Повседневная жизнь Японии в эпоху Мэйдзи
Шрифт:
«Школа представляла собой маленький дом с соломенной крышей, который стоял посреди рисового поля. Она ничем не отличалась от прежних храмовых школ феодальной эпохи. Но у нас, помимо прежних каменных стержней для письма, были и грифельные доски. Летом мы собирались в школе еще затемно и занимались при свечах — это называлось «утренней каллиграфией». Зимой же, поскольку в школе не было отопления, каждый из нас приносил с собой маленькую жаровню, топившуюся древесным углем, и до следующих каникул она была непременным предметом интерьера…» На самом деле школа часто помещалась в обычном крестьянском доме, так что один класс не отделялся от другого, а столовая от спальни. Все это находилось в одной большой комнате. «Наш «класс» отличался тем, что циновки в нем были чище, чем в других частях помещения, а вот в «столовой» они были особенно грязны. Что касается «дортуара» (спальни), то спали мы вповалку, где придется, на любом клочке пространства, свободном от столов… Услышав крик «В класс!», мы вскакивали с места, где отдыхали в темных углах комнаты, и рассаживались в большой круг — это и была наша «классная комната»». Между тем потребность в зданиях, специально распланированных под школу, стала нарастать, и вскоре началось
После 1890 года образование в начальной школе стало не только теоретическим. К нему добавился и практический элемент, что побудило людей чаще отправлять детей в школу. Количество учеников и уровень посещаемости еще больше возросли. Также создавались классы для девочек, где помимо основного курса преподавались практические знания: домашнее хозяйство, шитье, воспитание детей и т. д. Правительство, вдохновленное первыми результатами, с 1893 года занялось созданием специализированных школ, где упор делался на практическое образование, касающееся сельского хозяйства, торговли и связанных с ними специальностей. Обучение в таких школах было платным.
В городах, где средние классы были очень бедными, создавались, в основном по инициативе буддийских монахов, бесплатные начальные школы, в которых детей знакомили только с чтением и письмом. Однако многие родители предпочитали отправлять ребенка в школу лишь после десяти — двенадцати лет, а до этого возраста ограничивались домашним образованием, обучая его азам будущей профессии.
Школьная программа не ограничивалась тем, чтобы привить населению элементарную грамотность. С самого начала она отвечала целям, зафиксированным в императорском рескрипте 1890 года, который предписывал «давать детям воспитание как нравственного, так и патриотического характера, обучать их основным наукам, которые пригодятся им в дальнейшем, и неустанно следить за их физическим развитием». И этот рескрипт, определяя основные принципы естественной морали, приказывал учителям оказывать «полную поддержку Нашей Императорской Династии, вечной, как вселенная. Так вы не только покажете себя верными гражданами своей страны, но и сможете подтвердить благородство своих предков…»
Хотя следующий рескрипт (1899) указал на то, что в принципе мораль не зависит от религии, все же последней в школьной программе уделялось особое внимание. Утверждались главные принципы синтоизма и прежде всего — «уважение к Предкам и к Императору». По этому поводу тонкий наблюдатель того времени Г. Уэлерси заметил, что «уважение к предкам преподносилось в школе как истинный культ, а история страны — как священная история».
Что касается детей, работающих на заводах, то мало кто из них имел возможность посещать школу. Некоторые руководители, правда, старались изменить эту ситуацию и обучали детей сами (или же нанимали преподавателей) чтению, письму по токухону(книга для чтения), а также использованию соробан,счетам, распространенным повсеместно в Японии. Кроме того, школы часто находились слишком далеко от дома учеников или не могли вместить всех детей. Некоторые должны были проходить очень длинное расстояние, чтобы попасть на занятия. В «Нироку симбун» за 25 июля 1909 года юная студентка пишет: «От моего дома до школы было около двенадцати километров, и женщине требовалось не менее трех часов, чтобы пройти такое расстояние. Занятия же начинались в семь угра. И, несмотря на все, я в течение двух лет ежедневно проделывала этот путь, хотя вставать приходилось в три часа утра… Я ненавидела это…»
Ученики колледжей и высшей школы почти все принадлежали к семьям самураев. В начале эпохи Мэйдзи им приходилось нелегко, ведь преподавание велось иностранцами на английском, немецком или французском языках. Сначала этот язык нужно было выучить. С каждым преподавателем работал переводчик, который с трудом мог перевести на японский язык технические термины, используемые педагогом. Студенты старших классов часто были совершенно незнакомы с нормами поведения и, в духе правящего сословия, могли перед всем классом выхватить саблю, к крайней растерянности бедного преподавателя-иностранца, не знающего, что предпринять. Многочисленные инциденты такого рода происходили вплоть до 1876 года, когда правительство запретило ношение сабли. Но ученикам не хватало усидчивости, что не способствовало их успехам в учебе. Высшее образование имело ярко выраженную «западную» направленность и в силу многих вещей являлось прерогативой юношей, принадлежащих к военному сословию. Так, в 1878 и 1879 годах из девяти дипломов, выданных выпускникам юридического факультета Токийского университета, лишь один не принадлежал выходцу из семьи самураев — это был сын богатого столичного торговца.
Постепенно с течением времени все больше учеников из других сословий могли получить диплом, но все же это в основном были сыновья политических деятелей, богатых торговцев или крупных собственников. Те, чей достаток не позволял
В начале эпохи Мэйдзи количество выдаваемых ежегодно дипломов было довольно большим, хотя в то же время высоким был и уровень требований, предъявляемых образованному человеку. Некоторые студенты после окончания учебы, а иногда даже до ее завершения получали государственный пост. Кроме того, наиболее прилежных и успевающих учеников опекали их ояката.
Студенткам же найти жилье было гораздо проще, их охотно принимали семьи, особенно если девушки принадлежали к уважаемым кругам, а в большинстве случаев так оно и было. Деревенские девушки, добившиеся посещения высшей школы благодаря упорству и уму, но не имевшие средств, чтобы находиться на пансионе в семье, вынуждены были жить в «ночлежных домах для девушек», где часто размещались работницы соседних фабрик или мастерских. Кроме того, у них была возможность предлагать свои услуги по уходу за детьми, нанимаясь в богатые семьи, или же подрабатывать, выполняя разную мелкую женскую работу. Вначале студентки ходили на занятия, одеваясь в традиционное кимоно, но это оказалось малопрактичным, и вскоре, несмотря на некоторое общественное неодобрение, в их повседневную одежду проникла часть мужского костюма — хаксша,нечто вроде широких брюк, в которые они заправляли легкое кимоно. К 1885 году они стали носить европейскую одежду — эту моду ввели в Токио учительницы школ для девочек. Ученицы колледжей и преподавательницы университетов переняли это новое веяние, и вскоре в каждой школе появилась своя униформа, в большинстве случаев имитирующая униформу немецких студенток того времени и отличавшаяся только фуражкой с эмблемой школы, к которой принадлежала ее обладательница. Эта униформа стала традиционной и быстро проникла во все школы страны, сообщая ее обладательницам то, что называли «корпоративным духом», так что ученицы колледжей носят ее и по сей день.
В начале эпохи Мэйдзи учебников было мало и стоили они дорого. Но с развитием книгопечатания и с расширением бумажного производства проблема стала постепенно решаться. Студенты по-прежнему писали кистью и каменным стержнем, который обмакивали в чернила. В начальной школе дети уже использовали грифельную доску и мел, а позднее, когда наладилось производство карандашей с графитным стержнем, перешли на них и на бумагу. Что касается учащихся колледжей и университетов, то в их распоряжении были металлические перья с чернильницей для «западных» предметов, а за традиционную кисть они брались при выполнении заданий по японской литературе.
В то время как в начальной школе и колледжах преподавание велось на японском, высшее образование и точные науки преподавались на иностранных языках. Студент считался высококультурным, если владел английским, французским или немецким языками. Знание иностранных языков было абсолютно необходимым тем, кто собирался заниматься точными науками или европейской литературой, поскольку большая часть современных произведений приходила в Японию из-за границы.