Пояс оби
Шрифт:
– Как дела в окия? – спросил я у мамы, решив отвлечься от грустных мыслей.
К тому моменту в ее руках уже был букет душистых цветов. Не сомневаюсь, она обязательно поставит его в высокую вазу в нашей кухне.
– Дела идут прекрасно, – с воодушевлением ответила мама. – Сегодня церемония посвящения в гейши. Еще пять учениц подросли для такого события. Ты бы мог съездить туда, развеяться. Окасан соскучилась. Кстати, – вдруг оживилась она. – Я точно не вспомню, но около недели назад матушка справлялась о твоем здоровье и сказала, что, когда у тебя найдется время, тебе нужно забрать
– Мои вещи? – уточнил я с удивлением.
– Да, именно, – подтвердила мама. – Может, ты что-то обронил или у водителя в машине оставил. Одним словом, поход в окия пойдет тебе на пользу, – добавила она, снова взяв меня под руку, и мы продолжили нашу прогулку под сенью зеленых деревьев.
Возможно, мама была права, мне стоит заняться своими делами, а если начать с чайного домика, то и другое постепенно подтянется, а там, гляди, и жизнь в нормальное русло вернется.
Как я уже понял, вся старая одежда на мне висела, я выглядел в ней не лучше бедняка, облаченного в безразмерное тряпье. Я попросил водителя купить мне пару костюмов подходящего размера, но затем передумал и заказал кое-что другое.
Прежний гардероб состоял из официальной одежды и напоминал мне о трудовых буднях, но сейчас все это было мне ни к чему, возвращаться к бизнесу я пока не планировал.
Вечером мне принесли два десятка бумажных пакетов с купленными вещами. Рубашки сменились легкими футболками, а классические брюки – удобными спортивными штанами.
– Так-то лучше, – сказал я своему отражению в зеркале.
Я еще не придумал, как скрыть бледное лицо, можно разве что выпить пару бокалов вина, но сегодня я не планировал расслабляться.
Чайный домик совсем не изменился, звуки музыки свидетельствовали о том, что намечалось праздничное веселье: место было, как всегда, ярким и притягательным. Я заметил пышный пояс оби в форме банта, выглядывающий из двери прихожей гэнкан. Гости, похоже, уже прибыли на мероприятие.
Голоса, раздающиеся в зале, заглушали игру сямисэна, при иных обстоятельствах я бы посидел и послушал струнную мелодию, но мне следовало идти в противоположную сторону, в кабинет мамы окасан.
– Такуми-сан! – Она мгновенно встала с плетеного стула, параллельно затушив сигарету об пепельницу. – Как ваше самочувствие?
– Спасибо, – поблагодарил я. – Ноги окрепли, вот сразу же к вам и заглянул.
– Присаживайтесь. – Окасан отодвинула стул напротив.
– Нет-нет, – запротестовал я. – Я слишком долго лежал, пора бы размять кости, я лучше постою.
Окасан не возражала, чему я был несказанно рад.
Решив не медлить, я приступил к сути вопроса:
– Вы говорили, что у вас находятся мои вещи. Можно спросить какие? Я не помню, чтобы здесь что-то оставлял.
– Ох, Такуми-сан, такая история! – Она принялась нервно подергивать шпильку в волосах. – Я соврала, чтобы не впутывать ваших родителей. Мне прекрасно известно, какие отношения связывали вас и Айуми, – вздохнула она и начала прохаживаться по комнате. Добравшись до одного угла, она тотчас разворачивалась и шагала к другому. – Мы рассчитали Айуми по приказу вашего отца. Девочка никак не хотела уезжать. – Окасан сделала паузу, пошла в соседнюю комнату и вернулась в кабинет с каким-то свертком в руках.
Что находилось внутри – я не знал.
– Это кимоно Айуми, – пояснила окасан, протягивая сверток. – Девочки нашли его на кровати вместе с другими нарядами. Айуми успела расплатиться за все вещи, но решила оставить их у нас. Я подумала, что именно вам стоит ими распорядиться.
Я быстро развернул сверток. Аккуратно сложенное кимоно Айуми красного цвета продавливало ладони своей тяжестью. Мне всегда было интересно, как гейши – столь хрупкие создания – могли носить на себе массивные наряды. В ноздри ударил запах бергамота. Тот же самый, который исходил от Айуми, когда я привел ее в квартал Ёсивара.
Я расправил кимоно по всей длине, и внезапно что-то картонное упало на пол возле ног.
– Что там? – с любопытством спросила окасан, надевая очки. – Неужели фотография? Это что, маленькая Айуми с семьей?
На снимке, который потрескался от старости, действительно была запечатлена семья Айуми. Такую драгоценность девушка бы никогда не оставила: наверное, по неосторожности забыла.
– Похоже, снимок сделали в России. Она родилась на Сахалине, – уточнил я, убирая фото в карман. – Есть еще что-нибудь личное?
– Нет, – покачала головой окасан. – Комната сейчас пустует, но уборку девочки делают регулярно. Если бы что-то нашли, обязательно бы отдали. У нас чужое при себе держать не положено, – сурово подметила она.
– Спасибо вам, – снова поблагодарил я маму окасан, в последний раз окидывая взглядом кабинет.
На часах уже было за полночь, и я поспешил домой. Полагаю, сегодня с делами покончено, но воспоминания по-прежнему терзали душу, и мне хотелось быстрее избавиться от ужасающего чувства потери. Почти все контакты телефона я восстановил, кроме, как назло, номера Макото. Мы вращались в разных кругах и пересекались крайне редко, что сильно усложнило поиски.
Я решил немного задержаться возле беседки: такие есть во всех окия. И опять воспоминания всплыли в голове, будто кинокадры. Я словно воочию увидел, как Айуми впервые неуклюже ходила на неудобной обуви окобо в саду окия еще в квартале Ёсивара.
Надо сказать, что традиционные гэта имелись и в моем гардеробе и пылились на самой верхней полке. Если я, как обычно, хотел принять участие в каком-нибудь фестивале, они были весьма кстати.
Луна светила очень ярко: если бы потушили все фонари в окия, я бы смог четко увидеть свое отражение в маленьком пруду. Беседку, в которой кто-то сидел, озаряли косые лучи, и спустя мгновение я узнал знакомый силуэт, а потом и трость.
Гости уже разъехались, но отец решил полюбоваться ночным светилом.
– Несешь кимоно, – сказал он, когда я приблизился.
– Да, – коротко ответил я, нисколько не изумляясь отцовской проницательности.
Отец опустил голову и начал выводить тростью какой-то рисунок на полу беседки. Мы не слишком часто общались в последнее время. Артрит брал свое, папа принимал обезболивающее, но меня всегда поражала его идеальная осанка и ровная походка. Это было неизменным. И правда, несгибаемая личность.