Повседневная жизнь российских жандармов
Шрифт:
— Тише едешь — дальше будешь! Да, да! Ошеломленная мадам Заварзина посмотрела на гостя. Гость стоял и уже более тихим голосом, словно в трансе, повторял:
— Тише едешь — дальше будешь. Ведь «ш» вторая буква с конца и повторяется четыре раза… Вот дурак! «На воздушном океане без руля и без ветрил» было куда труднее!
Тут Зыбин очнулся, сел и продолжал обедать уже как вполне уравновешенный человек:
— Теперь можно и отдохнуть.
Осталось лишь радостное возбуждение от одержанной над текстом победы. Зыбин признался, что за всю свою жизнь ему не удалось расшифровать только шифр одного австрийского шпиона. Впрочем, добавил он, это было давно, и теперь бы он и с ним справился [77] .
77
Иван Александрович Зыбин в Департамент полиции поступил после Петербургской классической гимназии в августе 1887 года на должность скромного «чиновника письма», потом был назначен старшим помощником делопроизводителя,
Поскольку почта и телеграф Российской империи были подчинены, как и Департамент полиции, министру внутренних дел, то никаких бюрократических препятствий для осуществления перлюстрации не существовало. Возьмем, к примеру, пункт перлюстрации Главного почтамта Петербурга, в котором до самого 1917 года проработал упомянутый выше Мардарьев, дослужившийся до высокого чина статского советника и известный только министру внутренних дел, директору почтамта и одному-двум лицам из ДП. В первый же день работы нового министра в его кабинете бесшумно появлялся сухонький незаметный старичок, учтиво и немногословно представлялся «Его Превосходительству» и с таинственным видом доставал из портфеля большой пакет, снабженный грифом «совершенно секретно» и опечатанный тремя сургучными печатями. Это был Мардарьев. Он подавал пакет министру и просил его вскрыть. Заинтригованный министр вскрывал конверт и извлекал из него указ Царя-Миротворца. Между ним и Мардарьевым происходил краткий обмен полезными соображениями, после чего Мардарьев предлагал министру ознакомиться с текстом указа. Ознакомившись, министр клал указ обратно в конверт, с помощью перлюстратора, подававшего расплавленный сургуч, личной печатью опечатывал пакет и возвращал его обратно. Старичок забирал пакет, клал его в портфель, почтительно раскланивался и тихо удалялся.
И так до холостого выстрела «Авроры» — тихо, чинно и благопристойно…
…Крупные реорганизации внутри Департамента полиции происходят в конце 1906-го — начале 1907 года при директоре М. И. Трусевиче. Серьезное внимание уделялось теперь политической благонадежности государственных и земских служащих (6-е делопроизводство), создается Регистрационный отдел с Центральным справочным аппаратом, ведающим учетом попавших в поле зрения охранки всех неблагонадежных лиц. Особый отдел продолжил функционирование на базе сохранившегося Особого отдела «А». Теперь он состоял из четырех отделений:
1-е отделение занималось общим руководством всех розыскных органов империи, в его подчинении сосредоточились все главные секреты Департамента полиции — фотографическая часть, листковый архив, химический кабинет, шифровальная часть, материалы перлюстрации (позже перлюстрация будет выделена в самостоятельное отделение);
2-е отделение вело наблюдение за партией эсеров;
3-е обслуживало РСДРП, Бунд и других эсдеков;
4-е вело розыск и наблюдение за общественными организациями: железнодорожным и почтово-телеграфным союзами, за польскими социалистами и другими национальными партиями, кроме социал-демократических.
В структуре Департамента полиции были, кроме того, инспекторский отдел, а позже организован секретариат, занимавшийся кадровыми вопросами личного состава департамента.
В 1908 году Особый отдел ДП возглавил Е. К. Климович, второй после Л. А. Ратаева жандармский офицер, но самые серьезные изменения в работе Особого отдела произошли уже в 1910 году при полковнике А. М. Еремине и вице-директоре Департамента полиции С. Е. Виссарионове, которым удалось розыскное дело поставить если не на научную, то, во всяком случае, на твердую теоретическую и практическую базу. В этот период большое внимание стало уделяться профессиональной подготовке жандармских офицеров, для них были организованы курсы переподготовки и повышения квалификации, на которых преподавались тактика и методы работы противника — основных революционных партий, «теоретики» отдела занялись написанием учебных пособий, инструкций, аналитических записок и брошюр.
Противостояние между губернскими жандармскими управлениями и охранными отделениями болезненно сказывалось на результатах работы обоих подразделений и непрерывно ощущалось на местах. Прав был бывший народник Л. Тихомиров, который писал о Третьем отделении, что «трудно себе представить более дрянную политическую полицию, чем была тогда. Собственно, для заговорщиков следовало бы беречь такую полицию; при ней можно было бы, имея серьезный план переворота, натворить чудес…». Пришедшие на смену Третьему отделению губернские управления и охранные отделения по оперативному мастерству стояли на порядок выше, но зато они имели дело уже не с дилетантами от революции, какими были народники, а с профессиональными революционерами. Единоборство Департамента полиции и марксистских партий с сиюминутной точки зрения шло с переменным успехом, но с учетом перспективы борьба эта для охранников была безнадежной [78] .
78
Исследовать причины этого — не наша задача, упомянем только, что главное зло заключалось во власть предержащих чиновниках, закоснелых и самоуверенных в своих представлениях, не желавших взглянуть фактам в лицо и не сумевших принять кардинальные меры против охватившей империю революционной чумы. Свою лепту в крушение империи внесли русская интеллигенция и политиканствующая Государственная дума. Большевики лишь подхватили выпавшую из их рук власть.
Сотрудниками охранных подразделений, за малыми исключениями, в основном были жандармские офицеры, набиравшиеся из армии и прошедшие специальный отбор и подготовку (в качестве исключения приведем пример московской охранки, которую некоторое время возглавлял известный С. В. Зубатов, лицо сугубо гражданское и неаттестованное).
Жандармы никогда не пользовались симпатиями в русском обществе, особенно среди интеллигентов. Наша интеллигенция почему-то всегда находилась в оппозиции к государственному строю, причем в оппозиции не конструктивной, что было бы благом для страны и народа, а сугубо деструктивной. В среде же патриотической, в частности офицерской, попасть в жандармский корпус считалось делом чести, а жандармская работа — важной, престижной и интересной (не в последнюю очередь благодаря повышенным окладам).
Чтобы стать жандармом, необходимо было, как мы уже упоминали об этом выше, выполнить пять условий: быть потомственным дворянином, окончить по первому разряду военное или юнкерское училище, прослужить в строю не менее шести лет, не быть католиком [79] и не иметь долгов. Желающих среди армейских офицеров было более чем достаточно, поэтому конкурс обычно был большой. Рекомендации и покровительство людей с положением помогали редко и на решение отборочной комиссии практически не влияли. Жандарм-мемуарист А. Поляков вспоминает, что протекция практически лишь ухудшила его положение и вызвала раздражение у руководства корпуса, и только личное обращение к начальнику штаба ОКЖ генералу Зуеву помогло ему добиться выполнения своей просьбы. Мотивация у кандидатов для поступления в Отдельный корпус жандармов была самой разной: были люди, так сказать, идейные, как А. П. Мартынов, но было много и таких, которых прельщали престиж службы, возможность сделать карьеру и высокое жалованье (А. Поляков и большинство других).
79
Заметим мимоходом, что резко выраженных противопоказаний для зачисления в Отдельный корпус жандармов лиц еврейской национальности сформулировано не было. В результате и в ОКЖ, и в Департаменте полиции, включая самый важный и секретный его Особый отдел, работали евреи Виссарионов, Ландезен-Гартинг, генерал Секеринский и многие другие (еврейское происхождение Рачковского оспаривалось некоторыми его современниками, в частности Спиридовичем).
А. П. Мартынов, выходец из армейской среды, переведенный сначала в Московский жандармский дивизион [80] и уже оттуда поступивший в Отдельный корпус жандармов, в своих воспоминаниях без всяких прикрас описывает атмосферу подготовки, прохождения экзаменов и распределения выпускников по жандармским подразделениям. Оказывается, у жандармских абитуриентов была отработана своя школярская система подготовки к вступительным экзаменам: для них старшие товарищи и сердобольные офицеры из штаба ОКЖ заготавливали учебную литературу, подлежащую обязательному штудированию, и образцы сочинений для письменного экзамена. А. П. Мартынову повезло, потому что его брат, уже служивший в Московском губернском жандармском управлении, снабдил его всем необходимым.
80
Жандармские дивизионы, созданные при Московском, Петербургском и Варшавском губернских жандармских управлениях, выполняли роль конной полиции и охраны в общественных местах.
Но простой зубрежкой дело не ограничивалось: офицеры искали и находили ходы в самом штабе ОКЖ, ответственном за проведение вступительных экзаменов. И Мартынов, и Спиридович вспоминают, что в штабе Отдельного корпуса жандармов в Петербурге, что у Цепного моста против церкви Святого Пантелеймона, служил курьером один старичок, которому «знающие» кандидаты всегда давали на «чай» и не оставались внакладе. Старичок вел такого офицера к старшему писарю строевой части Орлову, «крупному винту» в штабном механизме, кандидат оставлял и у него пару-тройку рублей. Зато новичок получал от Орлова список литературы, необходимой для сдачи устного экзамена по «общему развитию», и массу ценных указаний о том, как нужно себя вести, чтобы не споткнуться на экзаменах. К примеру, он предупреждал, что такой-то преподаватель из года в год задавал один и тот же коварный вопрос: «А что написано на спичечном коробке?» Правильный ответ был: «В данной бандероли вложено 75 спичек». Само собой разумеется, что все документы на поступление в корпус оформлялись Орловым быстро, грамотно и без проволочек. «Крупный винт» был полезен жандармским офицерам и в будущей службе: он всегда мог подсказать выгодную, освободившуюся в каком-нибудь губернском жандармском управлении вакансию, вовремя «двинуть» приказ на повышение в звании или на получение награды. Одним словом, Орлов был незаменим, и офицеры, приезжая из провинции в Петербург, непременно его посещали.