Поздние последствия
Шрифт:
— Как вы можете доказать, что не пробрались тайком в номер 414, не напали там на Лилиан Петтерсен и не удушили ее?
— А что, в ее комнате нашли хоть одно доказательство того, что я мог там побывать?
— Эдланд, вопросы здесь задаю я. И я не имею права объяснять вам стратегию полицейского расследования.
— То есть вы обнаружили?..
— Мы работаем над этим, будьте уверены. И делом занимается Управление уголовной полиции, сотрудники которого обследуют комнату миллиметр за миллиметром. Если вы побывали там, то непременно оставили следы — одного волоска будет для нас
— Я же сказал, что не покидал холла! — Казалось, Эдланда раздражает не то, что его подозревают в убийстве, а то, что ему не верят. — Они сказали мне, что Лилиан нет в номере.
— Возможно, она просто попросила, чтобы ее не беспокоили. У нее мог быть клиент. И по-моему, именно так все и было, Эдланд! Когда вы постучались в дверь, она была в номере не одна. С ней был другой мужчина, и от этого у вас в голове помутилось.
— Ладно, инспектор, — вздохнул Эдланд, — хорошо.
Казалось, он во что бы то ни стало хочет, чтобы Валманн прекратил развивать эту тему. Он выглядел совсем изможденным. Опустив голову, Эдланд долго смотрел на свои руки. Подобное поведение Валманн наблюдал много раз: оно означало, что допрашиваемый вот-вот признается или что важный свидетель сломлен и готов изменить показания. Таково физическое проявление признания. Следователь давит фактами, и это изматывает свидетеля не только морально, но и физически — ведь он всеми силами пытается защитить ложь. Ложь, от которой зачастую зависит его собственная жизнь. Ложь, последствия которой калечат тебя. Которая застревает в горле и душит каждое слово, что ты пытаешься произнести в защиту своей жизни и своего вранья.
Однако когда Эдланд вновь поднял голову, на лице его не было и следа раскаяния, хотя он явно страдал, причем сильно, — он даже глаза прикрыл.
— Инспектор, у вас нет болеутоляющего? У вас здесь найдутся таблетки от головной боли?
— Да, думаю, найдем… — Валманн выдвинул ящик стола. — У меня здесь где-то был «парацетамол».
— Нет, мне нужно что-нибудь посильнее. У меня опять приступ… Жуткая боль… — Он прижал ладони к глазам, словно боясь увидеть что-то ужасное.
— Вроде «паралгина-форте»?
— Да, если у вас будет две-три таблетки. Или больше. — Теперь он говорил сквозь зубы, словно выплевывая слова. — Вы же забрали у меня таблетки… — Он засмеялся, но смех больше напоминал кашель.
Валманн позвонил на охрану, где хранилась аптечка первой помощи. Через минуту им уже принесли таблетки и стакан воды.
— Сп-пасибо…
Валманну показалось, что Эдланд принял сразу целую пригоршню таблеток. Совсем скоро ему стало лучше — Эдланд открыл глаза, и голос его звучал, как прежде.
— Простите. Эти приступы наступают все чаще и чаще.
— Вы это имеете в виду, когда говорите, что отключаетесь?
— Да. Боль не очень сильная, но я словно перестаю себя контролировать. После приступов я, можно сказать, ничего не помню. Сложно объяснить. Я поэтому и взял больничный.
— Ясно. — Хотя Валманну было ясно только то, что разговора с доктором Мёльхаусеном ему не избежать.
— Ладно, Валманн, — произнес наконец Эдланд после долгого молчания,
— Давайте рискнем. — Он наконец-то дождался момента, когда его главный свидетель, нет, главный противник больше не желал идти против него.
— На самом деле у меня алиби, — коротко сказал Эдланд.
— У вас алиби?
— Да такое, что лучше не придумаешь.
— Ну, выкладывайте. — Валманн старался говорить спокойно, но скулы у него свело, как бывает, когда пытаешься прожевать плохо прожаренный шашлык.
— Вы правильно догадались — когда я пришел, она была в номере с клиентом.
— Вот как?
— Но я об этом не знал, а просто сидел в холле и ждал. Я просидел там минут сорок пять. А потом я увидел, как они выходят из лифта.
— Эдланд, я тоже жду уже довольно долго. И пока ваш рассказ на алиби не потянет.
— Мое алиби может подтвердить ее клиент.
— Это каким же образом?
— Сказав что-то девушке за стойкой, они с Лилиан вышли из гостиницы. А я прикрыл лицо газетой. И если можно будет доказать, что он был там вместе с Лилиан именно в это время, то, следовательно, я тоже там был. Потому что видел их. Согласны? А если у Лилиан был он, значит, менятам быть не могло… Ну, а дальше сами подумайте. Вам все понятно?
Валманну было более чем понятно. Рассказ Эдланда подрывал все мыслимые основания для подозрений. Если, конечно, это можно доказать.
Однако Валманна прежде всего выводило себя то, как Эдланд разговаривал с ним — терпеливо, чуть снисходительно, словно перед ним не следователь, а детектив-самоучка, слабо представляющий себе, чем он вообще занимается. А ведь всего несколько минут назад Эдланд казался совсем сломленным каким-то неведомым недугом.
— А вам неизвестно, где мы можем отыскать этого мужчину? — Сам того не желая, Валманн заговорил громче и сам на себя рассердился: ведь таким образом он дал Эдланду понять, что его рассказ вызвал интерес и, возможно, необычайно важен для полиции.
— Ну конечно, — теперь Эдланд совершенно успокоился, — и его показания будут в высшей степени достоверными. Лучшего свидетеля вам не сыскать.
Он опять усмехается?
— Вы так в этом уверены…
— Да, уверен. Вообще-то он полицейский. И ваш близкий коллега, Валманн, — Эдланд не скрывал улыбки, — это тот задира с усами!
Ульф Эрик Энг…
Валманн молча смотрел на Эдланда. Слов для ответа он подобрать не мог.
— Поинтересуйтесь у него, не выходили ли они вместе с Лилиан Петтерсен из гостиницы вчера, около пяти часов вечера. Не знаю уж, куда они поехали, но я предпочел не дожидаться, пока он нарезвится с ней. В четверть шестого я был уже в спортзале. И там выплескивал «желание убивать», крутя педали тренажеров, — сейчас Эдланд уже в открытую смеялся, — и это вы сможете с легкостью проверить. Вы там уже практически свой.