Поздравляю, желаю счастья!
Шрифт:
А таких, как Ругер, стоит ждать и искать.
Долгое время мне казалось, что от меня пахнет Юханнесом Тоттом, хоть я и мылась так усердно, что кожа едва не слезала клочьями. Заявить на него в полицию было невозможно, а если бы основание для этого и нашлось, он бы только посмеялся. Надо было пережить обиду. Не смертельную, но отвратительную.
Отвратительного вообще хватало. Взять, например, маму с папой. После нескольких дней воркования они стали готовиться к очередной войне.
Вообще в мире была куча вещей, с которыми надо было что-то делать. Страны-агрессоры и концерны-гиганты, которые вели себя, как Юханнес Тотт: делали что хотели, не интересуясь, что думают остальные. В пьесе о судьбе мира была всего пара главных и масса эпизодических ролей. И еще миллиарды статистов. Им не давали и рта раскрыть, а только гоняли туда-сюда, распихивая по лагерям для беженцев, фабрикам и борделям, где их ждала рабская жизнь.
Исполнители главных ролей пожирали бифштексы с кровью, л статисты рылись в мусорных бачках. Сколько ещё это должно длиться?
Н чувствовала, что во мне просыпается гнев.
С этим городом тоже надо было что-то делать. Пока я искала Ругера, я успела заметить, что нищих в метро стало больше, и это были не только обычные пьяницы, но и женщины вполне нормального вида. То есть они не были похожи на алкоголичек или наркоманок. Просто бормотали, что им нужны деньги на чашку кофе. Или вообще стояли, молча протянув руку.
Как-то вечером мы с мамой стали говорить о нищих.
— Всё равно они тратят все деньги на выпивку и наркотики, — заявила она. — Мы платим налоги, чтобы те, кто по-настоящему нуждается, получали помощь.
— Но откуда тогда берутся нищие у входа в метро, и почему кто-то спит у нас в подъезде? Если они могут обратиться за помощью?
Мама вздохнула и захлопнула дверцу посудомоечной машины. В последнее время машина стала капризничать, и мама пробормотала что-то вроде «папа мог бы и починить дверцу». Мол, у него достаточно времени.
Я поняла, что она не настроена продолжать разговор о нищих, которые есть, хотя их не должно быть. Потому что она, очевидно, считала, что мы живем в лучшем из миров.
— Где папа? — спросила я, намазывая себе бутерброд: ни у кого не было желания готовить ужин.
— Может быть, сварить яиц? Оставь мне немного икорной пасты, будь так добра! — попросила мама, уставившись на тюбик в моих руках так, словно я выдавливала не пасту, а ее, мамы, жизнь.
Было видно, что она устала. Она повесила пиджак на спинку стула и выпустила блузку поверх юбки. Под мышками виднелись темные пятна пота. Такой я маму раньше не видела.
— Трудный был день?
— Хочешь яиц? — повторила она.
— Угу, — согласилась я. — Мама, ты какая-то рассеянная. Как будто не слушаешь меня вовсе.
— Конечно, слушаю, — вздохнула она. — Ты спросила, трудный ли был день?
— Да ладно, ничего.
— Ну и день! — Она бессильно опустилась на стул. — Компьютеры зависли, наверное, из-за какого-то вируса — а вообще я не знаю. И эта папина работа — еще неизвестно, что с ней будет. Учитывая его характер. Они наверняка возьмут кого-нибудь другого. И это значит, что он снова может в любой момент исчезнуть. Или залечь в ванне.
— Мама, — произнесла я, гладя ее по» волосам — совсем не таким блестящим и гладким, как обычно. От этого прикосновения она заплакала. Вода для яиц кипела вовсю, кухонное окно запотело. Мы сидели в аквариуме и, наверное, уже превратились в двух плотвичек.
— Как несправедливо… — всхлипывала она.
— Ну-у… — беспокойно мямлила я, — с папой нужно быть терпеливой. Может быть, с этим «Вива…» как его… все будет в порядке.
— Да это наверняка никчемная микстура! Одно надувательство. На производителя вообще нужно в суд подать.
Честно говоря, я не понимала, с чего она так завелась. Какая-то невинная биодобавка… которую она сама, к тому же, расхваливала.
— «Вивамакс» — какой позор! — с отвращением повторила мама.
В этот момент яйца взорвались — вода в кастрюльке выкипела до дна.
Мама искоса взглянула на меня и отправилась в душ.
Я сделала бутерброды и приготовила нам чай.
Этой ночью папа вернулся домой очень поздно. И тут же прокрался в ванную.
Наутро он лежал в ванне. Снова. Аллилуйя.
Полосатое полотенце было натянуто до самого подбородка. Он спал.
Бедные и богатые
Я нашла Ругера дождливым вечером. К тому моменту я успела полностью разувериться в том, что когда-нибудь снова увижу его.
Он сидел на нашей скамейке, которая так долго пустовала. Никаких объяснений, ничего. Он вел себя так, словно мы расстались вчера. Я понимала, что человека, который так долго пропадал, не стоит спрашивать, где он был.
— Я кое-что придумала, — сказала я вместо расспросов. — Рассказать?
— Да, только не сейчас, — ответил он.
– Сначала я хочу кое-что показать тебе. В домике.
Это был ежик. Ежик в домике высоко на дереве. Он никак не мог забраться туда сам.
— Ему нужно понравиться и прийти в себя, — объяснил Ругер. — Я нашел его на улице, он попал под машину.
Я склонилась над ежиком, чтобы получше разглядеть.
— Осторожнее, — предупредил Ругер. Ежик выставил свои бесчисленные иголки и стал похож на дрожащий мячик.
— Как же ты его нес? — спросила я.