Пойди туда, не знаю куда. Книга 1
Шрифт:
А в завершение неожиданностей лес распахнулся, и показалась лесная деревня. Деревня как деревня, вот только не было в этих местах никаких деревень! И лес был странным, и деревня была странной, и все-то в ней было не так, не по-людски! И дома-то стояли тесно и криво, будто их ставил человек с глазом, ничего не знающим о прямом. И срублены они были не так и крыты не тем!
Но пока охотник рассматривал деревню, его заметили деревенские дети, сначала насторожились, а потом вдруг с криками: «Дедушка! Дедушка!» – окружили, облепили
На крики вышла из дома девица невиданной красоты. Вышла, встала на крыльце и смотрела на него огромными глазами, прижав руки ко рту, словно сдерживая крик…
Охотник засмущался от ее взгляда и хотел остановиться, но дети потащили его прямо к ней. Она сделала несколько шагов ему навстречу, произнесла: «Ты вернулся!» – и зарыдала, обхватив за шею…
Недоумение его росло, переполняя до самого горла, так что некуда стало вдыхать. Но он ничего не мог с этим поделать, поскольку чувствовал себя все глупее, подозревая, что его приняли за другого. Он было уже собрался отодвинуть ее от себя, но она сама отстранилась, взяла за руку и повела в дом. И так была она ему мила, что слова про ошибку замерзали, срываясь с его губ, и падали ледяными цветами на землю…
Дети тут же, кто юркнул вперед них в избу, кто разбежался по деревне с криками: «Дедушка вернулся!»
Она ввела его в горницу. Убранство дома было богатым. Повесила его ружье на крюк у двери и повела к глиняному урыльнику, висевшему над расписанным цветами тазом, чтобы он мог умыться, и держала вышитый рушник на вытянутых руках, пока он плескался. Потом усадила в красный угол и принялась собирать на стол, все время глядя на него так, что у него перехватывало дыхание и разбегались слова.
В избу начали собираться люди, здоровались и присаживались к столу. Охотник вставал и кланялся каждому входящему. Люди как люди, странные, под стать деревне. Но здесь трудно было бы представить других. Скорее, как раз такие, какие должны жить в таких домах. А что в них странного, и не скажешь, вроде, все как должно быть у людей…
Охотник поел, гости выпили за его здоровье и возвращение, он поблагодарил и выпил за их здоровье, поблагодарил хозяйку. Все это время она сидела, подперев голову кулаками и не сводя с него своего бездонного взгляда. Это смущало, поэтому он не поднимал глаз от еды, чтобы не встречаться с ней взглядом. И не мог придумать, что делать, когда закончит трапезу.
Но как только он завершил с едой, она протянула руку к его ладони и спросила:
– Пойдем, посмотрим сына?
Он совсем потерялся от этих слов, но задавать вопросы было бы глупо, как и объяснять, что это не его сын. «Потом объясню», – подумал он, поднялся и позволил повести себя в другую комнату. Что за сын его там может ждать, он не понимал, но предполагал, что увидит зыбку с младенцем, раз «сын» не вышел его встречать вместе с остальными детьми.
В этой спальне окна были завешены черными полотнами, а у стены стояла большая кровать, в которой лежал древний старик. Он явно был при смерти и уже не замечал вошедших.
– Как я тебе благодарна, что ты успел! – шепнула хозяйка, наклонилась и поцеловала старика в лоб. Охотник в недоумении смотрел на это прощание.
– Он так тебя ждал последние годы, – сказала она и прижалась к его плечу заплаканным лицом.
– Кто? – невольно спросил охотник.
– Твой сын…
– Вот, значит, как пролетела эта сотня лет, – вдруг подумал охотник не своим голосом.
– Почему он состарился? – спросил он, сглатывая комок.
– Он твой сын.
– Почему ты не состарилась?
– Я дочь лесного царя, ты забыл?
– Почему я не состарился?
– Ты ушел. Ты ушел, как только твое время потекло снова…
– Ты моя жена?
– Нет. Я лишь мать твоего сына… Но если ты захочешь, я стану твоей женой.
– Я хочу. Стань моей женой.
Она поглядела ему в душу, улыбнулась и сказала:
– Тебе придется научиться ждать.
– Я научусь.
– В таком случае ждать нельзя, нам надо отсюда бежать.
– Когда?
– Пока мой отец не позвал тебя к себе.
– Бежим сейчас, – воскликнул он, вспыхнув, и огонь брызнул из его глаз.
– Вот за это я тебя и полюбила, – впервые засмеялась она, и старик в постели улыбнулся, не открывая глаз.
Она обошла комнату и плюнула во все четыре угла. Слюнки с шипением впитались в стены, и в их шипении слышалась невнятная человеческая речь.
– Слюнки, слюнки, сторожите мой покой! – сказала она, взяла его за руку, шагнула к окну и отдернула полотно. Окно тут же превратилось в провал, в конце которого мерцала звездочка.
– Ты совсем ничего не помнишь? – замерла она на миг перед провалом.
Он молчал.
– Ты и меня забыл… – тихо произнесла она, и в голосе ее звучала такая боль, что он готов был сгореть, но не сгорел, а начал замерзать изнутри, словно его сердце от стыда студенело и хотело расколоться на мелкие льдинки. Но лед в его сердце лопнул со звоном замерзшего озера, и вместе с паром из его рта вылетело:
– Василиса!
Глаза ее вспыхнули светом, она поднялась на носочки и поцеловала его в губы, а потом решительно шагнула в провал.
Провал тут же закрылся у них за спиной, и снова появилось окно. Но звезда так же дышала впереди. Они шли и шли, а провал не кончался. А когда кончился, они оказались на берегу реки.
– Плыви! – сказала она ему, показывая рукой на другой берег. – Плыви гораздо, пока погони нет!
– Эх! – вдруг спохватился он. – Ружье забыл!
– Твое ружье никогда тебя не покинет, – улыбнулась она. – Его тебе забыть не удастся. Ты меня не забудь. Плыви!
– А ты?!
– Я приду к тебе, если будешь ждать. Я приду, сумей меня узнать, когда забудешь.