Поздние цветы
Шрифт:
— Как получится. У меня есть подруга, она живет в полумиле отсюда, тоже на побережье. Если она вернулась из отпуска и дома, наверное, я посижу у нее немного. Поговорю.
— О твоем отце?
— Нет. — Он стрельнул в нее проницательным взглядом. — Но я ждал, что ты мне скажешь об этом, когда мы ехали домой. Ты ничего не сказала.
— У меня нет такого права, Зак. — Она достала из ящика фольгу, чтобы завернуть сэндвичи. — И неважно, что ты говорил семье. Никто, кроме тебя самого, не знает, как поступить. Но если
— Ты безупречная сиделка. — Зак улыбнулся, но глаза оставались мрачными. — До конца выполняющая свой долг. — Он глубоко вздохнул. — Нет слов, чтобы выразить мою благодарность. Надеюсь, что чек, который ты на днях получишь, покажет тебе степень моего восхищения. Осторожно веди машину, Мишель.
Он исчез из кухни раньше, чем она успела ответить. Через несколько секунд она услышала, как он вышел через черный ход.
Двигаясь точно автомат, она убрала дом и приготовила все, что, как предвидела, ему понадобится. И только потом уехала.
Два часа спустя Мишель свернула на подъездную дорожку своего дома в Риверсайде. В дороге она приняла решение встретиться с братом наедине. Если его шокирует ее вопрос, она это тотчас поймет. По крайней мере, тогда он сам в подходящее время скажет обо всем Шерилин.
В среду во время ленча Мишель наконец собралась с духом и вошла в адвокатскую фирму, которой управлял Грэхем. Она сказала в приемной, что хотела бы видеть брата, и получила ответ, что он задерживается на конференции. Ей придется подождать.
С воскресного вечера она только этим и занималась. Ждала момента, когда решится ее будущее… А сейчас от страха судорогой сводило желудок.
— Мишель?
Она так резко вскочила, что чуть не упала.
— Привет, Грэхем. Надеюсь, ты не возражаешь, что я заскочила к тебе просто так?
— Почему я должен возражать? Шерилин и я удивлены: ты приехала домой в воскресенье и еще не была у нас. — От его озабоченного взгляда желудок свело еще больше. — Пойдем, поговорим.
Она вошла в его кабинет, села. Он сел рядом с ней, а не за письменный стол.
— Вижу, твое страдальческое выражение. Расскажи мне, что случилось.
— Прийти к тебе с этим, наверное, самое трудное из всего, что я делала в жизни.
Рот пересох от одной фразы.
— Тяжелее, чем столкнуться с фактом, что Робу не будет лучше? — помрачнев, спросил Грэхем.
— В некотором смысле да. Смерть естественный процесс. То, с чем я борюсь, неестественно. Потому я и пришла поговорить с тобой наедине. Я знаю, что ты всем делишься с Шерилин. Но когда ты услышишь то, что я должна сказать, может быть, решишь по-другому.
— Продолжай.
Брат не шелохнулся.
— Мне нужно задать тебе вопрос. Важно, чтобы ты абсолютно честно ответил мне.
— Ты знаешь случаи, когда я был не честен?
— Нет. —
— Он уже говорил нам о своих родственных чувствах. Но если бы такое случилось, то это дало бы моему воображению большой толчок.
— Это все, что я хотела знать. — Кровь отхлынула от лица. — Спасибо, Грэхем, — прошептала Мишель и встала с кресла.
— Спокойно, — проговорил Грэхем, положил руки ей на плечи и заставил снова сесть. — Ты не спросила меня, почему.
— Я знаю, почему.
Она отвела взгляд.
— Тогда в чем причина твоего визита?
— Мне не следовало приходить.
— Почему ты не спросила меня, как бы я воспринял признание Зака, что он влюблен в тебя?
Кровь зашумела у нее в ушах.
— Сейчас у тебя есть шанс. Продолжай. Могу заверить тебя, что ответ мог бы быть другим.
— Не понимаю, почему он мог бы быть другим. Ведь приложимы те же правила.
У Мишель дрожал голос.
— Правила? Я думал, мы говорим о любви.
— Мы семья, Грэхем.
— Правильно.
— Но если он и Линетт любят друг друга, ты дашь им благословение?
— Да, но, как я говорил минуту назад, это дало бы моему воображению большой толчок. Потому что он всегда сходил с ума по одному человеку в нашей семье.
— От-от-куда ты знаешь?
Она едва могла дышать.
— Мишель, — он ласково сжал ей руку, — конечно, ты не обязана говорить мне. В тот вечер, когда Зак услышал, что ты обручилась с Робом, что-то в нем умерло.
Она застонала.
— Он так отчаянно старался быть достойным тебя и надеялся, что у него есть еще много времени. Шерилин и я боялись, что он уже никогда не будет снова счастлив. Так я думал, пока несколько недель назад не привез ему из аптеки лекарство. Его взгляд, когда он сказал, что ты согласилась быть его сиделкой, пронзил меня. Потому что я знал, что означает этот взгляд.
Грэхем встал и поднял ее, потом долго смотрел ей в глаза.
— А ты его любишь?
— Да, — слезы брызнули из глаз. — Я не думала, что смогу снова полюбить. Но когда Зак на похоронах подошел ко мне и был таким понимающим… Я испытывала чувство вины… Слишком рано было думать о другом мужчине, особенно о брате невестки. Поэтому я избегала его эти два года.
— А сейчас он говорит о своих чувствах? — каким-то странным голосом спросил Грэхем.
— Да.
— Ты отказала ему, потому что думала, что Шерилин и я не одобрим?..
— Отчасти и поэтому, — горько заплакала она. — Когда он попросил меня подумать об этом, я ответила, что он заслуживает молодой жены, которая может подарить ему детей.
— Он хочет тебя, Мишель, — печально сказал Грэхем.
— Майк Фрэнсис помог мне понять это. Он многое объяснил, и до меня дошло, откуда в Заке это чувство.