Повторный брак
Шрифт:
— Бабуль, не грусти! — решил подбодрить ее внук. — У всех бывает первая любовь. И что-то я не слышал, чтобы она оказалась единственной и последней. А если подумать, то почему-то она чаще всего бывает с драматическим финалом.
— И у меня первая любовь тоже закончилась драматично, — подала голос мама.
— Это ты Илью вспомнила? — уточнила бабушка.
— Мамочка, какой Илья? О чем ты говоришь! Я его никогда не любила.
— А почему же рыдала, когда я однажды не отпустила тебя к нему на свидание? Когда ты двойку получила по истории, помнишь?
— Про двойку не помню. А что ты меня не пустила, помню. А рыдала не от любви, а от обиды. Потому что ты тогда ущемляла мою свободу, — обиженно ответила злопамятная дочь-пенсионерка.
— Доченька, что ты такое говоришь?! — всплеснула руками бабушка. — Когда это я тебя ущемляла?
Семен уже от души хохотал, слушая перепалку девяностолетней бабушки и ее семидесятилетней дочери, которые вспоминали события полувековой давности с одинаковой обидой.
— Мамуля, ты лучше поведай нам о той давней драматической любви, чем перечить своей матушке, — наконец попытался он успокоить своих женщин.
Мама тут же переключилась на сына. Слава богу, у нее был легкий характер и она не умела долго зацикливаться на чем-то неприятном.
— На самом деле я была влюблена не в Илью, — она метнула обиженный взгляд на бабушку, — а в мальчика Вадика Гелецкого, он в десятом классе учился, а я в девятом. Такой красивый мальчик был, все девочки по нему сохли. Высокий, стройный, лицо смуглое, глаза большие, карие, брови дугой… — начала она описывать красоту своей первой любви. — А он за мной стал ухаживать.
— Еще бы, — не удержалась бабушка, — ты была самой красивой девочкой в школе.
— Нет, — скромно потупила глазки мама, — Вика Соколова была самой красивой. В общем, стали мы с Вадиком дружить. В кино вместе ходили, на танцы, в парке за ручку гуляли.
— Целовались? — деловито поинтересовался сын. История маминой любви показалась ему пресноватой, хотелось добавить в нее немного страсти.
— Ты что, сынок? Какие еще поцелуи? Мы всего три месяца встречались.
— Ты серьезно, ма? Три месяца тебе кажется недостаточным сроком для более близких отношений?
— Семочка, что ты говоришь? — опять всплеснула руками бабушка. — Это же безнравственно! Ей тогда едва минуло пятнадцать, она еще школьницей была, ребенком! Это тебе не нынешнее ужасное время, когда на улице молодежь целуется прямо у всех на глазах.
— Дайте мне рассказать, — обиделась на них мама.
— Извини, мамуля, — встрепенулся Семен, — я просто пока не вижу ничего драматического в твоей истории.
— Я его бросила, вот тебе и драма.
— А за что?
— Да мы с ним все эти три месяца ругались почти на каждом свидании, — махнула рукой мама.
— Правда, что ли? Что-то на тебя это не похоже, — удивился сын.
— Да я и сама не знаю, с чего это мы с ним ссорились каждый раз? То он мои новые босоножки обругал. Помнишь, мамочка, такие плетеные — синие с белым? То часы забрал поносить на два дня, а взамен свои подсунул, неработающие. Говорит: «Смотри, какая красивая картинка на циферблате. Ну и что, что не работают? Зато ни у кого таких нет…». Потом мои часики, правда, вернул. То ему мои губы не нравятся — говорил, что у меня вид надутый, нижнюю губу оттопыриваю. То глаза у меня слишком большие, чего это я таращусь на всех подряд. И почему булку на улице ем — неприлично жевать у всех на виду. А я голодная была, булку себе купила.
— Бедняжка, как ты все эти придирки выдерживала?
— Говорю — красивый был, любила я его.
— Ну и когда же твое терпение лопнуло?
— Да когда через три месяца он вдруг вздумал меня поцеловать. Я так возмутилась! Думаю — вот бабник! Гуляем всего-то ничего, а он такой развратный тип, с поцелуем уже лезет. И ушла от него. Сначала когда он со своим поцелуем полез, я его сильно толкнула. Он так и свалился со скамейки. Я расхохоталась и убежала. Правда, потом плакала, жалко его было. Но уж все — бросила, так бросила. — Мама помолчала, перенесясь мыслями в свою далекую счастливую юность. — И за что я его только любила? — спросила она себя с недоумением.
— А я тебе говорила, — назидательно произнесла бабушка, — не стоит он твоей любви. Будешь вспоминать когда-нибудь и удивляться сама себе.
Семен опять расхохотался, потому как бабушка не упускала случая повоспитывать свою престарелую дочурку и припоминала все ее малейшие промашки. Память у нее была превосходная. Она помнила не только ошибки молодости своей дочери, но и всех ее кавалеров по именам и по годам. В отличие от мамы, которая в них все время путалась, из-за чего у них постоянно происходили споры.
Он стал прощаться.
— Что я могу вам сказать на прощание, дамы? Обе вы падки на мужскую красоту. Что неправильно. Любить надо за душу, а не за красивое личико и тоненькие усики. Надеюсь, когда вы подросли, вы серьезнее стали относиться к своему выбору. А пока целую ручки, дамы, мне пора возвращаться к работе. Меня ждут великие дела, — с пафосом провозгласил Семен и получил на прощание коробочку с небольшой порцией курицы-карри. Они с бабушкой так увлеклись, что в один присест уничтожили почти всю курицу. Правда, мама им активно помогала в данном процессе.
— Береги себя, Семочка! — напомнила мама, поправляя на шее сына толстый исландский шарф. Для этого ему пришлось пригнуться, а ей встать на цыпочки.
Получив прощальный поцелуй, Семен направился к лифту.
«Что же у меня в активе?..» — думал Семен, шагая по улице и рассеянно скользя взглядом по лицам пешеходов. Ну, допустим, у него в активе появилась история про китайца, который будил какие-то смутные воспоминания своими припухлыми веками и скуластым лицом. И куда бы его прилепить? Пока совершенно некуда. Во всяком случае, созданный и заброшенный им образ женщины по-прежнему оставался в тоскливом одиночестве на грани жизни и смерти. Семен все больше убеждался в том, что его новый роман прочно застрял на голубом поле компьютера. А издательские сроки? А читатели, которые неблагодарно забудут имя своего любимца? Что-то надо немедленно предпринять. Но что?