Пожарский 3
Шрифт:
И, конечно же, отметил бдительным оком сестрёнок Дайго.
— Слушай, Митька, какие цацы! — восторженно заценил он после первого же наблюдения. Обычно после марафона с Момоко я стараюсь упасть и уснуть, но Горынычу хотелось жизни и общества, и он затащил нас в какой-то ночной ресторан. Теперь мы изучали меню и слушали Горынычевы умозаключения: — Похожи на магическую антипару. Спорим, которая в короткой юбке — даёт всем, кто попросит?
— Слышь, ты губу сильно-то не раскатывай, — для порядка предупредил я.
— Понял, принял. А вторая тоже твоя?
— Про вторую
— У К… — Горыныч с потрясённым лицом обернулся к Кузе, сразу севшему очень прямо. — Не понял… Это что — шутка такая?
— Да какие уж тут шуточки, — усмехнулся я. — Волнуюсь каждый раз, как бы дедушкой раньше времени не стать.
Кузя поперхнулся аперитивом, и Горыныч от души постукал его по спине:
— Слышь, Кузьма, — он понизил голос, — а ты как её, ну?.. Не, я конечно те фотки с суда видел, когда ты Салтыкову ответ в естестве показал, это прям бомба была, и вид такой, — Горыныч потряс рукой со сжатым кулаком, — натуралистический. Только он холодный же, а?
Вот не думал я, что Кузьма способен краснеть.
— При всём уважении, Тихон Михайлович, я предпочёл бы воздержаться от обсуждения этой темы.
— Да ладно, чё ты! — почти обиделся Горыныч. — Дедушке чисто технически интересно. Вот спроси меня что-нибудь по женской части — я тебе такого из опыта расскажу!
— Уймись, натуралист! — притормозил Горыныча я. — Чего тебя не смущает, что он сидит вот, ест-пьёт, а? А тут прям заколыхался. Сказано тебе: вторая занята — и точка.
Горыныч надулся:
— Что и лису тоже поё-э-э… пользуете?
— Лису забирай, — щедро разрешил я, — нам она без интересу. Только вокруг музея почём зря мечется.
Змей приободрился и серьёзно кивнул:
— А ведь надо заняться лисой. Чего она, в самом деле? Этак скакать в ответственный момент — можно ведь и ненужное внимание общественности привлечь, правильно я говорю?
— Правильно, — согласился я.
— А лисички — они девки такие интересные. До этого дела охочие. Надо только её как следует впечатлить, как-то оно у них на выплеск эмоции завязано. Удивить можно до изумления. Или, скажем… напугать…
Тут явился официант и прервал Горынычевы измышления.
ГОРЫНЫЧ И ЛИСА
Но думать о лисеЗмей не перестал.
И в вечер нашей следующей встречи привёл в исполнение свой «коварный план по обольщению» молодой (явно моложе Горыныча), но перспективной (хо-хо!) лисички, о чём и рассказал нам во всех подробностях немедленно, как только этот план дошёл до своей логической точки.
Каэде в очередной раз нарезала круги вкруг музея, когда сзади её похлопали по плечу. Это было неприятно — Каэде привыкла думать, что всегда распознает приближающегося, будь он хоть магом, хоть воином. Она раздражённо обернулась и…
— Предки мои!.. — только и смогла пролепетать Каэде.
Этот змей был явно моложе Хэби. Но не юн, вовсе нет. В нём чувствовалась зрелая сила и мощь, а за основным образом угадывался силуэт боевой ярости, у которого было двенадцать голов. Целых двенадцать! О Хэби такое даже в сказках не рассказывали. Да и размерами Хэби, пожалуй, уступал. Каэде с трудом проглотила ком в горле, сморгнула… Напротив стоял мужчина чуть выше среднего роста, какого-то не совсем русского вида (о-о-о! не спрашивайте, это же ужас, как они тут все похожи друг на друга!), в чёрных волосах проблёскивала седина.
— Гуляешь одна, детка? — спросил он чуть хрипловатым голосом, от которого руки мгновенно покрылись мурашками, а вся шерсть на хвостах встала дыбом. — Не желаешь полюбоваться на закат в горах?
— З-закат?
— Закат, шашлык и красное вино, сладкое, как твои губы, — змей как-то неожиданно оказался рядом и приобнял её за талию. — На шашлык можно не любоваться, просто кушать, э? Смотри! — Змей подхватил её крепче и крутнулся, словно в танце, входя в открывшийся… и сразу закрывшийся за их спинами портал. В горах, и впрямь горел потрясающий закат.
Сатоми с Момоко, покинув в очередной раз музей, растерянно остановились на дорожке. Наставницы нигде не было. Дмитрий с Кузьмой, видя их замешательство, сами проводили их до посольского лимузина.
Усевшись на своё сиденье, Момоко сняла шляпку с густой вуалью, которую наставница просила использовать в обязательном порядке после встреч — чтобы было меньше вопросов и подозрений. Сатоми обходилась так.
Момоко ревниво посмотрела на сестру. После первого раза в музее развратница пережила момент триумфа. Она сделала неожиданный, огромный рывок! Обошла Сатоми по всем показателям. Прямо видно было, как Сатоми растерялась и почти запаниковала. Потом был ещё рывок! И Момоко решила, что поднялась на недосягаемую высоту и строгой сестре никогда не преодолеть этот разрыв. Но после музейного выхода вчетвером Сатоми изменилась — и продолжала меняться! Момоко подозревала, что если бы её сравнить два магических отпечатка Сатоми — прошлый и нынешний — то можно было бы заподозрить, что они сделаны с двух совершенно разных людей.
Именно подозревала, потому что никаких магических отпечатков с Сатоми сделать не удалось — ни кому-либо из сотрудников посольства, ни самой наставнице. Каэде-сан хмурила лоб и предполагала, что является побочным эффектом от происходящих с Момоко изменений. Никто ничего не мог предположить умнее, и все решили, что так и есть. И только Момоко, никому не говоря, была уверена, что Сатоми сама, специально устраивает все эти помехи. Это было даже страшно, потому что представить, какой уровень нужно иметь, чтобы проворачивать подобные фокусы, Момоко не могла.
Каэде-сан явилась утром. Именно явилась — посреди гостиной открылся портал, из которого буквально вывалилась наставница. Момоко отметила, что, кажется, в быстро схлопнувшемся портале мелькнули знакомые горы. Несколько секунд сёстры таращились на лису, после чего Каэде-сан, слегка покачиваясь и хихикая, удалилась к себе.
— Ты видела, как у неё завязан пояс?! — Момоко в ужасе посмотрела на сестру. — Бантиком!!!