Пойди туда, не знаю куда. Книга 5. Покатигорошек
Шрифт:
Но тут огромный кот вдруг проявился из воздуха и принялся тереться всем телом о ноги хозяина, заполняя пространство мощным мурлыканием. И он вспомнил, что кота этого боялись во многих мирах, вспомнил, что звали его Баюном и однажды он выдержал страшную битву, чтобы приручить этого кота!..
Мир словно возвращался к нему кусок за куском с каждым, на кого падал его взгляд. И каждый раз он понимал, что то, что он видел Федотом, было обманом. Он видел и не видел. Это был тот же, но другой мир!
Он поднял глаза, ощущая себя Федотом, и встретился взглядом с Учителем,
– Здравствуй, Буря! – сказал он учителю и тут же поправил сам себя, ощущая торжественность мгновения. – Приветствую тебя, Светлый князь Буревой!
Брат поставил чашку, шагнул к нему навстречу, обнял, отстранился, держа руками за плечи, и сказал с улыбкой:
– Ну, здравствуй, брат! Как же долго ты спал! Князь Буревой приветствует Светлого князя Ветробоя!
И перед глазами Федота распахнулись миры, уходящие безмерной воронкой ввысь, и в этих мирах его звали Ветробоем или просто Ветром. И он понимал, что это он и это его миры… И ему еще придется принять и их, и себя, потому что он не помнил себя князем…
Он готов был броситься в свои воспоминания, так сладки они были, но с удивлением увидел, что на глазах его старшего брата появились слезы. А когда одна слезинка сорвалась с ресницы, он ловко подхватил ее на ладонь и тут же втер себе в то место вверху груди, что называется душкой, и подмигнул брату.
Но когда он подмигивал, Буря подмигнул ему в ответ и тут же подхватил из воздуха такую же слезинку и втер в душку себе. Оказывается, осознал Ветробой, у него тоже стояли слезы в глазах… Слезы, которые ты пролил в душу другого, делают вас ближе братьев по крови…
– Ну, здравствуй, Ветер! – еще раз обнял его старший брат и отпустил, чтобы он мог поздороваться с Василисой, которая все сильнее прижималась к плечу своего любимого.
– Здравствуй, радость моя, – повернулся он к Василисе и обхватил руками, прижимая к своей груди.
– Здравствуй, милый! – всхлипнула она, прижимаясь к его груди. – Как долго я тебя ждала!
– Как долго я спал! – воскликнул он, вытирая слезы о милый запах ее волос.
– Ты так долго спал, что я уже боялась, что ты никогда не проснешься…
И он почувствовал, что грудь его стала влажной от ее слез.
– Так ведь и не проснулся бы, если бы не вы, – шепнул он, целуя ее волосы.
Тут что-то яркое зашевелилось и зашуршало возле него. Он поднял глаза и увидел сначала огромную птицу, а с ней и память о той древней битве, в которой они участвовали вместе, когда он был еще совсем юным. Именно тогда она избрала его своим наездником, и битву устроили в честь его совершеннолетия. Ему пошел пятнадцатый год, и он сумел приручить Птицу, что подтвердило его княжеское происхождение…
Почувствовав, как воспоминания наплывают на него, Василиса отстранилась и ушла смыть с лица следы слез. А князь Ветробой, которого близкие после той битвы прозвали Удалым, подошел к птице, которая была его воздушным конем, гарудой, и приветствовал ее тем жестом, которым у его народа было принято приветствовать своих ездовых птиц. Он взял ее за голову и подставил к ее клюву свой левый глаз.
Она заклекотала и прижалась своим левым глазом к его глазу. Их видение слилось. И Ветробой наполнился памятью о том, как был Удалым и учился смотреть ее глазами и как много они видели вместе…
Затем он точно так же подставил ей свой правый глаз.
– Извини, мой князь, – тихо сказала она. – Я должна вырвать его, потому что он чужой.
Он кивнул:
– Делай что должна, моя Птица!
– Но я припасла вот это, – сказала она и достала откуда-то из перьев на груди черную повязку для глаза.
Ветробой взял повязку из ее клюва, и в тот же миг одним резким и отточенным движением она вырвала его правый глаз и проглотила его.
Василиса тут же приложила к его глазнице белую тряпицу, пропитанную целебным раствором, а брат Буревой взял из его руки повязку и повязал поверх тряпицы.
– Теперь тебе один путь – вернуть свой второй глаз!
Василиса закивала:
– Без него тебе не вернуть свою мудрость, – и улыбнулась печально, показав глазами куда-то вверх над его головой.
Ветробой смотрел на ее улыбку и отчетливо чувствовал, что даже Свет не вернул ему память обо всем, потому что доверял ей, но не понимал. Это было удивительное ощущение: теперь он точно знал, какое тело надо восстанавливать и обучать…
Путь был ясен, и другого для него не было.
Почувствовав это, Баюн взвился в воздух и уселся на его плече, топорща усы и тараща глаза, будто готовился прыгнуть и вцепиться в морду любому чудовищу, что встретится на их пути. И светлый князь ветров, звавшийся в своей юности Удалым, а впоследствии носивший множество разных имен, вдруг почувствовал, как огромный кот, сидящий у него на плече, поглощает остатки того сна, в котором он жил, словно всасывает в себя обрывки ночного тумана.
Слабого он усыплял, сильного укреплял в бодрствовании! И он тут же вспомнил главное: им предстояла жестокая битва!
Ощущение настоящести стало пронзительным, и он снова почувствовал себя князем, словно из памяти это перешло прямо в какое-то тело. А ощутив себя князем, Ветробой вдруг почувствовал себя звонким, словно его пронизали упругие стальные жилы, и повернулся в поисках своего меча. Но обнаружил вместо него юношу бледного со взором горящим. Взор юноши вспыхнул, и он весь подался вперед, в готовности действовать.
– Я люблю тебя, мой старый боевой товарищ! – сказал Ветробой и протянул к нему руку.
В тот же миг юноша бледный превратился во вспышку и метнулся к его руке. А в следующий миг рука князя уже сжимала привычную рукоять меча и сам он гляделся в его зеркальный клинок, который дрожал в его руке, наливаясь яростью.
– Мы возвращаемся! – тихо, но с огромной силой произнес Светлый князь Ветробой, и все вздохнули, будто долго сдерживали дыхание в ожидании этих слов.
– Что ж, сударыня, – повернулся Буря к Гаруде, – как далеко мы улетели?