Повседневная жизнь русской усадьбы XIX века
Шрифт:
Андрей Болотов — свидетель всех таинств правления Петра III и екатерининского переворота. Однако не участник, несмотря на все уговоры приятеля по службе — графа Орлова. Потом — добровольная отставка в чине капитана и деревенская жизнь.
Между тем молодая, энергичная императрица усердно ищет опытного селянина, кто бы мог управлять ее имениями в Киясовской волости, которую она решила приобрести. Князь С. В. Гагарин сбился с ног, подыскивая человека. Тогдашнее Вольное экономическое общество указывает на Болотова. Князь проверяет его в деле и только затем соглашается.
Позже Болотов управляет собственными имениями Екатерины II в Богородицкой волости.
В многословной, старорежимной манере это сочинение (которым, кстати, будут пользоваться весь XIX век) сообщало, что оно есть «собрание всяких экономических известий, опытов, открытий, примечаний, наставлений, записок и советов, относящихся до земледелия, скотоводства, до садов и огородов, до лугов, лесов, прудов, разных продуктов, до деревенских строений, домашних лекарств, врачебных трав и до других всяких нужных и неизбежных городским и деревенским жителям вещей».
И хотя после ухода Екатерины II Болотову предлагали продолжать управление имениями в Богородицкой волости, теперь уже принадлежавшими графу Бобринскому (внебрачному сыну императрицы), Андрей Тимофеевич снова в собственной деревне, в аграрных заботах. И даже его пребывание по делам в Петербурге было кратковременным. Чуть долее того, чтобы получить из рук императора Александра I золотую медаль за заслуги, оказанные сельскому хозяйству.
Так уж получилось, что лучшего наставника парковой архитектуры у владельцев усадеб средней руки до той поры не было… Нет, конечно же существовали и до Андрея Тимофеевича крупнейшие архитекторы, коим доводилось заниматься и ландшафтами, к примеру, В. И. Баженов и М. Ф. Казаков, знаменитый натуралист П. С. Паллас и литератор Н. П. Осипов, ландшафтник-романтик Николай Львов. Однако для них парковая архитектура являлась лишь эпизодом. Болотов же, мало того что занимался строительством парков более 70 лет, славен и тем, что стремился придать садово-парковому искусству в России свои, национальные черты.
В чем же состояла эта специфика? Здесь напрочь отсутствовали какие-либо причуды и странности. Он просто строит усадебные парки исходя из особенностей русской природы, климата. Использует отечественные породы деревьев, кустарников и цветов. И он таки достиг цели — уравновесил потребности с возможностями огромного числа владельцев русских усадеб средней руки. Их были многие тысячи — этих увлеченных последователей его подхода к русскому парку. Значимость Болотова и в том, что он фактически единственный из литераторов, кто подробно рассказал и о том, как же создавались парки, с каким трепетом относилось тогдашнее русское общество к садовому искусству.
С чего же начинает этот энергичный человек, кого, по его бедности, язык не поворачивается назвать «землевладельцем»? С перепланировки самой усадьбы. «Патриархальное строение» — дом был поставлен в глубине усадьбы. А с юго-запада перед ним находился сам собой выросший задний двор, «наибеспорядочнейший в свете». Он был буквально захламлен множеством мелких построек. Место же, по праву принадлежавшее дому хозяина, на берегу пруда, рядом с большим садом занимала неказистая банька, топившаяся по-черному.
И хотя на территории усадьбы посадок было немало — две рощи, два сада, прекрасные старинные дубы, но из окон дома не было никакого обзора. Да и сам он был скрыт зеленой стеной деревьев. Так что прекрасные дали, что
Можно представить, как же все это случайное нагромождение служебных построек, садов и аллей раздражало Андрея Тимофеевича… Тем более что к тому времени он уже повидал множество садово-парковых ансамблей, в которых доминантой был сам дом. Он господствовал по размерам да и по месту — в центре либо на возвышении. Служебные постройки были меньших размеров, и их местоположение определялось исключительно удобством пользования. А вот сам парк, что окружал дом, должен был иметь и самую главную часть — «увеселительный сад». Находился он в непосредственной близости от дома. Его украшали статуи, клумбы, обелиски.
Если же хозяин обладал несколько б'oльшими средствами, чем обычные офицеры и чиновники, что толпой бросились в отставку вслед за манифестом («О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству»), то на их усадебных планах, заботливо расчерченных услужливыми архитекторами той поры, появлялась и геометрическая сеть аллей. Одни пересекались друг с другом под прямым углом, другие — по диагонали, третьи расходились от усадебного дома лучами. И наконец, существовали и такие аллеи, замысловатые изгибы которых более напоминали веселый лабиринт. Тогда эта тенистая череда парковых путей превращалась в удивительно сложный рисунок.
Нередко в совсем молодых парках, где юные деревца еще неспособны были защитить обитателей от солнца, где путь к соседним постройкам пролегал по солнечной лужайке, сооружали так называемые огибные дороги. Такие дорожки в усадебных парках затенялись, представляя собой в жаркие дни приятные убежища от солнца.
Эти пространства образовывались сквозными деревянными решетками, покоящимися горизонтально на легких деревянных, чугунных, кирпичных, либо каменных столбах. У подножия столбов обычно высаживались вьющиеся растения. Быстро вырастая, они добирались по столбам до деревянной обрешетки и плотно устилали ее своими ветвями. Препятствуя солнечным лучам, эти ажурные зеленые покрывала не препятствовали току воздуха. Так что там всегда царила прохлада.
И если в XVIII и XIX веках термин «огибные дороги» понятен был любому строителю и садовнику, то уже в конце XIX столетия утвердилось новое понятие решетчатых навесов — «пергола», пришедшее из Италии, или «веранда», перекочевавшее к нам из Португалии. В свою же очередь, португальцы заимствовали его у индейцев.
Так что служилое дворянство, оседая в усадьбах, начинает с годами постигать и многие таинства паркового искусства. И если огибные дорожки не требовали особых усилий от владельца усадьбы, то стрижка деревьев, а тем более «малые формы» требовали услуг архитектора или хотя бы примерных рисунков, которыми молодые помещики делились друг с другом.
На гравюрах того времени можно рассмотреть прекрасно подстриженные ножницами садовников купы деревьев и кустарников. И чего только не достигали эти руки парковых мастеров! Начиная от скромных бордюров, живых изгородей и завершая стенками боскетов и высоченных шпалер.
Нередко в каких-нибудь дальних, глухих уездах у помещиков со скромным достатком, но безукоризненным вкусом можно было увидеть своеобразные сады, напоминающие архитектурные сооружения. Они были выстрижены из различных кустарников и деревьев. Перед взором представали ниши, аркады, колонны, зеленые обелиски. И если поначалу зеленым насаждениям придавали формы шара, куба, полусферы, то потом стали превращать в очертание зверя или птицы.