время вакханалиями, — писал в феврале 1699 года И. Г. Корб, — потому что русские в эти дни заняты только гульбой и в ней проводят всё время. Нет никакого стыда, никакого уважения к высшим, везде самое вредное самовольство, как будто бы ни один судья и никакой справедливый закон не вправе взыскивать за преступления, в это время совершаемые… Правда, что в некоторых местах стоят часовые для предупреждения этих бесчинств, но от них мало пользы, так как и они постоянно пьяны и запятнаны общими пороками, потому никто их и не опасается, а смотреть за ними некому». Десятью годами позже Ю. Юль нарисовал похожую картину: «Всю масленицу русские пьют, катаются и разъезжают человек по десяти, по двенадцати в одних санях, мужчины и женщины вперемежку, гонят

лошадей, гикают, кричат, орут, шумят, поют песни, и всё это среди улицы, так что ввиду разбойников и пьяных опасно выйти за ворота. На масленицу русские ездят также к своим друзьям и знакомым и грустно прощаются с ними, словно перед смертью». Датчанин считал, что эта печаль происходит «ввиду прекращения на всё время поста всяких удовольствий и сношений, что представляет немалое огорчение для людей, столь преданных пьянству, как русские» ⁽³²⁰⁾.

Викториальные торжества

Новым явлением в общественной жизни России со времени царствования Петра Великого стали праздники по случаю побед русской армии над шведами. Впервые эта разновидность празднеств появилась в 1709 — 1710 годах после побед у деревни Лесной и под Полтавой, а к 1720-м годам в Петербурге и других городах России отмечалось семь «дней воспоминаний викторий», которые были посвящены основным событиям Северной войны: взятию Шлиссельбурга и Нарвы, Калишской битве, сражениям у Лесной и под Полтавой, морским победам при Гангуте и Гренгаме. В 1721 году было введено ежегодное «воспоминание» Ништадтского мира.

Дни памяти Полтавы и Ништадтского мира отмечались церковью по всей стране, другие — в зависимости от местонахождения Петра I и царского двора: в различных городах страны от Риги до Астрахани, а также за границей. В источниках зафиксировано празднование викториальных дней царем и его соратниками в Польше, Германии, Франции, Дании. Но основным центром новых торжеств являлся Петербург ⁽³²¹⁾.

Празднование первой годовщины полтавской победы подробно описано датским посланником Юстом Юлем. Петр I вышел к Преображенскому полку, построившемуся за Санкт-Петербургской крепостью, и сделал различные распоряжения относительно расположения гвардейских полков на площади. Затем он пошел в собор, встал по обыкновению среди певчих и звучно и отчетливо пел в церковном хоре. После этого царь с Библией в руках громким голосом прочел перед всей паствой главу из послания апостола Павла к римлянам, а потом снова присоединился к певчим. По окончании обедни государь со своей свитой вышел на площадь к гвардейским полкам, которые стояли кольцом. Архимандрит Феофилакт Лопатинский под открытым небом произнес проповедь, которая закончилась молебном. Затем раздался пушечный выстрел, послуживший сигналом к началу пальбы с крепостного вала, Адмиралтейской верфи и четырех фрегатов, которые накануне праздника были специально расставлены на Неве. По знаку царя солдаты Преображенского полка завершили салют залпом из мушкетов. Петр потребовал чару водки и выпил ее за здоровье воинства. С площади государь и сопровождавшие его лица отправились в кружало, где начался пир с основательной попойкой под пушечные выстрелы. После праздничного обеда царь катался по Неве на своем кипарисовом буере. За ним следовали царевны-племянницы на английской шлюпке; дюжина ее гребцов была одеты в кафтаны, капюшоны и штаны из алого бархата, а на груди у каждого висела серебряная бляха размером с тарелку, с выпуклым изображением русского герба. Русские вельможи и иностранные дипломаты также сопровождали царя на шлюпках.

Затем Петр со всей компанией вернулся в кружало, где все оставались до двух часов утра; расставленные по всем углам караулы не позволяли гостям выйти за дверь. В этот день государь надел старую шляпу-треуголку, пробитую пулей в Полтавском бою ⁽³²²⁾.

Свидетельство о праздновании двенадцатой годовщины великого сражения оставил голштинский камер-юнкер Фридрих Вильгельм Берхгольц. Торжественная литургия совершалась на большой площади, перед церковью Святой Троицы, где «стояла обширная палатка с алтарем внутри, перед которым собралось все знатнейшее духовенство». Петр I находился шагах в пятидесяти от алтаря, «в том самом одеянии, которое было на нем в день Полтавского сражения, то есть в зеленом кафтане с небольшими красными отворотами, поверх которых была надета простая черная кожаная портупея. На ногах у него были зеленые чулки и старые изношенные башмаки. В правой руке он держал пику, как полковник гвардии, а левою придерживал под мышкой старую, очень простую шляпу. Позади его стояли подполковники гвардии: по правую сторону князь Меншиков, по левую — генерал Бутурлин, а за ними, в три или четыре ряда, большое число обер-офицеров, все с пиками в руках и шляпами под мышкой». Поодаль стояли в строю полки гвардии в полном сборе. Царица Екатерина Алексеевна, вдовствующая царица Прасковья Федоровна и придворные дамы наблюдали за богослужением с небольшого балкона, устроенного перед входом в церковь.

После молебственного пения «один из духовных начал читать из книги в золотом переплете, которую другой держал перед ним на бархатной подушке. В продолжение этого чтения царь и все присутствовавшие (исключая иностранцев) стояли на коленях, и когда была пущена ракета, с крепости последовало три залпа изо всех пушек, которым отвечали орудия, стоявшие за палаткою, и вся гвардия — троекратным беглым огнем из ружей, исполненным со всевозможною точностью; наконец, стреляли также с галер, расположенных у берега».

По окончании литургии духовенство вернулось в церковь, а гвардия под предводительством своего полковника-царя направилась к Неве; там были причалены галеры, перевезшие солдат и офицеров на другой берег, где полки стояли лагерем. Берхгольц отметил также, что «на реке, перед царским садом, стоял красиво вызолоченный фрегат, украшенный сотнею или более флагов и вымпелов, с которого палили из пушек во весь этот день».

После обеда состоялось гулянье в Летнем саду, в котором принимали участие Петр I, Екатерина Алексеевна, царевны Анна и Елизавета, маленький великий князь Петр Алексеевич и его старшая сестра Наталья, вдовствующая царица Прасковья Федоровна с младшей дочерью Прасковьей, а также «все здешние знатные дамы и множество кавалеров». Берхгольц отметил: «Все были в самых парадных костюмах, делавших собрание особенно блестящим, и я никогда не видал вдруг столько драгоценных камней…» Прогулки по аллеям завершились небольшим застольем царя с избранными лицами, в числе которых был герцог Карл Фридрих Голынтейн-Готторпский, его будущий зять. Вопреки обыкновению, Петр на этот раз не принуждал гостей к чрезмерной выпивке: «его величество провозгласил тост, который его высочество должен был принять, но затем получил свободу пить столько вина или воды, сколько ему было угодно».

Около девяти часов вечера из галереи вынесли уставленные сластями столы. Начался бал, который был открыт немецким танцем: Петр I танцевал с Екатериной Алексеевной, герцог Карл Фридрих — с Анной Петровной, Меншиков — с Елизаветой Петровной. Потом герцог танцевал с Анной менуэт ^[58], а после этого царевны попеременно находились в парах с ним и генералом Павлом Ягужинским, считавшимся одним из лучших танцоров в Петербурге. Танцы продолжались до двенадцатого часа ночи.

В полночь на нескольких стоявших на Неве больших барках был зажжен фейерверк. «Между прочим, — отметил Берхгольц, — горело изображение человека с бороною на голове для защиты от дождя и с русскою надписью наверху: Дурное прикрытие.Некоторые думали, что это намек на английскую эскадру, высланную для прикрытия Швеции. Покамест горел этот девиз, было пущено множество ракет, водяных шаров и маленьких бомб… Царица с дамами оставалась в саду до конца фейерверка, но принцесс, по причине вечерней прохлады, давно уже не было. Так кончилось празднование Полтавского сражения, и мы разошлись по домам» ⁽³²³⁾.

Торжества по случаю полтавской победы в 1723 году описаны тем же автором. Петр I перед обедом снова обрядился в старый мундир, который был на нем в памятные часы великой битвы. Меншиков также носил весь день кафтан и шпагу, «служившие ему в том же сражении». Гулянье в Летнем саду долго не начиналось из-за отсутствия Петра I, который лег отдыхать. Наконец пушечный выстрел возвестил, что государь проснулся. К моменту прихода в сад герцога Карла Фридриха Гольштейн-Готторпского в сопровождении камер-юнкера Берхгольца и прочей свиты там уже были императрица Екатерина Алексеевна, герцогиня Мекленбургская Екатерина Иоанновна, восьмилетний великий князь Петр Алексеевич ^[59]со своей старшей сестрой, девятилетней Натальей, и множество знатных дам. Вскоре явились цесаревны, пятнадцатилетняя Анна и тринадцатилетняя Елизавета, которые вели за руки свою пятилетнюю сестру Наталью. Младшую дочь Петра I посадили вместе с великой княжной Натальей Алексеевной на небольшую тележку, «в которую была запряжена хорошенькая лошадка», и они долго катались по саду. Императорская семья в полном составе некоторое время постояла у фонтана, в бассейне которого лежал живой тюлень. Затем начались праздничные гулянья, гостям подносили вино. В десять часов вечера начались танцы, но закончились еще до полуночи ⁽³²⁴⁾.

В царствование Петра I ежегодно праздновалась годовщина победы русских войск над шведами под Лесной. В октябре 1719 года Лави известил Дюбуа о некоторых деталях этого мероприятия. Царь, сообщал консул, уселся за маленький столик с английскими судостроителями, «имеющими честь состоять у него в большой милости», и завел с ними разговор «по обыкновению о разных разностях».

«Я не беспокоюсь, — заявил царь англичанам, — о союзах, которые заключают или могут заключить против меня; они существуют, лишь покуда интересы всех сторон сходятся. Император, — добавил он, — старается овладеть Сицилией и достиг там успеха благодаря помощи английских кораблей, но, не имея флота, не может сохранить ее за собой без поддержки Англии или какого иного монарха».