Повседневная жизнь российских подводников

Черкашин Николай Андреевич

Три тысячи моряков находились над погребенными заживо подводниками - сотни крепких, умелых, готовых пойти на любой риск людей. Их отделяло от подводного крейсера всего сто семь метров глубины и 80 миллиметров стали. Сознавать, что это расстояние непреодолимо было убийственно и для спасателей и для родственников погибающих.

Гидрокосмос во сто крат труднодоступнее, чем просторы вселенной. Когда подводные лодки освоили глубину только в триста метров, человек уже поднялся над землей на сотню километров.

Нет пророка в своем отечестве, поэтому прислушаемся к тому, что говорит английский авторитет - бывший командующий подводными силами королевских ВМС контр-адмирал Б.Тэйлор: «Мы подводники… отдаем себе отчет в том, что во

многих случаях, в особенности с больших глубин, спасение невозможно. Мы сознаем, что нельзя ослаблять боевые возможности наших подводных кораблей, размещая на них слишком сложное и крупногабаритное спасательное оборудование. Короче говоря, мы ясно понимаем, что в нашем деле есть риск, но сознание этого не мешает нам выполнять свой долг».

Понимали это и парни с «Курска», что гарантированного стопроцентного спасения, случись беда, не будет. Но беда случилась такая, что и спасть практически было некого.

Ни один подводный аппарат ни российский, ни зарубежный, так и не смог надежно пришлюзоваться к аварийно-спасательному люку кормового отсека - казалась поврежденным зеркало комингс-площадки.

Судя потому, что подводники не открыли этот люк изнутри сами и не попытались всплыть, крышку люка заклинило от удара о грунт.

Даже в обычных условиях не всегда просто открыть выходной - рубочный - люк - после обжатия корпуса на глубине его приходится иногда подбивать ударами кувалды. Неисправность кремальерного запора на крышке аварийно-спасательного люка на атомной подводной лодке К-8 не позволила открыть его изнутри во время пожара. Это стоило жизни шестнадцати морякам. С большим трудом его удалось открыть снаружи - в надводном положении. Что же говорить о попытках открыть такой люк после мощного удара тысячетонного корабля о скалистый грунт? Даже небольшое смещение крышки в своей обойме приведет к заклиниванию. Тем более, что крышек две - нижняя и верхняя.

Норвежские спасатели люк все же открыли, затратив на это более суток. Заметим, что это сделали не руки водолазов-глубоководников, а манипулятор подводного робота.

Сначала был открыт перепускной клапан на крышке люка, чтобы стравить возможное избыточное давление. Мы все видели это, благодаря видеомониторам, укрепленным на их головах. Увы, пузырьки воздуха из девятого отсека не вырвались… Отсек-убежище был затоплен. Теперь люк можно было вскрывать любым способом…

Не успели закончиться спасательные работы, начались гневные нападки - почему вовремя не истребовали иностранную технику? Да потому что чужие аппараты так же несовместимы с нашими люками, как не подходят евровилки импортных электрочайников к отечественным розеткам. У нас даже железнодорожная колея другая - на две ладони шире.

Более-менее подошла британская спасательная субмарина… Но пока ее доставили к месту работ, надобность в ней отпала - норвежские водолазы уже установили, что спасать некого.

Итак, кормовой люк открыли норвежские водолазы… А ведь еще недавно слава российских водолазов гремела по всему миру. Где вы, капитан-лейтенант Виктор Дон, где вы мичман Валерий Жгун? Это они в лето 1984 года спустились на погибшую у болгарских берегов подводную лодку Щ-204. Они открыли верхний рубочный люк, и из него вырвался воздух сорок первого года… Норвежцы не стали входить в отсеки «Курска» и правильно сделали - опасно. Дон и Жгун спустились внутрь лодки в громоздких медных шлемах, волоча за собой шланги и страховочные концы. Торпеды на «щуке» были в полном комплекте, но они так прокоррозировали за сорок три года, что могли рвануть от любого сотрясения корпуса. Водолазы проникли в центральный пост забрали сохранившиеся там корабельные документы, штурманскую карту, дневник и сейф командира - капитан-лейтенанта И. Гриценко, а потом извлекли и его останки, останки тех, кто был рядом с ним.

Я видел, как работал на затонувшем «Нахимове» мой однофамилец Алексей Черкашин, старшина 1 статьи, водолаз спасательного судна СС-21. Ему было чуть больше двадцати, но он делал то, на что не отважился бы и иной асс. Да он и сам был подводным ассом. Он проникал в такие дебри затонувшего парохода, что нам, стоявшим на палубе под ярким солнышком, становилось страшно. Помню его доклад из подпалубного лабиринта пассажирских кают: «Вижу свет! На меня кто-то движется!»

Решили, что парень тронулся, и было отчего… Командир спусков кричал ему в микрофон: «Леша, кроме тебя там никого нет и быть не может! Спокойнее! Провентилируйся!» «Он ко мне приближается!» «Кто он? Осмотрись! Доложи где находишься!» Черкашин доложил, посмотрели на схеме - оказывается, водолаз вплыл в салон судовой парикмахерской и увидел в зеркалах свет своего фонаря… Он вылез из корпуса полуседым. А ночью, после барокамеры, снова ушел под воду. Командующий Черноморским флотом вручил ему потом орден Красной Звезды. После службы Алексей остался работать водолазом в Новороссийске. Его сбил на машине сынок большого начальника. Парень получил травмы, несовместимые с профессией водолаза. Никаких компенсаций он не добился.

В его судьбе - судьба всей нашей Аварийно-спасательной службы. Символична и участь СС-21, судна идеально приспособленного для таких работ, какие велись на затопленном «Курске». Его продали то ли болгарам, то ли румынам в качестве буксира. Поднять бы документы да посмотреть кто же это учинил…

А водолазы у ВМФ были. И какие водолазы. Еще в 1937 году водолаз ЭПРОНа Щербаков на состязаниях в Англии погрузился в мягком снаряжении на рекордную глубину в 200 метров. Были и другие рекорды уже в наше время. Была отечественная школа водолазов. Но ведь платить им, глубоководникам, надо было - аж целый червонец за каждый спуск… А экономика должна быть экономной.

Первым начал экономить на спасательной службе Главковерх Вооруженных Сил СССР Михаил Горбачев, который памятен подводникам тем, что посетив одну из подводных лодок Северного флота так и не рискнул спуститься внутрь по семиметровому входному колодцу. Под его верховной эгидой за несколько месяцев до трагедии в Норвежском море была расформирована единственная на Северном флоте спасательная эскадрилья гидросамолетов, тех самых которые могли бы за час достигнуть место аварии «Комсомольца». Но «экономика должна быть экономной», а значит спасение утопающих подводников должно стать делом самих утопающих. Под этим девизом и дожили до «Курска». А ведь в трех часах хода от места гибели атомарины стояла в Екатерининской гавани специально оборудованная спасательная подводная лодка типа «Ленок». Она и сейчас там стоит - раскуроченная обездвиженная, списанная «на иголки». Стоит как надгробный памятник некогда славной АСС - аварийно-спасательной службы ВМФ.

Еще одно гневное письмо: «Зачем нам так много врали?
– Вопрошает читатель из Подмосковья Игорь Лучинников.
– Вели спасательные работы, заранее зная, что никого в живых нет. Зачем тогда нужно было ломать комедь с норвежцами? И про эти стуки врали, когда никто уже не стучал…»

Да, с самого начала специалисты предполагали, что живых осталось немного. Но знать, что никого в живых на «Курске» нет - этого не было дано никому. Несколько моряков могли по стечению счастливейших обстоятельств уцелеть в кормовых отсеках и продержаться там сутки-другие. И вот ради них - возможно живых - спасательные работы надо было вести до последнего шанса. Этот последний шанс был исчерпан, когда открыли кормовой аварийный люк и убедились, что в отсеке вода. Анализ воздуха вышедшего из-под крышки люка показал, что кислорода в нем всего 8%. (Для поддержания жизни необходимо не меньше 19-20%) Восемь процентов означает, что кислород был не выдышан, и выжжен из атмосферы отсека. Ибо при стремительном затоплении лодки соленая вода вызвала множественные короткие замыкания едва ли не всюду, где находились под напряжением мощные электроагрегаты.