Поймать балерину
Шрифт:
Он говорил, в редкие моменты, когда нам вообще удавалось переброситься более, чем двумя-тремя словами, что я – навсегда буду с ним. А, если не с ним, то и ни с кем.
Он считал меня своей.
Вещью, ручной собачкой, игрушкой… Не знаю, кем именно я была в его воображении.
Может, в самом деле, экзотической бабочкой, одним из экземпляров в его коллекции.
Я хорошо жила, по меркам многих. Большинства.
У меня было все, чего только душа могла пожелать. Кроме свободы
А это – самое главное. Это – то, ради чего вообще стоит жить.
Даниэль, ты не ожидал, что твоя бабочка сорвется с булавки? Не ожидал…
Волны тяжело бились о металлический борт корабля, я куталась в пальто с меховым воротником, тоже подарок моего жестокого любовника, и почему-то думала о нем. Хотя, наверно, стоило бы выкинуть все, связанное с Диким Даниэлем, из головы как можно скорее. Забыть. Отпустить.
Но пока не получалось.
Слишком сильно он проник в мою жизнь, в мое сознание.
Но ничего. Это все временно. Я умею забывать. И умею думать только о хорошем.
– Фред, вот она! – энергичный голос мадам Дин прервал мои размышления, – посмотри, совсем замерзла!
Я повернулась, подавив порыв встать при виде идущей ко мне пожилой пары. Надо играть свою роль. Я – не приживалка и не бедная родственница, а дама, практически равная им. И даже не практически.
– Мадмуазель, безмерно счастлив, – месье Дин галантно поцеловал мою руку, скользнув усами по перчатке, – жена рассказала мне про ваше затруднительное положение… Буду рад помочь.
– Мне ужасно неудобно…
– Ничего неудобного! Капитан Смит – мой близкий приятель. Я утрясу с ним все мелочи, а пока прошу вас принять наше с женой приглашение погостить.
– Я… Очень благодарна… С удовольствием…
– Укажите номер вашего места в третьем классе, матросы принесут ваш багаж.
– Спасибо…
– Вечером приглашаю вас присоединиться к нам за ужином.
– Спасибо.
Мы еще немного поболтали про особенности путешествия, я изо всех сил держалась, стараясь не показать ни своей безмерной радости, ни своего облегчения. Особенно, когда попыталась заговорить про оплату каюты, и милая мадам Дин тут же оскорбилась и запретила касаться этой неприятной темы.
Мне не терпелось пойти в свою каюту, умыться, наконец, прийти в себя.
Но мы еще примерно четверть часа простояли на палубе, дожидаясь, пока принесут мой багаж, и болтая про балет, «Русские сезоны», Дягилева и общих знакомых в Париже. Вернее, мадам Дин болтала, кажется, искренне считая, что я тоже принимала активное участие в жизни высшего парижского света , и мы не встретились там лишь по чистой случайности.
То, что я выступала в самом значимом балете-событии за последние три года в Париже, кажется, автоматически поставило меня на одну ступень с моими собеседниками. Это было, конечно, не так, но , похоже, мадам Дин безумно хотела казаться своей в этом кругу и потому очень серьезно и со знанием дела рассуждала про известных личностей парижского света. Месье Дин, скорее всего, вообще не привык к вечеринкам, светским выходам и прочему. Он был обычным наемным менеджером, постоянно занятым работой. И здесь он тоже был на работе, вероятно, выполняя надзирающую роль, как представитель компании-владельца.
Таким образом, наш разговор забавно смотрелся со стороны. Ни я , ни Дины не были вхожи в высшее общество, но при этом все усиленно делали вид, что это не так. Говорили со знанием дела, обсуждали какие-то наряды, нашумевшие события, о которых узнали из газет…
Дины хотели, чтоб я считала их достойными своего круга, а я хотела ровно того же…
Наконец, мадам Дин продрогла и пригласила меня пройти в мою ( подумать только) каюту.
Я с радостью пошла за ней, тепло попрощалась у двери, пообещала быть готовой через полчаса к выходу на ужин, и , слава Деве Марии, оказалась одна.
В тепле. И уюте.
Даже на первый беглый взгляд, каюта показалась невероятно милой. Она не отличалась роскошным интерьером, не было отделки из ценных пород дерева и позолоты, как, наверняка, в каютах первого класса.
Но здесь была довольно широкая кровать, узкий шкаф, секретер и тумба у кровати. А в отдельной маленькой комнатке – все, что нужно для того, чтоб умыться и привести себя в порядок. И , самое главное, здесь было чисто!
В трюме, где располагался третий класс, было всего две ванных комнаты. На всех пассажиров. И, как я поняла, не каждый из них умел пользоваться унитазом… Запах стоял настолько ужасный, что находиться там было просто невыносимо. Не шла речь о том, чтоб помыться полностью или хотя бы помыть голову.
А сейчас у меня было стойкое ощущение, что я оказалась в раю.
Какими бы причинами ни руководствовалась мадам Дин, когда приглашала меня в гости, я всегда буду ей благодарна за помощь. И за избавление меня от кошмара третьего класса.
Я улыбнулась себе в зеркало, затем спохватилась и начала торопливо приводить себя в порядок.
Мой дорожный костюм был не единственным в багаже! Имелось и приличное вечернее платье! Надо же, пригодилось…
Новые двери
– Вы произвели фурор, милочка, – доверительно шепнула мне мадам Дин, когда мы вышли из-за стола после ужина и направились в музыкальный салон, – многие молодые джентльмены с вас глаз не сводили.
– Ну что вы…
Я натурально покраснела и отвернулась.
То, что на меня смотрели, я и сама успела заметить. И, честно говоря, не находила в этом ничего хорошего.
На меня всегда смотрели. И ни разу это не принесло добра.
Мой отец держал небольшую гостиницу на въезде в Руан. Место хорошее, прибыльное, семья не бедствовала, и меня даже отправили учиться в закрытый пансион для девочек, в пригород Парижа. Для нашего сонного городка это было в новинку, обычно девочки обучались в домашних условиях. И выходили замуж, едва им исполнялось шестнадцать.
Но я была любимой дочерью, и отец захотел дать мне самое , по его мнению, лучшее.
Рассчитывал, что с манерами, которые привьют в пансионе, с хорошим образованием я смогу удачно выти замуж.
Ну что же, он прогадал.
В пансионе меня заметил Артур Сен-Жан, преподаватель танцевального искусства. Он был учеником самого Мариуса Петипа ( главного постановщика Санкт-петербургского Императорского Российского Балета, прим. автора), обучался в России.