Повседневная жизнь Русской армии во времена суворовских войн
Шрифт:
Кроме того, унтер-офицеры-дворяне приглашаются наравне с офицерами на маскарады и даже на Высочайшие балы.
Крайне любопытно содержание одного из таких приказов по Семеновскому полку:
«…О бытии… на маскараде, который по Величайшему Ея Императорского Величества соизволению назначен быть в будущую пятницу, т. е. февраля сего 8 числа… быть… всем знатным чинам и всему дворянству Российскому и чужестранными с фамилиями, кроме малолетних, в приличных масках и притом, чтоб платья пилигримского и арлекинского и непристойного деревенского, тако-ж и на маскарадные платья мишурного убранства и хрусталей употреблено не было да и не иметь при себе никаких оружей… того ради в ротах и заротной команде всем чинам… объявить и кто из дворян
Новые времена — новые нравы
То было веселое в Петербурге время. Гнетущая бироновщина только-только миновала. Общая амнистия всем жертвам Бирона возвращает семьям их отторгнутых родных. Все это сказывается на настроении в обществе. Веселость, часто безудержная, становится отличием эпохи. Обожаемая императрица, дочь Великого Петра, продолжает осыпать милостями и знаками благоволения.
И кто же в первую голову подхватывает это радушное настроение и безудержное веселье? Естественно, гвардия. Состоятельные гвардейцы, каких было немало в Семеновском полку, от души отдаются заразительной веселости придворного и городского общества. За ними тянутся и менее богатые.
Нередко можно увидеть, как унтер-офицеры являются на придворные балы в собственном «богатом» платье. И более того — у редкого из них нет собственного выезда. Бывало, что их даже приходилось ограничивать в… количестве лошадей. А иной раз приключаются и из ряда вон выходящие камуфлеты — можно было встретить унтер-офицера гвардии, разъезжающего по улицам столицы в карете с выбитыми стеклами и с опущенными от падающего снега скромными шторками.
Однако при всем значении унтер-офицеров гвардии их нравы порой носили, мягко говоря, довольно странный характер, явно несвойственный их высокому положению. Так, в приказе от 1 июля 1748 года с удивлением узнаем:
«Понеже 8 роты капралы Петр Кожин, Иван Лихачев, будучи в компании, сержанта Шестаковского {5} били, который обучает; Петр Кожин разбил ему бутылкою лоб до кости, Иван Лихачев драл за волосы, отчего оный Шестаковский находится в болезни».
Как видим, поведение тогдашних избалованных солдат и унтер-офицеров-дворян отличалось не только частым озорничанием, но и большими буйствами. Но серьезные проступки нередко влекли и суровые взыскания.
Так, дерзкая выходка капралов Кожина и Лихачева имела поучительную развязку: «И за вышеписанные их продерзости Кожина и Лихачева при собрании всех унтер-офицеров и школьников (то есть учеников полковой школы. — С.О.) на полковом дворе поставить их на сутки через час под 6 ружей да сверх ружей оного господину подпоручику Приклонскому {6} взыскать с них, Кожина и Лихачева, за увечье ему, сержанту Шестаковскому, денег 50 рублей и пользовать оным, Кожину и Лихачеву, его Шестаковского от болезни его своим коштом; того ради унтер-офицеры и капралы, как находящиеся в школе, так и прочим приказать, дабы такие молодые люди от таких непорядков себя весьма хранили, а ежели кто впредь так непорядочно в компании чинить будут и таковые без упущения имеют быть штрафованы и написаны в солдаты».
В пору, когда Александр Суворов и 20 юношей, его сверстников, явились к лейб-гвардейцам, Семеновским полком командовал граф Степан Федорович Апраксин. Об этой своеобразной личности подробно будет рассказано во втором разделе 1-й главы — «Военачальник иль вельможа?»
Пока же поговорим о другом, а именно о пределах его власти. Оказывается, власть его была вовсе невелика. В свое время император Петр Великий, внедряя повсюду коллегиальное решение военных вопросов (как прекрасное средство против злоупотреблений), не сделал исключения и для полков. А потому действительными распорядителями их судеб оказались
Командир Семеновского полка по существу являлся только председателем этого упомянутого совета. Иными словами, он был всего лишь первым среди равных. Удивительно, но даже и приказы по полку не подписывались в эти времена командиром. Они отдавались от имени все тех же «полковых штапов». Так что в итоге от командира лейб-гвардии Семеновского полка Степана Федоровича Апраксина мало что зависело.
«Чиноплавильня»
По идее, заложенной еще Петром Великим, «гвардейский полк был в сущности нечто среднее между военно-учебным заведением и учебною образцовою частью» {7} .
Перед глазами государей проходила свой служебный «искус» целая вереница начальствующих чинов всех рангов. Именно из их числа выбирались не только командиры полков и офицеры, но частично и унтер-офицеры для грядущей службы в армии.
Главное же, чем славился Семеновский полк, была действующая «полковая школа», открытая еще в 1721 году. Однако занятия здесь происходили эпизодически. Причиной тому постоянные походы солдат и неудобства квартирования полка.
В 1747 году, как уже говорилось, полк наконец был водворен на свое новое место, и «школа» начала действовать фактически. Из приказа по полку: «…для обучения определить умеющих из унтер-офицеров, а именно: каптенармусов Иосифа Шестаковского, Михаила Ленивцева и других, кто по усмотрению способен явиться, а кто пожелает учиться, о том чрез приказ в полк объявить и какие чины и кто именно да и каким наукам желающие найдутся обучаться».
Поначалу курс наук состоял все из тех же упомянутых выше «указных наук». Но что самое удивительное — большинство учебников для учащихся семеновцев было на… немецком языке. Немногие — на французском. И совсем уж мало — на русском. В прямом смысле смешивая французский с нижегородским, назывались они в приказах по полку — «Государственный шпрах-мейстер», «лар дебнен парле Франсе», «ласиянс дезенженнер».
Как же размещали военных учеников в этой школе? Здесь все было более чем демократично. Дворяне рассаживались в классах наравне с недворянами. Солдаты — с унтер-офицерами. Взрослые — с малолетними. Кроме того, учащиеся (естественно, только взрослые) имели право изучать те науки, какие сами пожелают. Окончание полковой школы ставили в заслугу. И, как правило, награждали завершивших курс следующим чином.
Первым учителем школы был каптенармус Иосиф Шестаковский, набиравшийся, в свою очередь, знаний на лекциях в кадетском корпусе. Любопытен, в частности, приказ по полку (от 14 января 1743 года) по этому поводу:
«10-й роты солдату Осипу Шестаковскому велено быть в кадетском корпусе безотлучно; того ради онаго Шестаковского от 10-й роты числить в кадетском корпусе и в роту онаго не требовать».
В этом-то и заключается маленький курьез той эпохи: командировки почти всегда носили не временный, а постоянный характер. А потому солдаты могли быть одновременно и кадетами. И примеров таких было немало.
Для тех учеников, что не были откомандированы от рот на долгие месяцы, а продолжали нести свои прямые служебные обязанности, занятия проходили ежедневно. Они продолжались по 7 часов — с 6 часов утра и до часу пополудни.
С водворения полка на новом месте по-новому стали смотреть и на «школу». Ее начальник, или, как его именовали, «заведывавший», подпоручик Приклонский бывал очень строг. И ревностно проверял знания пребывающих в полку недорослей.
И если солдатам-дворянам не возбранялось переносить свои патриархальные помещичьи привычки на службу в полк, то это нельзя относить ко всем молодым барчукам. Поначалу и Суворову был не чужд помещичий комфорт на службе, но все это было в разумных пределах.