Повседневная жизнь пиратов и корсаров Атлантики от Фрэнсиса Дрейка до Генри Моргана
Шрифт:
Мадагаскар же превратился в настоящее пиратское царство: большинство морских разбойников вели себя там как удельные князья; под властью каждого находились два-три поселка. Они брали в жены дочерей местных царьков, умножая награбленное богатство внушительным приданым. Их дома стояли на сваях посреди больших дворов, и войти в них можно было только по лестнице. Двор окружал крепкий забор из толстых древесных стволов, в котором обычно проделывали бойницы и устанавливали пушечки.
Заходили пираты и на другие острова Индийского океана — Родригес, Фаркуар, Агалегу, Амирантские, — которые позже других были освоены европейцами. Но дольше и активнее всего они использовали Сейшелы — последний пиратский рай на земле. Изолированность, отсутствие населения, множество удобных бухт, здоровый климат, изобилие
Ряд историков считают, что у сейшельских пиратов существовали связи с морскими разбойниками, обосновавшимися у мыса Сан-Себастьян на Мадагаскаре. Альянс с пиратами острова Сент-Мари у восточного побережья Мадагаскара прибавлял их вылазкам дерзости.
Таким образом, торговые пути в Индию постоянно находились под угрозой пиратских нападений. Между тем соперничество Франции и Англии за господство в регионе обострилось, и обе морские державы усилили свое военное присутствие в Индийском океане.
Пиратский промысел становился всё более опасным и всё менее выгодным. Почувствовав, что в душах пиратов назревает перелом, Франция сделала «ход конем» — предложила им амнистию.
Предложением решил воспользоваться Кристофер Кондент (Кондом). Для него это стало бы удачным завершением карьеры: в 1720 году он захватил в Красном море арабское судно, перевозившее 1,3 миллиона рупий, и теперь мог бы удалиться на покой вполне обеспеченным человеком.
Правда, способ для этого он выбрал довольно необычный. Кондент захватил у берегов Мадагаскара английский корабль водоизмещением 100 тонн, нагруженный спиртным, и поручил его капитану, Бейкеру, отправиться к губернатору острова Бурбон с предложением о сдаче французскому королю. В случае отказа Кондент пригрозил явиться туда и нанести как можно больший ущерб. Чтобы Бейкер лучше справился с поручением, пират оставил у себя нескольких заложников.
Двенадцатого ноября 1720 года состоялось заседание совета острова Бурбон. Губернатор Боволье де Куршан согласился амнистировать 135 пиратов и 60 рабов из Гвинеи, но с условием: «Предварительно сдать оружие и боеприпасы, навсегда отказаться от беспорядочной жизни и хранить верность королю Франции, признавая себя его подданными». Кондент получил четыре месяца сроку, чтобы явиться со своим судном и всеми пушками. Кроме того, каждый пират должен был уплатить въездную пошлину в 20 пиастров и мог взять с собой только одного раба.
Но проблемы губернатора только начинались: как разместить 135 пиратов на острове, где проживают всего несколько сотен жителей? Он пообещал обывателям по 15 пиастров за взятого на постой пирата и по пять пиастров за негра (если только он не станет работать на самого хозяина). «Обыватель, который примет на постой одного или нескольких разбойников, должен предоставить каждому подходящую кровать с хотя бы одним хорошим матрасом, подушкой в наволочке и одеялом; кровати должны находиться в постройке из дерева или листьев, не похожей на сарай и непроницаемой для осадков», — гласила прокламация губернатора. Кроме того, постояльцев надлежало хорошо кормить, давая мясо дважды в день (кроме постных дней), похлебку и хлеб, а также полбутылки тростникового вина. 22 января, несмотря на роптания жителей острова, Де Куршан назначил 36 человек, в том числе бывших пиратов, которые должны были принять постояльцев.
В феврале они прибыли — но всего 32 человека, включая Кондента. Одни умерли от лихорадки, другие остались на Мадагаскаре, третьих попросту бросили. Гостей приняли с распростертыми объятиями: жители наперебой оказывали им всякого рода услуги, за которые брали весьма дорого, твердо вознамерившись поживиться на этом деле.
Сам Кондент женился на родственнице помощника губернатора и будущего губернатора Дефоржа Буше. В феврале 1723 года он прибыл во Францию, а уже 25 марта снова женился — на мещанке из Лориана Мари Катрин Анкре (что случилось с его первой женой, неизвестно). Он поселился в Бретани, стал судовладельцем и процветал, пока не умер от старости в 1733 или 1734 году — редкий конец для пирата.
Его «коллегу» Оливье Левассера по кличке Сарыч (La Base) не устраивала такая судьба. Он продолжал свои разбойные вылазки, пока в начале 1730 года во время боя с французским военным кораблем пиратское судно не было захвачено. Левассера в кандалах доставили на Реюньон. 17 июля его повесили.
Если с пиратством, гуманными или силовыми приемами, было в общем и целом покончено, морского разбоя «на законных основаниях» никто не отменил: корсары по-прежнему считались национальными героями, действующими в интересах государства.
Главным военным конфликтом XVIII века стала Семилетняя война (1756–1763), которую часто называют Первой мировой: она разворачивалась на нескольких театрах военных действий (Европа, Северная Америка, Карибские острова, Индия, Филиппины) и привела к новой расстановке сил в Старом Свете. Участниками войны были, с одной стороны, Пруссия, Англия, Португалия, Ганновер, Гессен-Кассель и Брауншвейг, а с другой — Австрия, Франция, Россия, Испания, Саксония, Швеция, Неаполитанское и Сардинское королевства. Война окончилась победой англо-прусской коалиции, привела к возникновению Британской империи и практическому исчезновению первой системы французских колоний. Согласно Парижскому мирному договору Франция уступила Англии Канаду и все близлежащие острова, за исключением Сен-Пьер-и-Микелон, Восточную Луизиану (Западная отошла к Испании), Антильские острова, кроме Мартиники, Гваделупы, Мари-Галант и Сент-Люси (Куба и Филиппины были возвращены испанцам в обмен на Флориду [104] ), колонии в Индии (кроме Пондишери) и Сенегал в Африке.
104
В конце Семилетней войны англичане сумели захватить Гавану и Манилу, однако не смогли покорить Кубу и Филиппины целиком, а потому обменяли эти две столицы на Флориду. Впрочем, та оставалась под властью британской короны только до 1781 года, а во время Войны североамериканских колоний за независимость (1775–1783) испанцы вернули ее себе.
Исход Семилетней войны решался на полях сражений на суше, но и моряки, разумеется, не оставались в стороне. С 1756 по 1760 год французские корсары захватили две с половиной тысячи судов под флагом Англии, но британский лев уже настолько окреп, что лишь отмахнулся от них хвостом, как от надоедливой мухи. За последние три года Семилетней войны из гавани Нанта, города работорговцев и корсаров, вышли только шесть кораблей с каперскими свидетельствами. Определенный урон врагу они нанесли, но действовали лишь у берегов Европы, у английских и нормандских островов, и после нескольких схваток были вынуждены спустить флаг, поскольку английские патрульные корабли были лучше вооружены и развивали большую скорость. Плененные экипажи были привезены в Англию, а затем обменяны или просто отпущены. Впрочем, французские корсары продолжали досаждать англичанам и при Людовике XVI (1774–1792) (он производил капитанов тридцатипушечных корсарских кораблей в лейтенантский чин с правом ношения мундира), и после революции 1789 года — во времена Первой республики и империи Наполеона Бонапарта. Недаром некоторые историки называют период с 1689 по 1815 год «второй Столетней войной».
Между тем Средиземное море стало ареной борьбы между Россией и Турцией, и без корсаров здесь тоже не обошлось. Российскими каперами становились православные греки. Еще до победы русского флота в Чесменском сражении (1770) несколько греческих владельцев (они же капитаны) торговых судов явились к графу Алексею Орлову и попросились в русское подданство. Граф, командовавший русскими военно-морскими силами, охотно принял греков и разрешил поднять на их кораблях андреевские флаги.
Пятнадцатого октября 1770 года русская эскадра из семи кораблей прибыла к острову Парос, который находится в центре Кикладского архипелага, лежащего в южной части Эгейского моря. Владея Паросом, можно было легко контролировать подступы к проливу Дарданеллы — это была геополитическая мечта не одного русского монарха. За несколько месяцев 27 населенных островов Эгейского моря были заняты русскими или добровольно перешли на их сторону, причем местное население изъявило желание стать подданными Екатерины II.