Пожалуйста, спасибо
Шрифт:
прямо не знаю, что и сказать.
я на вас смотреть не буду. просто постою на всякий случай рядом, за занавеской.
да не о том речь, тебе меня не удержать. сравни свои габариты и мои.
запросто удержу. я думала, вы меня стесняетесь.
стесняюсь? черт возьми, когда я голый, мне стесняться нечего.
да вы шутник, мистер санчес. я подумала, вы отказываетесь из-за того, что я девушка.
будь я на своих ногах, ни одной девушки бы не пропустил. просто я сейчас не в форме, вот и все.
ладно, может, потом надумаете, говорит она, как и положено девушке-стефани — сонно и ласково.
вообще
сейчас вот привез мне кресло-каталку. я переворачиваюсь, изгибаюсь и ухитряюсь на нее перебраться, как на обычный стул. посадка получилась жесткой, как будто та половина тела, которая утратила подвижность, теперь совсем окаменела и тянет меня книзу сильнее, чем нужно.
спасибо, говорит скотт.
не за что, отвечаю, не вопрос. вопрос в том, как на ногах устоять. вопрос в том, как раздеться, хотя на мне только просторные шорты и майка. вопрос в том, как мыло в руках удержать и намылиться, потому что шатает меня, как от ураганных ветров, налетевших со всех концов света. а сижу я теперь на желтом пластмассовом туалетном кресле, как на троне. до чего же бодрят струи воды. до чего приятно ощущение чистоты.
не дотянуться до кнопки — сигнала к выключению душа. подаю голос. но говорить громко не могу, а кричать неохота.
и тут слышу: все в порядке, мистер санчес?
Говорю ему: я помылся. Кричать-то не могу. И что я слышу в ответ: как управитесь — зовите, я подойду.
да я, говорю, уже управился. а он не слышит.
в кон це концов кое-как выключаю воду левой рукой. жду, потом начинаю дум ать, как мне все же дотянуться до кнопки вызова. пытаюсь нагнуться вперед и достать ее левой рукой, но кнопка оказывается чуть сзади. встать? не попробовать ли встать? опираюсь на левую ногу и со стоном поднимаюсь — встал! но ощущаю себя, как мячик для гольфа на фарфоровом блюдце. облицованная кафелем стена не так-то близко, как быть — непонятно; начинаю с осторожно дви гаться. слегка разворачиваюсь, еще немного, еще, как новичок-скалолаз. тянусь в сторону кнопки — и промахиваюсь. зато со второй попытки, кажется, получается, но ни жужжания, ни трели — ничего такого не слышу. снова давлю на кнопку, раз за разом. уже навострился, руку набил — ноги бы только не подвели. стою голый, мокрый, растерянный и жалкий, потому как ни на что не способен.
хорошо искупались, мистер санчес?
лучше не бывает, говорю.
спасибо.
растирает меня полотенцем. приятно. я благодарен.
сажусь в спасительную каталку, и скотт натягивает на меня свежие шорты и майку. от трусов я отказываюсь — когда приспичит отлить, они помехой будут. еду на каталке к своей родной кровати. скотт меня укрывает одеялом, и мне становится легко и хорошо. я чистый. на привычном месте. и тебе спасибо, говорю я скотту.
по крайней теперь знаю, что могу стоять, это я сыну
не все сразу, отец. ты должен понимать.
мне спешить некуда. а тренироваться полезно.
вчера мы с ним баскетбол смотрели, плейофф. ему нравится. а мне нравится, что сын с дочкой меня не забывают, приходят со мной посидеть.
какой счет? — жанетта явилась. в разговор встряла, а сама даже не покосилась на экран. пришла измерить мне давление и мензурку принесла с вечерней порцией таблеток.
спасибо, говорю. девушка из палаты напротив, говорю. у нее целая команда собралась. к этой девушке — ей, видно, и тридцати нет — посетители толпами валят, им впору стулья напрокат брать. ее тоже паралич разбил, все симптомы совпадают с моими.
успехом пользуется, говорит жанетта. родня у нее большая.
давление у меня по-прежнему высокое.
чем же вы тут занимаетесь, мистер санчес?
сдается мне, это вы нашего брата таблетками накачиваете.
жанетта смеется. мы просто не хотим с вами расставаться, потому что вы такой душка.
если не считать девушки из палаты напротив, все больные у вас либо мексиканцы, либо чернокожие, верно?
мистер санчес, вы в своем уме?
ага, видите? в точку попал, да? у вас здесь опыты над людьми ставят.
что вы за человек такой, мистер санчес, то одно вам не так, то другое. ладно, я на посту — звоните, если что.
я сыну так и сказал: заметь, обслуга здесь дежурит либо чернокожая, либо смуглая, если не брать один-единственный промежуток времени — часов этак с двух ночи до шести утра. время психов.
каких еще психов? — спрашивает сын.
когда заходят ко мне белые часа в три-четыре ночи, их, считай, не разглядеть как следует, но все как на подбор — будто спросонья, психоватые, только и ждут удобного момента, чтоб со мной поквитаться. в такое время суток они бесцеремонные, расплывчатые и на сто процентов недружелюбные. не знаю точно, в чем их обязанности заключается.
ну, во-перв ых, работа у них, как я понимаю, собачья, так что им не до того, чтобы заговоры тут устраивать. во-вторых, они наверняка за твоим состоянием следят…
да ведь они мне спать не дают, чтоб я весь день смурной был, как они сами, либо хотят, чтоб я и вовсе со страху помер. есть тут один — как придет, каждый раз свет зажигает и давай нудить, как будто гипнотизирует. такого ни один нормальный человек не выдержит, вот я раз на него и цыкнул: свет-то на кой зажигать? а он взъелся: что, дескать, я без света увижу? теперь-то мне понятно — он нарочно самую яркую лампу включает, чтоб надо мной поиздеваться и показать, кто тут хозяин. не будь я лежачим инвалидом, я бы этому гаденышу морду набил.
хочешь, давай я спрошу, почему ты не высыпаешься?
что ты, они еще больше озвереют, совсем меня замучают. дождутся, чтоб мне хороший сон прис нился, и нагрянут.
а в третьих — это сын мне, — по моим наблюдениям, среди медсестер и санитаров добрая половина, а то и три четверти — англосаксы. и среди больных тоже.
и почти все терапевты тоже, — говорю ему. стало быть, мои подозрения не напрасны: они правят миром, хотя в высшей лиге их брату просто делать нечего.
ну, как же, а пау газоль из лос-анджелес лейкерс?