Поздравляю, желаю счастья!
Шрифт:
Папа сказал, что у меня бледный вид, и дал мне бутылочку «Вивамакса».
— По чайной ложке утром и вечером, — сказал он, — не больше!
Вкус мне не понравился, но я принимала ложку за ложкой, чтобы порадовать папу. Мне же лекарство радости не прибавляло. Я знала, чего мне не хватает, и это нельзя было измерить чайными ложками.
Наступил вечер пятницы. Сюзи и Лотта уговорили меня пойти с ними в клуб, где, по их словам, было ужасно весело. Они уже ходили туда несколько раз и уверяли, что этот
— Соберись! Выше нос! — сказала мне Сюзи.
— Ты должна взять ситуацию в свои руки, — подхватила Лотта. — По тебе сразу видно, что ты безответно влюблена.
— Да ладно, — ответила я, — вовсе нет.
— Да брось, — сказала Сюзи, — это же заметно. Что за придурок? Наверное, гад какой-нибудь?
— Честно говоря, выглядишь ты не очень… — подтвердила Лотта. — Вид у тебя измученный… как это называется… трагический! Ни один парень не стоит таких переживаний!
Я зашла в школьный туалет и посмотрела в зеркало. Как я ни таращилась на свое безнадежно бледное отражение, на глаза мне попался только прыщик с левой стороны у рта. И еще один, пробивающийся на поверхность, у самого носа. Ничего похожего на «трагические чувства» я на своем лице не нашла. Вид у меня был просто жалкий. Позор какой-то.
Сюзи и Лотта были королевами класса, у обеих — длинные волосы, которыми они красиво встряхивали при каждом удобном случае. На них заглядывались все мальчишки. На фоне подружек я была гадким утенком.
— Я не пойду с вами, — шепнула я им на математике.
— Пойдешь, пойдешь, — ответила Сюзи.
— У меня болит живот, — сказала я.
— С нами ты забудешь про свой живот, — ответила Лотта.
— Надо пробовать, хвататься за новые возможности, Элли! Ты даже не представляешь себе, что такое по-настоящему веселиться.
— Попрошу вас прекратить разговоры и сосредоточиться на уроке, — вмешался учитель математики.
Разговор мы прекратили, но сосредоточиться на уроке я не могла.
Рядом с Лоттой и Сюзи я чувствовала себя дошколенком в шуршащих брезентовых штанах.
— Туда младше восемнадцати не пускают, — сказала Сюзи, хлопая накрашенными ресницами.
Они, можно сказать, нарочно раззадоривали меня, чтобы я пошла с ними. И мне, в общем-то, нечего было терять. Я и так была самой жалкой девчонкой в мире.
Может быть, я наигралась в домики на деревьях — пора заглянуть и в нормальное место? Посмотреть, чем занимаются нормальные люди. Просто чтобы расширить кругозор. (Мама говорит, что это важно — расширить кругозор. Что многие об этом забывают. Особенно в наше время.)
Собиралась я целую вечность. Взяла кое-что из вещей Лу: шелковый топ на тонких бретельках и туфли из высоком каблуке. Черную юбку с разрезом. Сюзи и Лотта сказали, что одежда вполне годится, а вот мое лицо — нет.
В женском туалете на вокзале они колдовали надо мной до тех пор, пока кожу не стало жечь и щипать, посмотрев в зеркало, я себя не узнала. Вот и хорошо. Прыщики покоились под слоем крема.
— Ой, какая ты красотка! — ворковала Сюзи с горящими глазами.
Губы у меня блестели, как мокрые, веки были странного красно-розового цвета.
— Не падай в обморок, если увидишь там какую-нибудь знаменитость, — хихикнула Сюзи. — Например, того… как его зовут… который снимается в рекламе пастилок от кашля…
— А, этот придурок! — фыркнула Лотта. — Он всегда ошивается там. Но есть и другие.
Они обменялись многозначительными взглядами у меня за спиной. Я прекрасно видела это в зеркале.
На улице было мокро, по улице Кунгсгатан мы ими под дождем. Чем ближе мы подходили к клубу, тем отчетливее я ощущала, что стала другой. .А вдруг я прямо сейчас встречу Ругера? Но он вряд ли узнал бы меня, и прошел бы мимо, не догадываясь, что это я шагаю в таких туфлях, что за косметикой Сюзи и Лоты скрывается мое лицо.
— Не трусь, — подбадривала меня Сюзи. — Все как надо! Ты выглядишь на двадцать два!
Очередь у входа была длиннее, чем поезд «Стокгольм—Мальме». И почти не двигалась.
— Может, пойдем в другое место, где не надо стоять, пока задница не отмерзнет? — ворчала я.
— Нет, — ответила Лотта, — здесь лучше всего.
Мне хотелось натянуть на себя джинсы и большую шапку с «ушками». Но, в конце концов, наступила наша очередь предстать перед лысыми толстыми охранниками. Как это ни странно, они впустили нас внутрь. Возможно, просто пожалели нас, глядя на синие губы и красные носы.
Внутри было жарко, как в пекле. Я почти сразу вспотела, но как только у меня в руках оказался большой бокал пива, я решила, что настало время вести себя как нормальная девчонка.
Поэтому я стала пробираться вперед, усердно покачивая бедрами и изображая пружинистую походку. Время от времени я нарочно выставляла вперед левую ногу, чтобы был виден разрез юбки.
Сюзи и Лотта растворились в толпе на танцполе. Я приткнулась к какому-то столбу, проливая пиво на себя всякий раз, как меня кто-то задевал. Затем мне показалось, что вдалеке есть свободное место за столиком, и я решительно направилась туда — как мне казалось, сексуальной походкой. Надо было сесть за стол, пока всё пиво не оказалось на моей одежде.
У парня, который в одиночестве сидел за столиком, ногти были накрашены черным лаком, а на ресницах толстым слоем лежала тушь. И еще глаза у него были подведены карандашом. Вид у него был слегка припухший, ему было, наверное, около сорока. Он сидел, обводя толпу взглядом из-под полуопущенных век. Меня он не видел, хотя я стояла едва ли не вплотную к нему.
— Привет, — произнесла я, — здесь свободно? Он, казалось, не слышал, поэтому мне пришлось повторить свою реплику, только в два раза громче.