Поздравляю, желаю счастья!
Шрифт:
Ванна была занята.
В ней, укрывшись полосатым махровым полотенцем, лежал папа. Вместо подушки он положил под голову , скомканный мамин халат. На краешке ванны пристроилась бутылка виски.
— П-папа, — выдавила я из себя, вновь обретя дар речи, — мне надо принять душ, я замерзла.
Но он лишь сполз пониже, даже не открывая глаз.
— Папа! — крикнула я. — Что ты делаешь?! Ты что, не можешь вести себя… по-человечески?!
Кажется, он что-то пробормотал в ответ, но вылезать явно не собирался.
Я разревелась — наверное, от злости — и отправилась
— Почему папа спит в ванне? — прошептала я прямо маме в ухо.
Она затрясла головой: наверное, подумала, что в ухо залетела муха, — но тут же снова опустилась на подушку.
— Бывает, — пробормотала она, — спи скорей.
Но, ощутив сквозь зеленый шелк прикосновение моего ледяного тела, мама мгновенно проснулась.
— Боже мой, что ты делала?
— Я хотела принять теплый душ, но папа не хочет вылезать из ванны.
— Знаю, — вздохнула мама. — Наверное, лучше его не трогать.
— Почему?
— Так бывает. Иногда хочется поспать в ванне.
— Что, и мне тоже захочется? — спросила я, чтобы развить тему.
— Не исключено. Может быть, когда-нибудь…
Я улеглась, прижавшись холодными ступнями к маминому тёплому животу: моя любимая поза с самого детства. Когда мы гуляли в лесу, она садилась на пень, и я грела ледяные ноги о ее мягкий и теплый живот. Но сейчас мама явно не была готова к этому: мне даже показалось, что она вот-вот накинется на меня с руганью, но потом она успокоилась. Я передвигала ступни с места на место в поисках нового теплого местечка, а она только вздыхала, и мало-помалу мои ноги оттаяли, зато мама изрядно замерзла.
Весь следующий день папа лежал в ванне.
И следующую ночь, а потом еще день.
Возможно, он выбирался из ванны, когда мы не видели.
Самое странное — что мы привыкли. Так быстро?
Похоже, мама была довольна. Папа вернулся к ней, и она не хотела отпускать его ни на шаг: он жил в карантине. Наверное, она намеревалась спустя какое-то время забрать его к себе, в спальню.
Самым трудным было навещать Лу. Все меньше и меньше в ней оставалось от прежней Лу, все больше она становилась кем-то другим, незнакомым, непонятным и пожалуй, неприятным.
— Я устала, я не помню… — отвечала она всякий раз, когда хотела уйти от разговора. Похоже, она постоянно спала, чтобы убить время, а таблетки помогали ей в этом.
Зачем я туда ходила? Больница нагоняла на меня тоску. Все ее обитатели были такими, как Лу: и толстяки, похожие на персонажей книжек про мумии-троллей, и ходячие скелеты.
И еще эти странные звуки…
— А, это просто Лотта бьется головой о стену, — зевнула Лу, когда поблизости раздался явственный стук, словно кто-то забивал семидюймовый гвоздь в бетонную плиту. Лу ни до чего не было дела.
— Давай сбежим! — умоляла я. — Здесь тебе станет еще хуже.
Она посмотрела на меня незнакомым, пустым взглядом, зевнула и улеглась в постель. Возможно, она даже не заметила, когда я ушла.
И все же я продолжала ее навещать, уговаривая ее сбежать.
Наверное, я и приходила-то только для того, чтобы сказать:
— Бежим отсюда! Скорее!
— Может, хватит? — шипела она в ответ. — Я больна, ты что, не понимаешь?
— Как это — больна?
— Оставь меня в покое!
— Ты не больная, просто чокнутая.
— Может быть, я скоро вернусь домой.
— Когда?
Она пожала плечами.
— Ты как маленькая, Элли. Можешь не приходить сюда, если не нравится.
— Пока!
Я хлопнула дверью — громко. Лу удалось задеть меня.
Ко мне тут же подошла медсестра и напомнила, что моя сестра больна и ее нельзя расстраивать.
— Fuck you! — ответила я, хлопнув входной дверью так, что стекло задребезжало. Несколько муми-троллек, оставшихся за дверью, захлопали в ладоши. Ничего более жизнеутверждающего в этой больнице я так и не
Короткие круглые ногти.
Я побежала на автобус. Увидев свое отражение в оконном стекле, я поняла, что превращаюсь в привидение. Шел дождь.
Хорошо, что я это заметила: мне тут же стало ясно, что надо делать. Водитель автобуса сделал удивленное; лицо, когда я протиснулась в уже почти закрывшиеся двери.
Парень, похожий на мокрую собаку, был на месте. Невероятно: по дороге к парку я готова была поверить, что назначенная встреча под дождем у скамейки — плод моего воображения.
— Какая ты мокрая, — улыбнулся он, когда я подбежала к скамейке, и поймал ладонью несколько дождевых капель с моей челки. А потом выпил их.
Мы откинулись на спинку скамьи, раскрыв рты. Дождь был очень кстати: побывав у Лу, я иссохла, как безводная пустыня. Так мы просидели очень долго.
— Как тебя зовут? — спросил он, наконец.
— Элли, — мне было приятно назвать свое имя в ответ.
— Ругер, — представился он, протянув руку. Я пожала ее, и тут в него словно вселился бесенок: он вскочил на спинку скамейки и принялся расхаживать по ней, как канатоходец, жонглируя крышками от бутылок, пока я его не остановила. Мне не нравилось, что ему так легко удается меня рассмешить.
Он уселся на место, не задавая лишних вопросов, и через какое-то время наши пальцы соприкоснулись, переплетаясь. У него были сильные прямые пальцы и короткие круглые ногти, которыми он щекотал мою ладонь. Я своих рук стесняюсь: они вечно красные из-за аллергии, но я и об этом забыла, как только он взял мою ладонь.
— Вот бы дождь пошел сильнее, — сказал он.
— Угу, — прошептала я: дождь был нашим лучшим другом. Если бы дождь прекратился, нам пришлось бы вернуться в реальность и вспомнить о разных делах и обязанностях. О том, что надо встать со скамейки и идти , потому что уже вечер, что надо поесть, что надо, надо и надо.