Поздравляю, желаю счастья!
Шрифт:
— Выходи, — проскулила я, не смея даже подумать о том, чтобы пробраться к ней сквозь паутину.
В пещеру можно было протиснуться и с другой стороны, между двух валунов. Я втащила сумку с едой и села рядом с Лу. Мне было холодно и казалось, что она тоже мерзнет.
Лу шепотом сообщила, что этот мерзкий паук пригласил ее к себе, что она может оставаться здесь сколько захочет. что он защитит ее от всех опасностей. Он съест голоса, которые звучат у нее в голове, и она сможет спокойно спать.
— Здесь? Здесь оставаться нельзя. Пауки противные!
Она бросила на меня сердитый
— А ну-ка сейчас же попроси у него прощения! Лу и паук уставились на меня с двух сторон.
— Шутишь, — жалобно пискнула я, — как можно просить прощения у паука!
Тогда она сделала самое ужасное. Взяла паука и поднесла ко мне. Чудовище таращилось на меня, сидя на ладони у Лу.
Если какое-то существо и способно источать зло, то как раз вот такой отвратительный паук. Он мог в любой момент прыгнуть мне в лицо.
Я закричала и поползла к заднему выходу.
Надо вытащить оттуда Лу, думала я, иначе паук сожрет её или она сойдет с ума!
Но Лу вышла сама: обернувшись, я увидела, как она вытирает руки о штаны.
Солнце вышло из-за туч, и снова стало тепло, как летом, но меня била дрожь.
Лу съела почти всю еду.
Мне казалось, что молоко пахнет пауком, а хлеб слишком крошится. У горизонта собрались тучи.
Вышло так, что домой первой заспешила я, а не Лу.
Витаминный компот и галеты
Когда я, проводив Лу, вышла из больницы, снова начал моросить дождь. Самая подходящая погода встречи с Ругером. Он сидел на скамейке и перебирал струны сломанной гитары.
— Привет!
Он едва взглянул на меня.
— Я нашел ее в мусорном баке. Она почти целая.
— У нее только две струны.
— У тебя, случайно, нет клея?
— Совершенно случайно — нет.
— Корпус немного потрескался. Но если бы у нас был клей, можно было бы починить.
— Поищи малявок, которые нюхают клей.
Он бросил на меня быстрый взгляд, и я поняла, что кажусь ему недотепой. Он продолжал монотонно бренчать на двух струнах.
— Ты вообще когда-нибудь на гитаре играл? — язвительно поинтересовалась я. Так себе вопрос.
Он покачал головой и улыбнулся.
— Думаю, это нетрудно. Здесь только две струны.
Я быстро поцеловала его в ухо, мне так хотелось, чтобы мы не ссорились и любили друг друга больше всех в мире. Он увернулся. Не знаю, что это означало. Возможно — что в эту минуту больше всех в мире он любил свою гитару.
Потом я рассказала ему о поездке к морю, но он почти не слушал, а только сидел и гладил растрескавшееся тело гитары. Пока я не рассказала о Лу и науке. Тут он вдруг оживился.
— По-моему, твоя сестра очень необычный человек.
— Ага, конечно, — сердито ответила я. — Лу гораздо необычнее, чем я. Куда мне до нее.
— Давай навестим ее! — его так увлекла эта мысль, что он бросил гитару в ближайшую урну.
— Ладно, когда-нибудь навестим, — нехотя согласилась я.
— Нет, сейчас!
— Не выйдет.
— Почему?
— Потому что мне надо домой, пока!
Он удивленно смотрел мне вслед, я спиной чувствовала его взгляд.
Зачем я рассказала ему о Лу? Я и не думала, что она заинтересует его больше, чем я.
Я сердито шла вперед, не оборачиваясь. Пусть мокнет под дождем и гадает, что он сделал не так! Чокнутый дурак!
Почти добравшись до дома, я вдруг передумала и перешла на противоположную сторону перрона. Двадцать минут, которые заняла дорога обратно в город, казались вечностью. Он наверняка успел уйти домой.
По дороге я купила витаминного компота и галет. Если бы не вылазка к морю, ради которой пришлось раскошелиться, я обязательно купила бы что-нибудь повкуснее.
На этот раз я с большим трудом добралась до нижних веток дуба, с которых можно было начинать карабкаться вверх. Я пыхтела и отдувалась, а дерево, между тем, словно издевалось надо мной, пряча те ветки, за которые я хотела ухватиться. Хотя дерево, конечно, не может прятать ветки. И уж тем более издеваться.
Наконец я вползла в домик, но Ругера там не было. Пусто, никого нет дома. Какое-то время я просто сидела, стараясь отдышаться и справиться с разочарованием. Я воображала себе, как он обрадуется моему приходу. А ему и дела нет. И самого его нет. Тогда я решила приготовить сюрприз к его возвращению. Для начала вытряхнула одеяла. Это оказалось непростым делом. Дощечка у входа казалась очень шаткой. Двигаться н было осторожно и медленно. Я передумала насчет генеральной уборки. Может быть, ему вообще не понравится, что я роюсь в его вещах.
Так что вместо уборки я занялась поеданием витаминного компота и галет. Отличная еда, если бы только не было так холодно. И так одиноко.
И уж если ты так долго ждал кого-то, какой смысл с того ни с сего уходить? Ведь наверняка сработает закон подлости: он вернется, как только ты уйдешь. Нет, раз я ждала его до сих пор, то останусь и подожду еще много. Иначе все ожидание окажется бессмысленным.
Поэтому я зажгла пару свечных огарков и завернулась в одеяла.
Стоило улечься, и я тут же почувствовала, как скрипит дерево в бесконечной мелкой дрожи. Домик потрескивал и поскрипывал, и я пыталась представить себе, что это потрескивание костра. Но у меня не очень-то получалось. В щели между досками было видно ночное небо и звезды.
Я больше не мерзла.
Я ждала Ругера.
Это согревало меня.
Покачивание дерева убаюкивало. Дерево заботилось обо мне, а я ждала. Листва шелестела, словно шелковая , пиане думала о том, что шелест листьев бывает разным: летним и осенним, например. Сейчас дерево затаило свои драгоценные соки, чтобы следующей весной отдать их новой листве. Соки пульсируют, медленно двигаясь в древесном теле, в его тонких сосудах, похожих на вены. Почему бы всем людям не жить в домиках на деревьях? Ведь у каждого дерева доброе сердце. Рядом с пятисотлетним дубом любой из нас просто букашка. Можно написать об этом книгу, думала я в полудреме. О том, что возможно, были деревьями. Раньше. Или, может быть, все понемногу превратятся в деревья?