Повязанный кровью

Корнев Павел Николаевич

Хмыкнув, я отправился выполнять приказ, но первым делом вытащил из шеи уже обезглавленного жреца свою метательную звезду. Потом оглядел освещенное колеблющимся светом чадящих факелов подземелье и только крякнул: вот ведь, все уже разбежаться успели!

Даже замотанные в пропитанные целебными мазями бинты Влас Чарка и Лех Зарница куда-то поплелись, хоть и едва держались на ногах после зацепившего их краем разряда молнии.

Мозолить глаза Анджею не хотелось, а посему пришлось последовать примеру дружинников. С обнаженными мечами в руках я побродил по темным коридорам и на всякий случай заглянул в несколько келий. Но везде уже успели побывать до меня, так что ничего интересного, а самое главное – ценного обнаружить не удалось.

Как оказалось, в кургане жила небольшая община. Человек в десять, не больше. И, хоть убитых я не пересчитывал, думаю, примерно столько мы и порубили. И чего они на нас накинулись? Да тень с ними, и без этого слишком много непонятного в последнее время творится.

Убедившись, что никто живой от нас не схоронился, дружинники уже вовсю шарили по сундукам и мешкам, но добыча выходила весьма скудной: пяток золотых щитов, десяток серебряных корон и россыпь медяков. И никаких сокровищ. Даже несколько вырезанных из нефрита и лунного камня подсвечников положения не спасали.

Пока остальные продолжали шерстить кельи, я решил вернуться обратно: честно говоря, мне не давало покоя обыкновенное любопытство.

Что же рассказал тайнознатец? Почему убили Марка? Какую игру затеяли Дубрава и Арчи?

Дружинники о чем-то между собой втихаря перешептывались, но со мной откровенничать не стали.

К тому времени, когда я вернулся в помещение, где оставались Дубрава и Арчи, тело колдуна уже накрыли плащом, а Язва молча вытирал нож. На сером полотнище лезвие ножа оставляло темные полосы.

Нахмурившийся Анджей хотел мне что-то сказать, но в этот момент в зал выскочил Змейка и, заикаясь, заорал:

– Там, это… Выход во двор нашли, а там… Да идите вы быстрей!

Анджей и Арчи переглянулись и, забыв про труп тайнознатца, тут же отправились за Янеком. Я поспешил следом и всю дорогу пытался разговорить здоровяка, пока тот, не выдержав наконец, не рявкнул:

– Да чего непонятного? Чернокнижников здесь логово было. Усыпили бы нас и в жертву принесли. А Брага, ублюдок, чтоб его в аду черти на вертеле поджаривали, с ними в сговоре был. Не первых нас сюда завел. Да заигрался – слухи пошли…

– А зачем сюда кого-то заманивать? Не могли, что ли, крестьян или бродяг наловить? Всяко меньше риска. – В самом деле, зачем связываться с хорошо вооруженным отрядом, когда здесь неподалеку тракт проходит, а по нему кто только не шатается? И искать никого в болотах точно не стали бы.

– Не все так просто. Темные души им зачем-то нужны были. Темные. И чем больше на человеке крови, тем лучше. А как еще сюда душегубов заманить, кроме как россказнями о сокровищах? Не выкупать же с каторги.

– Твою тень!

– Не то слово. Поживиться здесь наверняка нечем. Хотя… Все куда хуже обернуться могло.

– Куда хуже-то? И так чуть всех не поджарили.

– Если б еще и Дубраву зацепили – вообще туши свет…

– Почему? – Я не понял, чем это могло существенно ухудшить ситуацию.

– Так патенты только на него и на Марка выправлены. Без них мы для здешних стражников кто? Правильно, голь перекатная.

Тут уж и до меня дошло. Это у нас на севере каждый таскает с собой столько железа, сколько считает необходимым, а на церковных землях стража за этим следит строго. Без патента с клинком длиной больше чем пол-локтя на людях появишься – сразу в кутузку загремишь. Дружинникам стародавний императорский эдикт даровал право свободного ношения оружия только в Заозерье, а общеимперские патенты полагались лишь Дубраве и Браге, которые входили в тамошний совет Дружин.

Решив, что сказал достаточно, Арчи убежал догонять Дубраву, а я вслед за ними вошел во внутренний дворик, стены которого были сложены из массивных гранитных плит. По верху девяти колонн лежало собранное из каменных блоков кольцо, верхнюю грань которого усеивали многочисленные сколы. Избороздившие колонны трещины перечерчивали небрежно высеченные узоры и смутно знакомые рунические письмена.

Где-то я нечто подобное уже видел. Но где? Не помню. Вот только всплывает в памяти Ведьмина Плешь, и все тут. Не к добру это, ох, не к добру!..

Ко всему прочему посреди двора располагался круглый бассейн, заполненный затхлой темно-зеленой водой. Причем бордюры его были вырезаны из того же светлого камня с хрустальными прожилками, что и колонны, а в центре возвышался пьедестал, на котором лежал отсвечивающий серебром металлический шар размером с голову взрослого мужчины.

Но сейчас серебряный шар никого не интересовал, все молча смотрели на тринадцать лежавших вокруг пруда тел. Руки мертвецов были сцеплены между собой пронзившими кисти железными штырями, ноги закованы в приклепанные к каменным плитам пола цепи. И лежали мертвецы так уже довольно давно: вздувшиеся животы, лопнувшая кожа, синюшные пятна и гниющая плоть недвусмысленно об этом свидетельствовали. А еще запах. Запах здесь стоял такой, что позеленел не только я, но и ко всему привычные дружинники.

– Живыми сцепляли. – Единственным, кого все это нисколько не задело, оказался Семен Лебеда, который без неуместной сейчас брезгливости опустился на корточки и поскреб ногтем подернутый ржавчиной штырь. – Гляньте! Это же дружина Крапивы!

Меня чуть не вывернуло. И, думаю, не меня одного. Да еще некстати царапнула неприятная мысль, что, окажись Марк Брага с подельниками чуть расторопней, и мы поменялись бы местами с этими полуразложившимися трупами.

Наверное, дружинники так бы и стояли, пораженные жуткой картиной, но тут Язва наконец вспомнил, зачем мы сюда заявились, и, без колебаний переступив через ближайший труп, шагнул в бассейн. По колено погрузившись в затхлую воду, он добрел до пьедестала, не без труда приподнял шар и притащил его к нам.

– Серебро, почти чистое, – мгновенно определил Змейка. Поскольку все знали о двух его братьях, отправленных на каторгу за чеканку фальшивых монет, слова Янека никто подвергать сомнению не стал.

Выходит, нам привалил неплохой куш. Корон так на двадцать золотом.

Все уже мысленно подсчитывали, сколько составит их доля, когда Шутник, ни к кому конкретно не обращаясь, задал весьма злободневный вопрос:

– Ну и кому мы эту чушку загоним? Не пилить же ее…