Поймай ветер в поле. Удержать ветер
Шрифт:
— Ты не спишь? — спросила меня мама, осторожно прикрывая дверь.
— Да нет, что ты, проходи, — я закрыла книжку и улыбнулась. Сегодня был чудесный день, солнечный и теплый. Я весело провела время, играя с малышами. А еще в замок вернулся дед, который меня очень любит. Если вспомнить свое детство тут, то сразу вспоминается картина, где я, собственной персоной, восседаю у него на руках или на коне, но непременно впереди него.
— Мам, скажи, что с тобой? Что случилось? — я внимательно посмотрела на свою
— Даже не знаю с чего начать, милая, — вздохнула мама и присела рядом со мной на кровать, нервно поглаживая рукой по мягкому одеялу, которым я была накрыта. — Но ты должна это знать.
— Мам, скажи, — догадка внезапно осенила меня. И даже скорее не догадка, а такое нетвердое предположение, — ты сегодня сама не своя весь вечер, это потому что приезжал тот красивый мужчина? Кто он? Он посмел наговорить тебе гадости? — я вдруг вскочила на ноги, сжав кулаки, готовая броситься непонятно на кого. И вся такая грозная, в ночной рубашке подпрыгнула на кровати.
— Тише-тише, милая, — попыталась успокоить меня мама, — присядь, пожалуйста. — Я сейчас тебе все скажу, как есть. Иди ко мне.
Я тут же оказалась рядом с мамой, прижавшись к ней, и приготовилась слушать её рассказ, как вечернюю сказку. Но всё оказалось совсем не тем, что я предполагала. Услышанное стало для меня полной неожиданностью.
— Этот мужчина, с которым я сегодня разговаривала в беседке- твой родной отец, Ксюша, — произнесла она почти шепотом и сжала мою ладошку.
Я отодвинулась, развернулась к маме лицом, но сама в этот момент пыталась вспомнить, а как он выглядел, мой отец. И у меня ничего не получилось. Кроме общего ощущения, что мужчина красив. Больше ни-че-го!
— Ты знаешь, что мы расстались очень давно и не очень хорошо. Теперь он решил с нами пообщаться, — произнесла мама и грустно вздохнула.
— Зачем? — переспросила я, понимая, что мой голос внезапно осип. — Мы ведь ему были не нужны! — последние слова я почти выкрикнула, понимая, что стиснула руки в кулаки. Зачем он пришел? Чтобы мама снова плакала?
— Он просил прощения, Ксюша. И очень хотел увидеться с тобой.
— Но мам! Разве мы ему нужны?! — я не понимала, что сейчас больше чувствую — возмущение или растерянность. А еще хотелось вскочить и куда-то умчаться, пробежаться по полю, навстречу ветру, чтобы куда-то деть поднявшуюся во мне энергию.
— Не знаю, солнышко. Только это теперь ничего не меняет. Кроме того, что твой отец теперь-то точно уверен в твоем существовании.
— А раньше? — нахмурилась я, не зная, как все это расценивать. — Он что, не знал?
— Раньше он не хотел мне верить, что ты появишься. И только после этого мы поженились с дядей Якобом. Он защитил меня своим поступком от сплетен и людского осуждения.
— Он лучший полковник на свете! И я его очень люблю! — сделала я свой вывод, не совсем понимая про моего родного отца. Если мама сказала, что беременна, то, как можно в этом сомневаться? — Мам, а он, мой отец…..он еще придет?
— Я не разрешила. Но он очень хотел.
— Мам, скажи… Он очень плохой человек? — для меня это было очень важным- узнать, хороший мой настоящий отец или не очень. И даже не зная его,
— Нет, моё солнышко. И я тебе рассказывала, что когда-то любила Даниэля Гринвича. Но быть вместе у нас не вышло. Но это не значит, что я тебя от этого меньше люблю. Просто так вышло. Он очень некрасиво поступил когда-то по отношению к нам, но теперь это всё неважно. Скажи, ты хочешь с ним увидеться и пообщаться?
— А ты бы этого хотела? — с недоверием я уставилась на маму, в то же время, не понимая и саму себя. С одной стороны, я не прочь еще раз повнимательнее разглядеть этого мужчину, что оказался моим родным отцом. А с другой, мне ведь даже не о чем с ним разговаривать!
— Это решать только тебе, родная, — с нежностью произнесла мама, успокаивающе поглаживая мою спину.
— Я пока не хочу, — вдруг осознала я и действительно успокоилась. Ведь жила же как-то до этого без этого отца. Но если мы увидимся, то что ему сказать? Как себя вести? Броситься на шею и расцеловать я могу только Радомира, дядю Якоба, Властика или Ярика. А тут как быть? — Можно в другой раз?
— Конечно можно, — выдохнула мама и улыбнулась, — но это должно быть только твоим желанием и ничьим больше. Запомни это, моя хорошая.
Мы с мамой проговорили еще какое-то время обо всём, а после, поцеловав меня на ночь и шепнув несколько очень ласковых слов, она ушла. Мне казалось, что после полученных известий не усну всю ночь, настолько поразило меня это известие. К тому же полученная информация срочно требовала осмысления. И я не придумала ничего лучше, как сесть за письма для Ярика и Властика, где делилась с каждым своими новостями и переживаниями по поводу родного отца.
Глава 7. Ночной переполох
Марфуша никак не могла найти себе места в постели. То на один бок повернется, то с трудом на другой. То под живот подоткнёт одеялко, чтобы хоть чуток, да перестало его тянуть. А ещё мешали мысли, бесконечно лезущие в голову. Как там ненаглядный Росляр? Сытый ли ходит? И как успевает стирать себе вещи? В то, что у Роса может кто-то появиться Марфуша думать не хотела. Да и известное дело- оборотень, нашедший свою пару на других смотреть не хочет. Ну, а постельное дело подождёт, он и сам много раз про это говорил. Если что способ проверенный есть — обливаться ледяной водой, да умотать себя на тренировочном поле безмерно. Чтобы только упасть на кровать и забыться тяжелым сном.
Постепенно мысли с тревогой о муже перешли на дневные события. И надо же такому случиться- граф появился! Сама Марфа и герцогиня к нему не выходили, а только в окошко наблюдали сквозь шторы за княгиней и свалившимся как снег на голову графом. А барынька после этого разговора сама была не своя, ну ни кровиночки на лице. И всё от того, что опять в ней всё всколыхнулось, как и прежде. Только слёз не было, да и то ладно. Раньше то, как бывало, сколько слез барынька подушке дарила. Всё думала, что не слышит никто. Да только Марфуша притворялась спящей. А сама иной раз лежала, отвернувшись или уставившись в потолок. Всё мечтала этому Гринвичу заехать по голове, самой что ни на есть раскаленной блинной сковородкой.