Повседневная жизнь русской усадьбы XIX века
Шрифт:
Трудно сказать, где же проводила больше времени чета Тенишевых — в Петербурге или в милом, только приобретенном имении Талашкино. Но посещая Северную столицу, Мария Клавдиевна столь же энергична бывала и здесь. Занимаясь переустройством интерьеров в собственной городской усадьбе на Английской набережной, в своих воспоминаниях она писала: «В Петербурге так много банального в смысле обстановки, так трудно найти что-нибудь оригинальное!
Для каминов, по рекомендации Гоголинского, я обратилась к очень искусному резчику, Волковицкому, который пресерьезно предлагал мне сделать камин в стиле "вампир", а из магазина Коровина явился приказчик с заграничными образчиками мебельной материи, окрестивший все светло-зеленые тона — "виардо",
И где бы только она ни находилась, все вокруг преображалось. Принимало веселую, радужную и, главное, творческую атмосферу.
Когда стали появляться предметы мебели в Талашкинской усадьбе, Абрамцево было уже известно всей России. А потому и неудивительно, что именно абрамцевские экспонаты Международной выставки в Париже, организованной в последний год XIX века, вызвали огромный интерес.
Но если в Абрамцеве более всего заинтересовывал сам национальный декор и единичность, уникальность сотворенного предмета, то «талашкинский подход» оказался совсем иным. Хотя и был представлен тоже в «русском ключе», но восхитил не отдельными изделиями, а всей обстановкой в целом. Все предметы мебели рассматривались в тесной взаимосвязи с общим декором зала. Так, диван строгих пропорций с высокой спинкой и волнистыми барочными боковинами, завершающимися резкими, угловатыми подлокотниками, прекрасно гармонировал с реалистической живописью и природными композициями, искусно развешанными на стенах.
Здесь же находились и замысловатые резные креслица и шкафчики. А по периметру, под самым потолком располагался удивительно красивый фриз из старинных фантастических сказок. И резьба и роспись — плоды богатой фантазии Марии Клавдиевны.
Буфеты, горки для посуды, даже, казалось бы, простые стулья обладали столь выверенными пропорциями, что это была уже не обыкновенная мебель, а изысканная архитектура малых форм.
И если за границей изделия тенишевских мастерских принимались с огромным интересом, у нас же в России относились к этому направлению неоднозначно. Правда, скорее неприятие его отечественными историками искусства и некоторыми архитекторами чаще всего возникало от простого неведения. Сама же Мария Клавдиевна, прекрасно знавшая предмет спора, предлагала «построить все наши кресла, диваны, ширмы и трюмо в русском духе, не копируя старины, а только вдохновляясь ею». Знаток отечественной истории, знаменитый Монигетти не копировал былое, а создавал совершенно новые здания, вдохновляясь самим духом Древней Руси.
Прошло полтора столетия, но и проекты Монигетти (Политехнический музей в Москве и ряд иных построек), и уникальные работы Тенишевой не потеряли своей свежести и красоты. Столь же интересен и по сей день подобный подход к декоративно-прикладному искусству Николая Константиновича Рериха, также работавшего в Талашкинских мастерских. Правда, и в этом новом направлении случались небольшие промахи — художник Малютин, при всей сказочности его произведений, мало задумывался о их функциональности. Так что Тенишевой нередко приходилось направлять его творческий пыл в логическое русло.
Мария Клавдиевна писала в те годы: «Задачей моей было по возможности дать больше образцов, забросать рынок новыми формами, влить новую свежую струю, и потому чем больше было у меня сотрудников и больше инициативы, оригинальности, тем лучше выходили результаты. Мне не хотелось подражать другим мастерским, хотя бы Абрамцевской, которые дадут какой-нибудь один мотив и тысячу раз на все лады повторяют его. Все эти ящички, кубики, полочки,
Дом, который построил Львов
Николай Александрович Львов… (его портрет)
Талант архитектора он подкреплял мастерством рисовальщика и твердостью линий опытного гравера. А увлеченному собиранию и исследованию русских народных песен помогал поэтический дар этого самобытного зодчего. О мудрых львовских механических устройствах и вовсе ходили по России легенды.
И в любой из вышеупомянутых областей знаний он был профессионалом.
Можно себе представить, насколько популярен был он как архитектор, если уже с 30-летнего возраста Николая приглашают строить в самом Петербурге (Невские ворота Петропавловской крепости, Почтамт и т. д.). Получает он заказы и на строительство целых усадебных ансамблей: Митино-Василёво Львовых — дальних родственников Николая Александровича; Прямухино — родственников и друзей Бакуниных; Горницы — Беклемишевых; Арпачёво — имение дяди; собственная усадьба в Черенчицах-Никольском; помещичий дом в Знаменском-Райке недалеко от Торжка; а также Садовый домик на даче Безбородко.
Дом Львова в Черенчицах удивительно компактен. Как и во всех его постройках, здесь воплощается принцип классицизма: целесообразность, прочность и красота.
Совсем не примечательный земельный участок львовского владения к концу XVIII века превращается в живописный усадебный ансамбль. Прекрасно зная не только рельеф существующей местности, но и саму геопластику земли, учитывая, что местность имеет уклон с северо-запада на юго-восток и саму гидрологию грунтовых вод, Львов сооружает дренаж и строит добротные деревянные водоводы под землей. Итог ожидаем — пять прекрасно устроенных прудов да еще и осушенная болотистая низменность.
Николай Львов задумывает на территории усадьбы большое число сооружений самого разнообразного назначения. Центр ансамбля — конечно же усадебный дом с прилегающим к нему совсем, правда, небольшим парадным двором и садом. Причем возводящийся дом посматривает своим главным южным фасадом на просторы нижнего парка. На продолжении оси (она проходит через центр дома) находятся пруды. К востоку от дома при въезде в усадьбу был задуман мавзолей.
В самой высокой северо-западной части усадьбы, прилегающей к полям, он строит зернохранилище, ригу. Ближе к дому появляются фруктовые сады с оранжереей, конный двор. В низкой юго-восточной части усадьбы, поблизости от лугов и вод, Львов располагает обширный скотный двор. На крутизне Петровой горы он размещает кузницу, чтобы воздушным мехам кузнеца помогал еще и ветер. С запада к усадебному дому примыкал и небольшой сад, соседствовавший со скромным сыроваренным заводиком.
Однако самыми оригинальными были так называемые малые архитектурные постройки: храмик и грот-купальня, павильон-ротонда и павильон на острове, ключевой погреб-павильон и летний домик.
И в каком бы помещении дома в Никольском ты ни оказался, везде находишь какое-нибудь своеобычное, причудливое решение. Но это вовсе не оригинальничанье, а сама логика, воплощенная в инженерных конструкциях. Так, чтобы хорошо осветить в дневное время центральное помещение первого этажа дома, Николай пользуется вторым светом, проникающим через остекленный проем пола в центре зала бельэтажа.
Прекрасные пропорции помещений (гостиной, столовой), не умаляют и их практичности. Большое внимание уделяется отоплению, вентиляции, водоснабжению. Так, задумывая сооружение камина, он использует систему «воздушного отопления», с тем чтобы наружный воздух, проходя через жаровую часть камина, поступал затем в комнату уже теплым, одновременно и согревая, и проветривая ее. Львов изобретает «паровую кухню» — пар варил еду, мыл посуду, вращал вертел. Отделка интерьера была также продумана до мелочей.