Поздние последствия

Фалдбаккен Кнут

Валманн не отвечал, углубившись в свои записи. Они остались в комнате для допросов, после того как Даг Эдланд покинул помещение. Допрос не дал никаких особых результатов, чтобы можно было привязать свидетеля к убийству, кроме того факта, что он находился недалеко от места преступления примерно в то же время, когда произошло убийство.

«Недалеко», «примерно»…

Оставалось только ждать, когда придут результаты вскрытия, которые могут дать что-то определенное, какое-то конкретное подтверждение подозрений, возникших у обоих следователей.

Конфронтация со свидетелем оставила у Валманна неприятное чувство, что они

идут по ложному пути, несмотря на странное поведение Эдланда, возможные мотивы и его перемещения в ночь на пятницу. Этот человек сидел перед ним и позволял вешать на себя улики в убийстве, даже не пытаясь прибегнуть к какой-то достоверной защите, как будто подозрение в убийстве его совсем не касалось, а было чем-то обременительным, нарушающим его скорбь. Валманн не помнил, сколько дел об убийствах он расследовал и скольких подозреваемых убийц допрашивал. Но не было среди них такого, которого бы совсем не интересовало мнение полиции о том, виновен он или нет. Поведение Эдланда не производило впечатления искусной игры или стратегии. Наоборот, было очевидно, что нервы у него на пределе, а душевное состояние колеблется между истерическим возбуждением и коллапсом. Создавалось даже впечатление, что он вот-вот осчастливит их своим чистосердечным признанием. Однако вместо этого он настаивал на своей неправдоподобной — и даже компрометирующей его — истории о потере памяти в решающий момент. Валманн начал, сам того не желая, сомневаться в том, что человек такого склада, как Эдланд, и правда был в состоянии совершить столь зверское убийство и проявить необузданную ярость по отношению к женщине, в которую он, по его собственным уверениям, был влюблен. Впрочем, имеются примеры того, когда именно такие чувствительные типы в острой ситуации теряют рассудок и совершают убийства. Надо бы побеседовать с его психотерапевтом. Хотя у него обязательство хранить служебную тайну выбито, очевидно, золотыми буквами над диванчиком в кабинете.

— Он, черт возьми, ни в чем не оправдывается! — прокричал Энг в никуда. — Здесь нет никакой тактики, или же он самый бездарный лжец, с которым я когда-либо имел дело. Открывая рот, он каждый раз заходит все дальше в трясину, однако это его, по-видимому, ничуть не беспокоит. Либо он законченный идиот…

— Либо совсем наоборот! — дополнил Валманн рассуждения Энга. — А вдруг он скрывает самое важное именно таким образом — выпячивая другие вещи, историю о болезни, скорбь и печаль, и делает это так открыто и откровенно, как только можно желать. Вроде бы. — Он вспомнил уклончивый ответ Эдланда на вопрос о том, чем он занимается. «Я частично на бюллетене и работаю на полставки, но когда я на службе, то работаю с людьми», — ответил он без тени иронии. «Я обнаружил, что многим еще хуже, чем мне, и что я могу, собственно говоря, даже им помочь».

— Разве может быть что-то важнее, чем снять с себя обвинение в убийстве? — Энг хлопнул ладошами по столу с выражением лица, которое ясно свидетельствовало, что отсутствие у свидетеля паники во время допроса уже само по себе вызывает подозрение.

Валманн ничего не ответил, а продолжал перелистывать свои записи, как будто надеялся на чудесное откровение, которого, как он знал, там нет и быть не может.

— Он ничего не отрицает. Кроме одной-единственной вещи — что он ее убил.

— Одна только маленькая чертова деталь… — В голосе Энга сквозило раздражение. — Но прежде

чем мы успели спросить об этом, он сам сказал, что послал ей букет красных роз на следующее утро. Обрати внимание, он отправил их с посыльным, а не принес сам.

— Может быть, он знал, что прийти на место преступления рано утром — это выше его сил?

— Он живет на другой планете. — Энг зажмурил глаза и потряс головой, как будто хотел стряхнуть с себя неприятное зрелище.

— Или же он совершеннейший психопат, которому удается отключить реальность, когда ему это удобно. Таких типов не уличишь даже на детекторе лжи.

— Ведь мы, черт возьми, и не психологи!

— Нет, мы следователи, — констатировал Валманн, как будто сам нуждался в подтверждении этого факта. — И расследуем дело об убийстве, имея одного подозреваемого, у которого были и мотив, и возможность, который характеризуется девиантным поведением и дает неубедительные объяснения своим поступкам. Но…

— Но руки у него не в крови.

— Да, руки не те… — Валманн огорченно вздохнул.

— Кстати, отпечатков пальцев на месте преступления нет — по крайней мере, пока не обнаружено.

— Ценность всего того, что нам удалось узнать, целиком зависит от результатов технического исследования волос, тканей и прочего. И разумеется, времени смерти. Если вскрытие покажет, что она умерла в начале вечера, то у Эдланда есть лучшее в мире алиби: вся команда следователей, которые хотят его прищучить, видела его в баре. И у нас опять nada! [7]

7

Ничего (исп.).

— Ба, я и не думал, что ты знаешь иностранные языки. — Энг одобрительно кивнул.

— Мы с Анитой собираемся поехать в отпуск в Испанию, — признался Валманн и осознал в тот же момент, что сегодня даже не вспомнил об Аните. — Он, впрочем, был женат.

— Кто?

— Наш друг Эдланд.

— Неужели? А как же вся эта болтовня об одиночестве, о том, что Карин Риис была первой и единственной женщиной, которая что-то для него значила?..

— Я обратил внимание на его безымянный палец. На нем типичный след. Золотое колечко довольно долго на нем сидело.

— Он скоро попадется, — произнес Энг низким глухим голосом, словно дичь только что сбежала от него в подлесок и он готов продолжать преследование. Все уже знали, что он заядлый охотник на лосей.

17

Когда Валманн вновь включил свой мобильник, он нашел там два сообщения от Аниты, а между ними кучу обращений от прессы с просьбой: «Позвоните мне по номеру…» Он тщательно удалил все сообщения, а затем набрал номер Аниты.

— Привет, ты звонила?

— Да, но ты не отвечаешь.

— У нас здесь дел по горло.

— Дело об убийстве? Да. Я читала в газете.

— Н-да. Мрачное дельце.

— И оно, конечно, тебе досталось?

— Моене заботится о своих сотрудниках. Когда ты возвращаешься?

— Послушай, я поэтому и звонила… — Она заговорила слабым и тихим голосом, что было совсем на нее не похоже: — У Биргит большие проблемы. Она съехала от этого парня, а он ведет себя не очень хорошо.