Повседневная жизнь во Франции в эпоху Ришелье и Людовика XIII
Шрифт:
В лечении больных участвовали доктора, хирурги, аптекари и их подручные. Доктора медицины занимали верхнюю ступеньку иерархии; они составляли особую корпорацию, очень ревниво относящуюся к своим познаниям и навыкам. Многие врачи писали ученые трактаты о чуме и о ее лечении, например: Жозеф Дюшен «Чума, распознанная и побежденная самыми отменными и сильнодействующими снадобьями» (Париж, 1608); Пьер Жан Фабр «Трактат о чуме согласно доктрине врачей-алхимиков» (Тулуза, 1629). Один из них, Шарль де Лорм, лейб-медик Людовика XIII, изобрел знаменитый защитный костюм: маска в полфута длиной (16 см) в виде клюва, наполненного благовониями, с двумя отверстиями, соответствующими ноздрям. Под мантией носили сапожки из сафьяна, кожаные штаны, прикрепленные к этим сапожкам, и кожаную же рубашку,
Хирурги тоже носили этот костюм. Во время эпидемий главное бремя забот падало на них. Было достаточно одного врача, чтобы распознать признаки болезни и назначить лечение, а вот хирургов вечно не хватало: именно они вскрывали или прижигали воспаленные лимфатические узлы, зачастую используя для этого щипцы с длинными рукоятками, чтобы держаться подальше от больного. Они тоже издавали труды о методах лечения чумы на материале своих наблюдений (Эманюэль Лабадье «Трактат о чуме, подразделяющийся на диагноз, прогноз и врачевание. С важными примечаниями». Тулуза, 1620).
В силу срочной необходимости врачебные комиссии мобилизовали многочисленных цирюльников, обещая им в дальнейшем звание мастера хирургии, что позволило бы им стать ровней хирургам и аптекарям.
Аптекари тоже сбивались с ног. Обычно за людьми этой профессии был установлен строгий надзор; на каждом горшочке со снадобьем полагалось проставлять дату изготовления, состав и т. д. С возникновением эпидемии подручных аптекарей срочно бросали на сбор лекарственных трав, которые затем нужно было высушить, растолочь, перемешать, сообразуясь с указаниями мэтра. Разумеется, у каждого уважающего себя аптекаря существовали запасы на подобный случай, но они быстро подходили к концу, а в основе всякого медикаментозного лечения в те времена была фитотерапия. Для лечения зачумленных использовали по большей части потогонные средства, полагая, что с потом выйдет болезнь.
Врачевание основывалось на ученых трудах греков, римлян или арабов, например Авиценны. Лекарства имели минеральную, растительную или животную основу. Металлы, а также «безоаровый камень» (твердые отложения в желудке некоторых жвачных животных, главным образом безоаровых козлов) исполняли роль профилактического и лечебного средства. Во избежание заболевания носили амулеты [33] , наполненные ртутью («живым серебром») или истолченным в порошок «рогом единорога», а также драгоценные камни, из которых выше всего ценился алмаз. На детей из благородных семейств надевали коралловые ожерелья в качестве оберега.
33
Ришелье, которому «по долгу службы» приходилось искоренять ересь, ведовство и предрассудки, в амулеты верил безгранично. В моменты обострения болезни он носил под рубашкой ладанку якобы персидского происхождения, содержавшую порошок из истолченных человеческих костей.
В состав всех лечебных зелий входили кровь гадюки и слюна жабы. Самым главным снадобьем считалось универсальное противоядие – сложная смесь из шести десятков ингредиентов, состав которой держался в тайне. Один раз в год ее приготовляли принародно; по всей видимости, ее основой был опиум, а многочисленные растительные компоненты воздействовали только на органы обоняния.
Кое-кому удавалось уцелеть и излечиться от чумы. Один из таких счастливцев, дядюшка Грийо из Лиона, записал в 1629 году в дневнике, как, заметив у себя первые признаки болезни, стал питаться исключительно травяными настоями. На шестнадцатый день из его ноги вышли два маленьких червячка, и это явление, вкупе со рвотой, жаром и головной болью, вызвало у него сильнейшее отвращение. Но уже на следующий день, после обильного носового кровотечения, он почувствовал себя лучше, а вскоре язвы рассосались сами собой.
После каждой эпидемии чумы люди с удвоенной силой начинали радоваться жизни: по свидетельству приходских книг, за каждой вспышкой заболевания шло рекордное число свадеб, в несколько раз большее, чем в годы, предшествовавшие чуме, так что население городов довольно быстро восстанавливалось.
Чумой и холерой напасти не ограничивались. В голодные годы (как правило, следовавшие за эпидемиями) были нередки случаи отравления спорыньей, вызывавшей конвульсии и гангрену конечностей. Даже перспектива смерти в страшных судорогах не могла остановить бедных крестьян, измученных голодом, от употребления в пишу заведомо губительного зерна.
Впрочем, сама бедность уподоблялась болезни; ее называли «недугом святого Франциска», намекая на нищенствующий орден францисканцев.
Бедняки могли получить кров и кусок хлеба в госпиталях-богадельнях: Отель-Дьё в Париже и Лионе, Сен-Жак-де-Компостель и др., в которых существовали отделения для мужчин, женщин и детей. Эти богоугодные заведения существовали на пожертвования; некоторые благодетели завещали им все свое состояние.
Госпитали, изначально бывшие в большей степени странноприимными домами и управлявшиеся монахами соответствующих орденов, с XVI века были секуляризированы, чтобы пресечь процветавшие в них финансовые злоупотребления. Отныне ими могли руководить только простые горожане, купцы и землепашцы, но не церковники, дворяне или их доверенные лица. И все же обслуживающим персоналом в таких заведениях по-прежнему оставались монахи, чаще всего братья из ордена Святого Иоанна. Большую роль в развитии больниц сыграл впоследствии канонизированный Винсент де Поль.
Скромный сельский священник Винсент де Поль (1581—1660) в 1610 году стал придворным духовником королевы Марго, а в 1614-м поступил в дом Эммануэля де Гонди, управляющего французскими галерами. Госпожа де Гонди сделала его своим исповедником. Все это семейство занималось благотворительностью, посещало больных и раздавало милостыню. Впоследствии Винсент де Поль сумел привлечь к этой деятельности цвет французской аристократии и буржуазии. Так, вдова председателя Счетной палаты Гуссо стала первой председательницей общества дам-благотворительниц; мадемуазель де Фей (она была очень высокого происхождения, но страдала от физического изъяна: одна ее нога была раздута от водянки) все силы и средства отдавала служению бедным и Богу; племянница кардинала Ришелье, герцогиня д'Эгильон, тратила на благотворительность огромные суммы денег; наконец, и королева Анна Австрийская не отказывала в помощи Винсенту де Полю, поскольку тот был рядом с ее мужем в его смертный час.
В 1617 году Винсент де Поль решил посвятить всю свою жизнь служению бедным и создал первое Братство Милосердия, в которое входили женщины скромного происхождения, ухаживавшие за больными и работавшие на благо бедных в приходе Шатильон-де-Домб. В 1625 году госпожа де Гонди предоставила в его распоряжение средства для основания конгрегации миссионеров, чтобы осуществлять благотворительную деятельность среди крестьян в ее владениях. Когда конгрегация получила представительство в бывшем монастыре Святого Лазаря [34] в Париже (1632), ее члены стали называться лазаристами.
34
Вернее, это был старинный лепрозорий, стоявший на дороге из Парижа в Сен-Дени, у края болотистой местности, где в XII веке пролегало русло Сены.
Помимо этого, Винсент де Поль руководил орденом Визитации Святой Марии и создал несколько других благотворительных организаций. Управление Братством Святого Николая было поручено им Маргарите Назо де Сюрен, которой помогали молодые девушки, вышедшие, как и она, из сельской среды. Луиза де Марильяк, благочестивая женщина, преданная своему делу, помогла ему основать в 1634 году Институт девиц Милосердия (Сестер святого Винсента де Поля), чтобы помогать бедным и больным. Институт, находившийся в Париже, состоял из благородных дам и богатых горожанок, посвятивших себя благотворительности по примеру будущего святого. В скором времени вся Франция покрылась широкой сетью больниц «Шарите» – от Сен-Жермена до глухих деревушек.