Повторение судьбы
Шрифт:
Но затем сказала, что сама часто думает, как привлечь людей в музей, что идея прекрасная и что он может на нее рассчитывать. Она с удовольствием расскажет молодежи все, что знает. У нее даже есть некоторый опыт: она неоднократно вела такие уроки, когда работала в музее в Торуни.
– Однажды даже для класса Агнешки…
Она замолчала. Марцин тронул ее руку.
– Не могли бы вы заказать еще бокал вина? – с улыбкой спросила она.– Кутить так кутить! Вы ведь сегодня тоже не провели в четырнадцать обход музея. Пани Ванда этого вам не забудет. Кстати, с каких пор у вас эта амбарная книга, с которой вы ходите по музею? Судя по состоянию обложки, она как минимум ровесница икон… – И она громко рассмеялась.
Марцин
– Нет-нет! Мы еще остаемся. Правда, пани Мира? Пожалуйста, еще два вина.
Как только официантка отошла, хранительница, понизив голос, спросила у него:
– Я могу задать вам вопрос? Очень личный? – И она испытующе посмотрела на него. – Вы сегодня выглядите как-то совершенно иначе. Когда вы утром вошли в зал, я в первый момент подумала, что это ваш младший брат. Нет, правда! Значит ли это, что в вашей жизни за эти два дня случилось что-то исключительное? Вы… – Она на миг запнулась. – Вы влюбились?
У Марцина язык отнялся. Такого вопроса он не ждал.
– Ой, простите! Я слишком далеко зашла. Но вы сами в этом виноваты. Это вы меня напоили, – засмеялась она.
По пути из ресторана пани Мира зашла в парфюмерный магазин на площади. Марцин ждал на улице. Он ощущал воздействие вина. Давненько он не пил спиртного. И ему было странно, что эти несколько небольших бокалов так подействовали на него. Он чувствовал себя свободно и спокойно. Не было ощущения, что надо куда-то спешить. Даже если бы хранительница вышла из магазина через час, это не произвело бы на него никакого впечатления. Ему было так хорошо и приятно. Если испанцы каждый день так чувствуют себя во время послеобеденной сиесты, он начинает понимать, почему она занимает такое важное место в их жизни…
Прислонясь к витрине магазина, он с любопытством приглядывался к прохожим, неспешно прогуливающимся по улице. Ему было даже не вспомнить, когда он в последний раз был на прогулке. Нет, он не гулял. Он перемещался между двумя пунктами, преимущественно в машине. Бичицы, дорога в музей, иногда – банк, ратуша или продовольственный магазин в центре Сонча. Вечером по той же дороге, только в обратном направлении, до Бичиц. А ведь когда-то он любил гулять…
Он одевал маму. Переносил ее на руках в кресло-каталку, укрывал шерстяным пледом и вывозил из дому. Каждая такая прогулка была для мамы праздником. Он помнит, как она улыбалась, когда они кого-нибудь встречали. Люди останавливались, здоровались, рассказывали новости. Если было не слишком холодно, он довозил маму до Секерковой, вкатывал кресло в хату и уходил на улицу. Через час Секеркова провожала их и оставалась у них до позднего вечера. Им было никак не наговориться. Мама, прикованная к постели, и Секеркова, уже многие годы не выезжавшая из деревни, могли разговаривать бесконечно. Они были знакомы столько лет, в их жизни никаких необычных событий не случалось, и тем не менее у них всегда находилось что-то интересное, чтобы рассказать подруге. Марцину это казалось невероятным и по-своему трогательным…
– Вы этот цвет имели в виду? – внезапно услышал он голос хранительницы.
Она стояла перед ним, протянув руку. Марцин почувствовал запах лака. Он осторожно взял ее пальцами за запястье и стал рассматривать ногти.
– На безымянном пальце, да?
Да нет же! На указательном! – рассмеялась она. – А я-то считала вас выдающимся знатоком женских ногтей. Но это тоже хорошая новость. Во-первых, это означает, что у вас небольшой опыт общения с женскими пальцами, а во-вторых, что лак на остальных пальцах вам тоже нравится. Ведь верно? Она деликатно отняла руку.
– Но сейчас, наверное, чуть меньше, чем в полдень? Потому что сейчас вы не поцеловали мне руку, – кокетливо объяснила она. – Ну и не важно. Вы все равно получите от меня подарок. Я подумала, что вы должны окончательно потрясти музей и оставлять в каждом зале после двухчасового обхода свой аромат. А этот, решила я, лучше всего будет подходить к вашим новым джинсам и трехдневной щетине, с которой вы выглядите… просто интригующе. – Она подала ему завернутую в пленку маленькую синюю коробочку, перевязанную белой ленточкой. – Пожалуйста, не сердитесь, но я должна кое-что сказать. В вашем нынешнем облике мне чего-то не хватало. Я думала об этом, глядя на вас во время ленча. И наконец до меня дошло. Запаха!
Марцин растерянно вертел в руках сверток, не зная, как себя вести.
– А с чего это вы так щедры ко мне? – полюбопытствовал он.
Она проигнорировала его вопрос.
– Да откройте же вы наконец коробочку! Я хочу немедленно почувствовать, как это будет пахнуть на вашей коже. Поскольку вы настаивали на французском вине, которым вы меня так галантно накачивали, я подумала, что вам понравится французский одеколон. Я давно знаю этот запах. Это «Джайпур» парижской фирмы «Бушрон». Она в основном занимается бижутерией, но в последнее время стала производить и парфюмерию. Этот, по-моему… Ну чего вы ждете? Открывайте!
Марцин медленно развязал ленточку, разорвал пленку и извлек изящный флакон с желтоватой жидкостью.
– Разрешите мне, – сказала пани Мира, забирая у него флакон.
Она смочила ему шею капелькой одеколона, привстала на цыпочки, положила подбородок ему на плечо и вдохнула запах.
– Какой чувственный аромат! Счастье, что вы не пахли так, когда была эта блондинка. Она спустила бы перед вами не только блузку, но и лифчик. Вот видите, что вы наделали со мной? Что я несу?! Извините, пан Марцин! Мне нельзя пить с вами. Я становлюсь злой и… ревнивой. Ладно, пойдемте. Удостоверимся, не уволили ли нас с работы, пока мы прогуливали.
Уже на Львовской она спросила его:
– А почему вдруг вы стали такой молчаливый? Вы даже не сказали мне, понравился ли вам одеколон.
– Спасибо, пани Мира. Вы доставили мне огромную радость. И одеколоном тоже, но больше всего тем, что согласились провести со мной время.
– Это я вас благодарю. Это и мой первый ленч… с мужчиной. – И после паузы тихо добавила: – После Агнешки…
Марцин не мог дождаться вечера. Он произвел обход залов, лишь убедившись, что все ушли домой и в музее он остался один. Через некоторые залы он проходил как человек, впервые попавший в музей, а не сотрудник, работающий здесь уже многие годы и каждый день сверяющий иконы со старой амбарной книгой, подобно продавцу, пересчитывающему на складе магазина сантехники раковины и унитазы. Он не мог рационально это объяснить, но даже рутинный обход сегодня казался ему каким-то исключительным. Он останавливался, всматривался, читал описания, мысленно досказывал историю каждой иконы.
Возле иконы евангелиста Луки он задержался подольше. Ему вспомнилось восхищение Аси и ее непроизвольное восклицание: «Пожалуйста, не зажигайте свет. Еще минутку. Очень вас прошу». Существуют в жизни моменты, которые хочется остановить. Или хотя бы продлить. На «еще минутку». Ни за что не зажигать свет из опасения, что это исчезнет. Стоя перед иконой, Марцин чувствовал, что весь сегодняшний день был подобен такому моменту. А что будет, когда однажды он пройдет по этим залам с Эмилией?
В кабинет он вернулся около семи, подключился к Интернету и стал ждать. Вообще-то он знал, что Эмилия обычно появляется на чате сразу же после восьми вечера, но ему казалось, что если все остальное в этот сумасшедший четверг так неожиданно и приятно радует его, то, может быть, и Эмилия появится раньше. Он подумал, что в ожидании он может написать Я кубу. Он открыл почту. Да, она появилась раньше! Его ждал мейл от Эмилии!