Повседневная жизнь Стамбула в эпоху Сулеймана Великолепного
Шрифт:
Эснафы всегда стараются защитить свои права и свои привилегии не только против незаконных поборов и вымогательств правительственных агентов, но и против поползновений других корпораций. Так, кожевенники в Едикуле противятся тому, чтобы шкуры животных, забитых в бойне, расположенной в их районе, распределялись между дубильщиками Касим-паши {234} . Последние, в свою очередь, требуют, ссылаясь на один правовой акт Мехмета Завоевателя, шкуры животных, забитых в Галате {235} . Несколько позднее кожевенники Едикуле протестуют против открытия дубильной мастерской в Енибахче и в Джибали {236} . Торговцы тканями, обосновавшиеся вблизи фруктового рынка, яростно противятся строительству кабачка перед их лавками. Свечные мастера жалуются на то, что некоторые мясники не только употребляют для освещения деготь, но и продают его. Сапожники из Ускюдара, традиционно пользующиеся правом продавать старые папуши(туфли без задников и каблуков), выступают против эскиджи(торговцев подержанными и случайными вещами), узурпировавших это право. Рассказы о жалобах и требованиях подобного рода заполняют целые страницы архивных записей, а это демонстрирует, с какой решимостью и с какой уверенностью в правомочности своих действий люди корпораций
Впрочем, именно к отстаиванию своих прав и сводятся все действия корпораций по отношению к правительству. При данном государственном устройстве не может быть и речи о претензиях эснафов на какую-то политическую роль: они далеки даже от мысли о поползновениях такого рода. В описываемую эпоху члены корпорации не могут даже и представить себе, чтобы их требования и протесты вышли за пределы чисто профессиональной деятельности и религиозной практики или имели целью защиту не только мусульман, но также христиан и евреев. Все же отмечено, что в течение XVII века люди стамбульских корпораций дважды поднимались против правительства: в 1651 и 1655–1656 годах. Однако и эти волнения носили чисто «профессиональный» характер. В 1650–1651 годах великий визирь Мелек Ахмет-паша велел начеканить большое количество низкопробной монеты, пиастров и акче, и обязал торговцев и ремесленников принимать и покупать ее по курсу венецианских цехинов и турецких золотых. Люди корпораций сначала отказались принимать плохую монету, а затем взбунтовались и добились отрешения Мелека Ахмет-паши от должности. Подобного же рода действия правительства спровоцировали мятеж янычар и восстание корпораций в 1655–1656 годах. Нужно, однако, констатировать: корпорации хотя и продемонстрировали свое недовольство самым энергичным образом, хотя и оказались способны к действиям, имевшим самое серьезное политическое последствие, тем не менее действовали всего лишь в русле своих профессиональных требований, не более того. Нет оснований говорить о пробуждении их политического сознания или о критическом осознании проблем, входящих в компетенцию правительства. Речь шла всего лишь о том, что люди корпораций почувствовали себя ущемленными в том, что дает им средства к существованию, а именно — в возможности по-прежнему заниматься своими ремеслами и своей торговлей. Остальное их не касалось {237} .
Торговцы
Стамбул — этот для своего времени огромный по численности населения город — являет собой полюс потребительского спроса, а следовательно, и торговли. Его необходимо постоянно снабжать массой разнообразных продуктов питания, а также сырьем и полуфабрикатами для местной ремесленной промышленности. Отсюда — уникальный по мощи поток ввозимых товаров при относительно незначительном экспорте.
Прибывающие в Стамбул импортные товары первоначально складируются в хранилищах — либо государственных, либо принадлежащих оптовикам. Затем следует их распределение. Сырье и полуфабрикаты, подлежащие дальнейшей переработке, переходят в распоряжение снабженцев государственных фабрик и ремесленников. Ремесленники, превратив импортные товары производственного назначения в готовые изделия, пускают их на рынок, между тем как конечным потребителем продукции государственных промышленных предприятий остается, за малыми исключениями, само государство. Что касается импортируемых продуктов питания и промышленных изделий конечного потребления, то они развозятся по лавкам или разносятся бродячими уличными торговцами. Все фазы этого процесса протекают под строгим государственным контролем, который дополняется внутренним контролем корпораций над поступающими к ним товарами: распродажа импорта не должна быть предметом конкуренции между членами одной корпорации.
Существует своего рода иерархия в среде коммерсантов. Некоторые виды торговли предполагают таких торговцев, которые либо располагают особенно большими финансовыми средствами, либо приобрели особенно высокую компетенцию и навык: именно они-то и составляют высшую категорию как с профессиональной точки зрения, так и по своему социальному статусу. Другие виды не требуют столь высокой квалификации, а иногда и вообще никакой — в последнем случае речь идет о бродячих торговцах или о мелких лавочках.
В связи с тем, что торговля в Стамбуле почти полностью зависит от привозных товаров, колоссальную роль приобретают крупные негоцианты — импортеры и оптовики, что, впрочем, почти одно и то же. Сама столица со всеми пригородами, это приходится подчеркнуть снова, абсолютно не в состоянии обеспечить себя товарами в необходимом объеме и ассортименте. Даже в таких контролируемых государством отраслях, как торговля зерном или мясом, негоцианты держат в своих руках от 80 до 90 процентов закупок, транспорта и складирования этих важнейших продуктов питания. Насущная нужда в пропитании столицы, естественно, стимулирует стремление «провернуть хорошенькое дельце». Если в одной из производящих зерно или мясо провинций Империи найдется достаточно высокопоставленный чиновник, предпочитающий обогащение добросовестному выполнению своих обязанностей, то прибыли в любом размере становятся возможны. Вот как, к примеру, Эвлийя Челеби размышляет об оптовых торговцах пшеницей и овсом: «Это пагуба моряков: они скупают у них то и другое по дешевке, забивают (зерном) свои хранилища и ждут не дождутся, когда засуха и нехватка продовольствия достигнут своей высшей точки. Тогда-то они „закрома“ приоткрывают и принимаются продавать зерно… на караты! Эти скупщики и спекулянты — сущие злодеи!» {238} Стоит уточнить: эти строки написаны в тот момент, когда экономическая и политическая жизнь столицы переживала тяжелейший кризис. Однако и в более спокойные времена снабжение мясом столицы находится в руках кучки негоциантов ( джелеб-кешан), которые не только обеспечивают его поставки, но сверх того являются собственниками огромных стад скота; под своим контролем они, скорее всего, держат едва ли не все скотобойни и немалое число мясных лавок в городе. Торговля зерном и мясом предполагает вложение очень больших финансовых средств; следовательно, мы вправе предположить, что в эту торговую отрасль помимо, так сказать, «явных» негоциантов скрытно вторгаются высокопоставленные сановники, ищущие сфер прибыльного приложения для своего наличного капитала (в их числе и лица, ответственные за благотворительные фонды). Такое предположение вполне совместимо с фактом правительственного контроля, поскольку последний осуществляется в определенных точках и не препятствует тайным сделкам между производителями, вкладчиками капиталов, поставщиками и оптовиками. Точно таким же образом в руках оптовиков сосредоточивается торговля кофе. Торговать им в XVII веке было столь же трудным занятием, как и торговать табаком или вином: все эти импортные товары многократно подвергались запретам; нужно было обладать достаточной финансовой мощью, чтобы выдержать удар, следующий непосредственно за очередным запрещением. К тому же и ввозные пошлины были высоки {239} .
К
Принимая на веру данные, приводимые Эвлийей Челеби для середины XVII века, мы находим: категория негоциантов и оптовиков насчитывала 15 160 человек (включая служащих); в своей собственности они имели 3188 лавок, баз и складов.
Следует уточнить, что эта широкомасштабная торговля практически не выходит за пределы Империи: ведущие ее негоцианты действуют лишь в бассейне Черного моря и в Восточном Средиземноморье {241} — товары из Западного Средиземноморья прибывают в Стамбул в трюмах иностранных судов. Сухопутная торговля внутри Империи находится в руках турок, греков, даже армян, что вполне естественно, поскольку иностранные купцы натыкаются на множество запретов, причем исключение делается только для некоторых иранцев и армян (подданных Ирана). Таким образом, местом заключения международных коммерческих сделок служат порты прибытия иностранных судов, а самый большой из них — это, разумеется, Стамбул, огромный центр потребления.
Среди коммерсантов Стамбула наиболее многочисленную категорию составляют мелкие розничные торговцы — лавочники всех видов и бродячие торговцы. Все они находятся в тройной зависимости: от негоциантов и оптовиков, от правительства, под надзором и контролем которого протекает вся их деятельность, и, наконец, от их собственной корпорации, которая ту же деятельность регламентирует по-своему. Внутри же этих рамок тройного ограничения они в состоянии заработать разве что лишь на хлеб насущный. Их лавки по большей части — всего лишь ларек ( колтук) с минимальным ассортиментом товаров и с минимальным количеством каждого из них. Выручка от такого рода «коммерции», естественно, тоже минимальная. Что они продают? Прочитав перечень торговых профессий, приведенный Эвлийей Челеби, убеждаешься в том, что занятия почти всех стамбульских торговцев сводятся к продаже продуктов питания, одежды, обуви или папушей, москательных товаров, духов, тканей. За исключением хлебопечения и торговли хлебом, а также некоторых сходных производств и видов торговли, в которых занято иной раз до десяти работников, персонал прочих торговых заведений, как правило, малочислен, если они вообще располагают таковым. Эвлийя Челеби упоминает 65 коммерческих корпораций, которые ведут торговлю в 14 445 лавках и насчитывают 48 тысяч человек; на одну лавку приходится менее четырех человек. В приведенном им списке корпорации располагаются по числу своих членов в следующем порядке: наиболее многочисленны те, что торгуют пищевыми продуктами, фруктами и овощами, за ними следуют торговцы тканями и готовой одеждой, аптекари и торговцы москательными товарами и, наконец, торговцы обувью. Все это торговцы мелкие, которые не располагают финансовыми средствами и не могут, следовательно, накапливать товарные запасы. Даже в том случае, когда они пользуются известной независимостью, свобода их действий все же весьма ограничена, а степень влияния их деятельности на экономическую конъюнктуру в столице близка к нулю.
Мелкий лавочник, продавец продуктов питания, имеет к тому же конкурента в лице бродячего торговца ( сейяр), который ходит, предлагая свой товар, по улицам города, да и не только по улицам, а и по дворам квартала. Он бродит с заплечной корзиной с сезонными овощами и фруктами, продавая их с небольшой скидкой сравнительно с ценами в лавках. Это объясняется тем, что он свободен от налога, который владельцы лавок должны платить. Как именно происходит пополнение «корпуса» этих сейяров, остается невыясненным, но можно предположить, что они рекрутируются из провинциалов, перебравшихся в столицу не с честолюбивым намерением сколотить состояние, а всего лишь стремясь вырваться из тисков нищего крестьянского существования. Оказавшись в Стамбуле без гроша, они прибегают к помощи своих ранее здесь обосновавшихся земляков, например к помощи янычар, которые дают им минимальную денежную сумму взаймы на покупку овощей и фруктов — с тем чтобы те поделились с кредитором своей жалкой выручкой. Вряд ли бродячие торговцы образовывали когда-либо корпорацию. Впрочем, не все заняты продажей овощей и фруктов, некоторые из них предпочитают торговать йогуртом, другие — папушами, третьи — глиняными горшками и тарелками, четвертые — кувшинами, пятые — грубыми тканями. Есть и эскиджи, скупающие всякого рода старые вещи, — профессия малоприбыльная, но тем не менее широко распространенная по всему бассейну Средиземного моря {242} . Сейяр привлекает к себе внимание обитателей квартала криком. Для Стамбула крик сейяров — характернейшая из составляющих городского шума.
Еще одна категория торговцев — это ремесленники. В силу простоты ремесленной техники по изготовлению из сырья изделий ее владелец очень часто, если не всегда, выступает не только в качестве производителя, но и в качестве продавца продукта своего труда. Иными словами, между ремесленником и покупателем отсутствует посредник Работа ремесленников протекает средь бела дня у всех на виду в мастерских, которые по совместительству выполняют и функцию лавочек, поскольку перед их входом выставляются на обозрение прохожих и на продажу готовые изделия. Как правило, мастерские-лавки ремесленников одной корпорации расположены вдоль одной же улицы — такое сосредоточение желательно и для правительства, и для руководителей корпорации, и для ее членов, каждого в отдельности. Численность ремесленников очень велика: согласно данным Эвлийи Челеби, в Стамбуле середины XVII века имелось 23 214 мастерских-лавочек и 79 264 ремесленника, мастеров и подмастерьев (рабочих), то есть выходит по 3–4 ремесленника на каждую мастерскую. Столь внушительное число не должно, однако же, слишком удивлять, если принять во внимание, как много требовалось ремесленной продукции, чтобы удовлетворить потребности столичного населения — как бедного, так и богатого. Ремесленники находятся в частичной, но чаще в полной зависимости от импортеров и одновременно — под неусыпным надзором службы мухтесиба: именно их прежде всего имеет в виду ихтисаб (свод регламентов), издаваемый правительством. Однако ремесленники в большей, пожалуй, степени, нежели остальное трудовое население, проникнуты сознанием своих прав и того, что их корпоративная организация служит наилучшим средством защиты этих прав: вот источник огромной жизнестойкости их корпораций.