Повседневная жизнь русской усадьбы XIX века
Шрифт:
Дом строился основательно, но с известной долей элегантности, что, впрочем, не было сопряжено с большими затратами. Архитектор сооружает колонны скромного дорического ордера и их верхнюю часть украшает каннелюрами. Здание вмиг преображается. Как сказал о работе зодчего А. М. Бакунин: «И с лица столбами принарядил кой-как фасад».
Жизнь Званская — по Державину
Усадьба Званка. Она запечатлена на гравюре с акварели Абрамова. На переднем плане по зеркалу реки скользит барка под парусом. На берегу проверяют снасти, готовятся на
За его спиной темнеют постройки. Перед ним пологая длинная лестница спускается к речному берегу. Вокруг усадьбы — низкая ограда, обсаженная изнутри молодыми деревцами. Это усадьба, принадлежавшая Гаврииле Романовичу Державину.
Абрамов был личным секретарем Гавриилы Романовича. Свою акварельную зарисовку создал в 1807 году в память посещения Званки Евгением Болховитиновым — добрым знакомцем Державина, в ту пору игуменом Хутынского монастыря. Свою жизнь в Званке Державин описал в своем послании «Евгению. Жизнь Званская».
Усадьба располагалась на высоком берегу Волхова. На реке была пристань, где стояла лодка «Гавриил» по имени хозяина усадьбы, и ботик «Тайка», названный в честь собаки Державина. Господский дом знаменитого российского стихотворца, отважного солдата и блистательного офицера русской армии был небольшой, двухэтажный с бельведером и четырьмя скромными комнатами по фасаду. Он близок к квадрату и, пожалуй, напоминает своим видом «кубические» купольные храмы, что дало повод Державину назвать его «храмовидным».
Дом удивительно уютен, начиная с библиотеки и до необыкновенной столовой, строгость и величие которой сторожили теснящиеся в глубине залы полуовальным строем колонны.
Кабинет хозяина располагался на втором этаже. Державин любил здесь отдыхать на массивном диване. На стенах покоились охотничьи принадлежности и ружья.
Но, пожалуй, самое главное, что отличает большинство усадебных построек в России, особенно выпестованных Львовым, это укутанные флером таинственности, скрытые от глаз, тайные помещения. Что же уготовано было стихотворцу на этот раз? Казалось бы, все просто, красиво и открыто всем, и даже прихотливым взглядам и намерениям, но и здесь есть свои секреты. Оказывается, кроме парадной лестницы существуют и две потайные. И уж никогда не догадаться — сделаны они в виде ложных печей.
Так увидел Званку Я. Грот, посетивший имение в 1863 году: «…видны только остатки крыльца, на месте же самого дома лежат разбросанные кирпичи и сложена груда камней… Влево от дома (если стоять перед ним лицом к реке) был сад, теперь совершенно заросший; только на стоящем отдельно крутом холме видны деревянные столбы находившейся здесь беседки, около которой еще и теперь особенно густо растет зелень с одичалыми цветами… уцелели только немногие строения: баня, где отводилось иногда помещение некоторым из гостей, съезжавшимся на Званку, каретный сарай и часовня. Стоявшая внизу, вправо от усадьбы, ткацкая, где приготовляли сукна и полотна, совершенно исчезла. Но позади места, где был господский дом, виден теперь навес, под которым сложены разобранные бревна и доски его».
Гавриил Романович Державин умер в своей
В 1869 году здесь открывается женский Знаменский монастырь.
Глава третья. Каких чудес не видел здесь я?!
Много ли сохранилось, дошло до наших дней усадебных парков XIX века? А что же говорить о XVIII или о XVII? Причины разные. Перелицованная в начале XX столетия держава, войны, разруха и безвластие.
Так что, быть может, для наших архитекторов и дендрологов, агрономов да и просто людей, увлеченных русским парковым искусством, ценен случайно сохранившийся альбом Николая Львова с проектом сада Безбородко в Москве.
Одна из многочисленных загадок этого сада — подземный зал. Архитектор Львов украсил огромное пространство его пышными мраморными лестницами, колоннами и водяным многоступенчатым каскадом.
И совсем не важно то, что проект, заказанный Безбородко, не был осуществлен. Сам принцип такого подземелья послужил своеобразным эталоном для отечественных архитекторов XIX века. Сооружения, заказанные другими русскими помещиками, были и меньше, и скромнее, и много дешевле в воплощении, но все они оказались необыкновенно романтичны. Да одновременно и практичны, как, например, совсем небольшой грот, построенный в усадьбе Мусина-Пушкина Валуево под Москвой.
В каждом своем последующем проекте Николай Львов предлагает что-то совсем иное, необычное, но удивительно привлекательное. Прекрасно зная западные усадебные парки, он даже и не пытается их копировать. Это бессмысленно, а потому и не резон повторять.
Львов дополняет принципы живописного пейзажного парка, предлагаемые в теоретических решениях и проектах Чэмберса и Уэтли, Гиршфельда и Мореля.
Сад для прогулок
Львов — горячий и истовый сторонник сочетания приемов регулярных и чисто живописных. Именно это и является основой для планировки русских усадебных парков. Того же мнения придерживается и другой знаток паркового искусства, Андрей Болотов. Человек творческий, он не вполне справедливо считал французскую систему регулярных садов давно отжившей. Не был в восторге и от английских пейзажных парков.
Что же не устраивало его у англичан? Прежде всего «непомерность» и «излишность». Естественно, сопоставляя отечественные сады и парки с английскими, Андрей Николаевич видит больше достоинств именно в русских. Наши сады должны быть «ни английские, ни французские, а наши собственные и изобретенные самими нами».
Само понятие — «регулярность», «заданность» — несколько сковывает Львова. Если сад Безбородко в городе, то от принципа регулярности не уйти. По убеждению Львова, он «должен не токмо отвечать величию оного, но и служить еще богатою рамою великолепному дому… а потому и не может быть иначе, как Архитектурной или Симметрической».