Пояс жизни
Шрифт:
— Да, пройденный этап, — сказал Батыгин. — Все мы теперь отдаем дань пространствомании — влечет в бесконечность, все дальше и дальше от родной планеты. Забыты волнения пятьдесят девятого года, а три запуска в космос — как это было тогда грандиозно!.. Уж если мы с вами сегодня решили вспоминать прошлое, то скажу вам, что пятьдесят девятый год был для меня трудным годом…
— Почему?
— Я понял, что самая страстная мечта моя — полет в космос — может осуществиться. Но не очень скоро — лет через двадцать или тридцать, уже в пожилом возрасте. Нужно было работать с предельным напряжением, чтобы приблизить время ее осуществления. И нужно было сохранить силы, энергию, здоровье, — больному человеку никто не разрешил бы лететь. И я резко изменил многое в своей жизни — выработал для себя суровый и жесткий режим и все подчинил ему. Это была трудная и сложная борьба с самим собою. Никто не замечал ее, и, вероятно потому, что порою мне не хватало поддержки, становилось тяжело… Как видите, разум победил, и вскоре я смогу отправиться во вторую космическую экспедицию… Но я понимаю, как трудно Виктору, и если он выдержит — я поверю в него окончательно.
— Виктору? — переспросил Леонов.
— Да, Виктору Строганову, моему юному другу.
2
Через день в зарубежных газетах появились сообщения о встрече директора Института астрогеографии Батыгина с Леоновым, хотя тема их беседы осталась неизвестной. Газеты не скупились на догадки, и все сходились на том, что Советский Союз все-таки пошлет в ближайшее время астронавтов на Марс. В некоторых газетах поднимался вопрос о престиже западных стран, и поэтому все с нетерпением ждали разъяснений от всемирно известного астрогеографа Джефферса — того самого, что побывал на Луне после Батыгина.
Вскоре все зарубежные газеты поместили его обстоятельную, на две полосы статью, в которой рассказывалось о приближающемся великом противостоянии Марса и приуроченном к этому событию Международном космическом годе. Значительную часть статьи Джефферс посвятил программе Космического года и обязательствам, взятым на себя разными странами. Писал Джефферс и о работе астрогеографического института Батыгина. Джефферс сообщил читателям, что русские, располагающие первоклассной аппаратурой для проведения космических исследований, решили послать на Марс астроплан с передвижной лабораторией, снабженной мощными радио- и телеустановками. Джефферс писал, что он ничего не слышал о подготовке в Советском Союзе экспедиции на Марс. Но, добавлял он, каждая страна имеет право на проведение сверхпрограммных исследований, преждевременно не рекламируя их.
Далее Джефферс сообщил, что американский Институт астрогеографии в соответствии с программой Международного космического года взял на себя обязательство послать на Марс астроплан с экипажем. Если это произойдет, то экспедицию возглавит сам Джефферс. «И все-таки гарантировать вылет астроплана с людьми нельзя, — заканчивал свою статью Джефферс. — Не исключено, что и нам придется ограничиться посылкой лаборатории».
Уже на следующий день статья Джефферса подверглась критике за излишне объективный и спокойный тон.
Секретарь, как обычно, положил утренние газеты Джефферсу на письменный стол. Ровно в девять часов Джефферс вошел в большой, просто обставленный кабинет с информационной машиной у письменного стола и стеллажами с книгами вдоль стен. Мельком взглянув на газеты, он небрежно отодвинул их в сторону. Джефферс был сыном своей страны, любил ее, но хорошо знал и ее недостатки. Газетные статьи попросту не задевали его.
День обещал быть таким же, как все предыдущие, — наполненным напряженным трудом, расписанным до последней минуты. Джефферс помнил, что он далеко не молод, и не позволял себе расточительно тратить время. До часа дня никто из сотрудников не имел права беспокоить директора, и этот порядок, установленный много лет назад, соблюдался неукоснительно.
Поэтому Джефферс удивился, когда в одиннадцатом часу включился телевидеофон и на экране возникло смущенное лицо секретаря. Джефферс ждал, что тот скажет.
— Звонит Герберштейн, — извиняющимся тоном произнес секретарь. — Он приказывает соединить вас с ним.
Герберштейн руководил специальным отделом Компании по эксплуатации планет, и Джефферс знал это. Включив телефон, Джефферс в ответ на обычное «хелло» попросил не беспокоить его до часа. Герберштейн крикнул, что ему необходимо немедленно поговорить с Джефферсом, но ответа не последовало.
Неожиданное нарушение привычного режима лишь ненадолго отвлекло ученого. Он умел быстро сосредоточиваться и работал в этот день не менее плодотворно, чем всегда.
Ровно в час он поднялся из-за письменного стола, и в то же мгновение вновь позвонил Герберштейн. Начальник специального отдела просил разрешения приехать для конфиденциального разговора. Джефферс пригласил его к пяти часам. Оставшееся свободное время он провел на опытном заводе, где строился астроплан и лаборатория-самоходка.
Джефферс встретил гостя посередине кабинета.
Руководитель специального отдела был невысоким полным человеком с маленькими пухлыми руками и добрым румяным лицом. Люди, близко знакомые с руководителем отдела, знали, что на его добром румяном лице никогда не появляется улыбка. Герберштейн носил очки с толстыми дымчатыми стеклами, но и они не могли скрыть его взгляда — острого, оценивающего.
Джефферс выжидающе молчал, и Герберштейну пришлось извиниться за звонок в неположенное время.
— Вы могли не знать моего распорядка, — сказал Джефферс. Огромный, с косматыми бровями и седой гривой волос, он казался раза в два крупнее Герберштейна.
Начальник специального отдела знал все о людях, которые его интересовали, но счел за лучшее не вступать в объяснения.
— Я не собираюсь окольными путями выяснять у вас то, что мне нужно, — напрямик сказал Герберштейн. — Вы тесно связаны с Компанией, и, значит, интересы у нас общие.
Джефферс кивнул. Компания по эксплуатации планет частично финансировала Институт астрогеографии, получавший от государства небольшую субсидию, и Джефферс действительно во многом зависел от нее.
— Вот кто интересует меня, да и не только меня, — Герберштейн протянул Джефферсу фотографию.
На Джефферса смотрело немолодое открытое лицо человека с косматыми бровями и пышной седой шевелюрой. Черные живые глаза Джефферса потеплели — он узнал Батыгина. О некотором их внешнем сходстве не раз писали газеты.
Джефферс положил портрет на стол.
— Слушаю вас.
— Не так давно у вашего заокеанского коллеги состоялась официальная беседа с президентом Академии. Мне поручено узнать ее содержание и выяснить замыслы Батыгина. Это трудно, но вы понимаете, что Компания никому не может уступить первенства в эксплуатации планет… Думаю, что в данном случае интересы Компании совпадают и с вашими личными.