Позабытые острова

Даниельссон Бенгт

Различие между языками полинезийских островов невелико, фонетические вариации подчиняются твердым и простым правилам, В отличие от германских языков изменяются согласные, гласные остаются. Немногочисленные полинезийские слова, вошедшие в шведский и другие европейские языки, принадлежат к разным наречиям. Так, «канака» — гавайское слово, а «табу» — тонганское: соответствующие маркизские формы — «эната» и «тапу».

Вражда усугублялась тем, что маркизцам приходилось вести тяжелую борьбу за существование. Плодородной земли не хватало, к тому же нередки были страшные засухи, которые порой

длились несколько лет подряд. Случалось, гибли все растения, высыхали все реки. В каждой долине вымирала от голода немалая часть населения, и уцелевшим не скоро удавалось вновь наладить жизнь.

То и дело какое-нибудь племя выступало в поход на соседей и в жестоких битвах вытесняло или истребляло их. Кровавый и варварский характер этих войн легче всего представить себе, если вспомнить, что дрались врукопашную и оружием сражающимся служили деревянные дубинки, копья, пращи. Даже в мирную пору происходили стычки между отдельными представителями племен.

Частый голод, нехватка мяса и множество иных при чин породили жестокий каннибализм [18] . Для здешних жителей каннибализм был не только ритуальным действием, они считали человеческое мясо лакомством и буквально охотились на людей. Все члены рода были обязаны мстить за убитого; это, естественно, только разжигало межплеменную вражду. Тех, кто поклялся мстить, можно было узнать по наголо обритой голове. Первые путешественники, посетившие Маркизские острова, сообщают, что это была едва ли не самая распространенная «прическа»…

18

Маркизские острова, — видимо, единственный архипелаг в Полинезии, где действительно был распространен каннибализм, и не только ритуальный, но и как укоренившийся военный обычай. Это было связано скорее с общей воинственностью быта, частыми межплеменными войнами, чем с недостатком мясной пищи. Женщины не участвовали в каннибальских пиршествах. На большинстве островов Полинезии каннибализм был вообще неизвестен. — Прим. ред.

На Маркизских островах была распространена своеобразная полигамия: там у каждой женщины было несколько мужей [19] . Такая форма брака очень редка; она была вызвана, во-первых, избытком мужчин, во-вторых, тем, что между семьями происходило соревнование, требовавшее огромных усилий. На гористых Маркизских островах постройке дома всегда предшествовало сооружение каменной платформы. И вот постепенно стало делом престижа соорудить самую большую и красивую платформу. Естественно, для этого в хозяйстве требовалось много мужчин.

19

Обычай полиандрии (несколько мужей, обычно двое, у одной женщины) на Маркизских островах описывался и ранними наблюдателями. Это был, видимо пережиток древнего группового брака, но экономическое значение его неясно: Ю. Ф. Лисянский, например, сообщал, что полиандрия практиковалась среди местной знати. — Прим. ред.

Не похоже, чтобы между мужчинами существовало ревнивое соперничество. Напротив, первый супруг, он же глава семейства, старался подыскать для своей жены возможно больше сомужей и хорошо ладил с ними. И так как только женское обаяние могло приманить мужчину в хозяйство, девушек тщательно обучали трудному искусству правиться мужчинам. Юные полинезийки присоединялись к группам молодежи, которые только и делали, что плясали, пели, играли и устраивали праздники любви. Лишь девушки, выявившие свои достоинства во время этих веселых непринужденных праздников, могли рассчитывать на хорошего жениха. Одностороннее воспитание и ограниченная роль женщины в браке приводили к тому, что она не уделяла большого внимания домашним делам. Плетение циновок, корзин и лубяной материи — вот почти и весь вклад тогдашней полинезийки в хозяйство.

Одной из многочисленных обязанностей мужчины было создание запасов на случай голода. Для этого из плодов хлебного дерева замешивали

тесто и складывали в яму, выложенную банановыми листьями. Его как следует приминали ногами, пока не заполнялась вся яма. Дав тесту побродить, его накрывали большими листьями и засыпали землей. Так можно было хранить тесто годами. Даже в наши дни иногда случается находить хранилища такой давности, что уже никто не помнит, кому они принадлежат. А содержимое по-прежнему съедобно!

Тесто из плодов хлебного дерева приготовлялось в пищу по-разному. Чаще всего его вымешивали с водой и пекли в земляной печи, а затем добавляли свежих плодов и снова месили, разбавляя водой. Получалось попои,блюдо, по сей день очень распространенное на всех островах.

Материальная культура отличалась скудостью и бедностью. На простейшие работы уходило много времени и усилий. Впрочем, во всей Полинезии сложная религия, и социальная структура сочетались с примитивной материальной культурой: ни колеса, ни тканей, ни глиняной посуды, ни металла, ни тягла, ни зерновых. Разумеется, маркизцы отлично обходились своими лубяными одеяниями, деревянными коромыслами и мисками, земляными печами, каменным инструментом, фруктами, рыбой и овощами, — но затраты труда были очень велики.

Жизнь в старину на Маркизских островах мало походила на романтические представления о Полинезии, присущие многим из нас, и все-таки она была здоровее, радостнее, чем теперь. Я уверен, что, несмотря на голод и войны, островитяне чувствовали себя счастливыми.

Так думали и первые европейцы, которые посетили Маркизский архипелаг. После короткого и бурного визита Менданьи в 1595 году прошло почти двести лет, прежде чем следующий корабль добрался до этих островов. (Ничего удивительного: испанцы долго держали в тайне свое открытие, а когда раскрыли секрет, то координаты были указаны неверно.) На этот раз гостем был капитан Кук, он бросил якорь в заливе Ваитаху в 1774 году. Его приняли куда более сдержанно, — возможно, потому, что островитяне еще помнили испанцев; как и все полинезийцы, маркизцы в устных преданиях сохраняли память о важнейших событиях. Вероятно, остались и более наглядные следы в виде болезней. Во всяком случае, едва корабль стал на якорь, все женщины попрятались в горах. А мужчины держались так неприветливо, что Кук уже через пять дней отправился дальше.

В числе участников экспедиции Кука на борту «Резолюшн» был ботаник швед Андерс Спаррман. Он приводит несколько интересных эпизодов, скрасивших бедное событиями пребывание на Маркизах. В своей известной книге «Путешествие к мысу Доброй Надежды, Южному Полярному Кругу и вокруг света» он пишет: «Когда мы посетили местных жителей, произошел следующий забавный случай: нам предложили выпить сок свежего кокосового ореха (правда, взяв с нас в уплату один гвоздь), и мы сделали ото, добавив немного рома, чтобы напиток был более вкусным и освежающим. Остатки этого грога получил хозяин ореха, и он окунал в него свои пальцы, а затем мазал ими язык и нос себе и тем из присутствовавших тут же своих соотечественников, к кому особенно благоволил».

О местной гавани Спаррман говорит: «Когда я в последний раз должен был вместе с капитаном и господином Форстером вернуться со шлюпкой на корабль, прибой неожиданно усилился, и, хотя мы благополучно поместились в лодке, волны бросали ее во все стороны, грозя опрокинуть. Несколько раз шлюпку кидало на камни, каждую минуту нам грозила опасность утонуть. Лишь благодаря искусству гребцов мы после долгих усилий смогли вырваться из прибоя, оттуда, где океан разбивался вдребезги, обрушиваясь на утесы».

Последующие посетители тоже убедились, что Ваитаху — неудобная гавань. Но так как якорные стоянки на других известных островах архипелага были еще хуже, корабли и впредь шли к Тахуате. Разумеется, матросам очень скоро удалось выманить на берег женщин и убедить островитян, что ром лучше кокосового сока. Уже в 1791 году, когда французский торговец пушниной Маршан по пути к северо-западному побережью Америки зашел на Маркизские острова, команду очень приветливо встретили обнаженные женщины, которые подплыли к кораблю и поднялись на борт. То ли французы обладали особым обаянием, то ли они были щедрое, чем испанцы и англичане, — во всяком случае Маршану и его людям удалось завоевать доверие и сердца местных жителей.