Пожиратели огня
Шрифт:
Крики толпы становились все более и более угрожающими. Дик не знал, что ответить на их вопрос; все знали, что раны были нанесены европейским оружием. Не желая выдать истинного виновника смерти Виллиго, он думал сначала приписать этот поступок человеку, который был непричастен к этому делу, хотя целым рядом преступлений вполне заслуживал всякого мщения; он мысленно представлял себе «человека в маске», но все-таки не мог решиться свалить вину капитана на него, когда голос Ниррубы вывел его из затруднения.
— Нашего брата Тиданы не было с Виллиго и Коануком в ту ночь, когда они вернулись, истекая кровью; иначе он, наверное, заставил бы заговорить свое ружье! И, быть может, наши воины были бы еще живы!
—
— Но я знаю, кто, скрываясь в кустах, как трусливый опоссум, нанес среди ночи смертельный удар великому вождю и Сыну Ночи! Знаю! — крикнул Нирруба.
— Говори же, Нирруба! Говори! — требовала толпа.
У Дика захватило дыхание; никогда еще положение жителей Франс-Стэшена не было столь отчаянное: если Нирруба обвинит Красного Капитана, то, согласно обычаям страны, белые должны будут выдать американца нагарнукам, а если бы они вздумали воспротивиться этому, то ненависть всего племени обрушилась бы на них самих, и это в тот момент, когда им и без того уже грозили: «человек в маске» и нготаки, раздраженные похищением их кобунга.
С замиранием сердца канадец ждал, что скажет Нирруба.
— Убийца наших братьев, — воскликнул юноша, — подло убивший их, не вонзив топор в притолоку двери их крааля, — это тот, кого все вы знаете; это враг нашего брата Тиданы и наших белых друзей и союзников. Все вы знаете его, это Отонах-Но («человек в маске»), друг подлых нготаков!
Единодушный крик бешенства и ненависти был ответом на слова юноши.
— Смерть Отонах-Но! Смерть нготакам!
Тут же собрался Совет Старейшин, и Нирруба должен был дать свои показания в присутствии всех собравшихся здесь нагарнуков. Он объявил во всеуслышание, что, ухаживая во все время болезни за молодым Коануком, он все время слышал от него о человеке, прилетевшем на воздушном судне, которого тогда еще никто не видал; только вчера это воздушное судно прилетело из-за озера и стало летать над большим краалем белых и над деревней нагарнуков; человек, управлявший этим судном, и был Отонах-Но, виновник смерти Черного Орла и Сына Ночи!
Совет старейшин был того же мнения, тем более что никто из обитателей Франс-Стэшена не мог быть заподозрен. Тидана был приемный сын племени, все его друзья были друзья нагарнуков.
Тотчас же были посланы гонцы к нготакам и «человеку в маске», чтобы объявить им, что, когда луна трижды взойдет и зайдет, армия нагарнуков вступит на тропу войны против нготаков.
При этом достойно внимания, что посланным поручено было передать главному вождю нготаков «черный камень проклятия», чего уже давно не бывало в буше. Этот черный камень, над которым колдуны и колдуньи в течение двадцати четырех часов произносили заклятия, означал беспощадную войну, где ни один воин племени, которому был послан камень, не сохранит своего скальпа, ни одна женщина или дитя не встретит пощады, ни один крааль не устоит на месте. Словом, на этот раз нагарнуки решили окончательно истребить своих исконных врагов, вечно терпевших поражение и вечно восстававших снова.
Иванович со своей стороны, обнадеженный своим временным превосходством благодаря тому, что ему удалось завладеть «Лебедем», готовился сделать свою последнюю ставку против молодого графа и его союзников, на что и те со своей стороны собирались ответить как можно энергичнее. Таким образом, легко было предвидеть, что эта долгая и упорная борьба хитростей, засад и предательств должна была наконец окончиться полным поражением одной из сторон.
Под вечер состоялись похороны Виллиго и Коанука со всем установленным для подобных случаев погребальным обрядом и церемониалом, описанным нами при погребении бедного Менуали. Две тысячи воинов в полном боевом
Во все время долгой своей жизни в австралийском буше канадец никогда не видал более страшного и потрясающего зрелища. Он стоял подле костра до тех пор, пока труп его друга и товарища не истлел окончательно и не смешался с золой костра. Затем, послав ему последний прощальный привет рукою, траппер поспешно направился к Франс-Стэшену, беспокоясь за участь своих друзей, которых он оставил накануне в ожидании ежеминутного нападения, так как на восьмидневное перемирие, обещанное «человеком в маске», нельзя было слишком полагаться. Что же касалось бесчестных нготаков, то можно было почти с уверенностью сказать, что они не окажут требуемого всеми племенами буша уважения назначенного срока военных действий и начнут свои враждебные действия раньше времени.
Дик шел лесом той размеренной, эластичной походкой охотников и дикарей, походкой, почти не оставляющей по себе следа и совершенно беззвучной, прислушиваясь к малейшему шуму и ожидая уловить по какому-нибудь едва заметному признаку присутствие врага.
Не доходя приблизительно двух миль до большого дома Франс-Стэшена, он счел нужным подвигаться дальше ползком, как это делают туземцы. Затаив дыхание, осторожно раздвигая руками кусты и приостанавливаясь по временам, чтобы прислушаться, он пробирался таким образом с полчаса, как вдруг остановился, с трудом подавив крик. Он увидел невдалеке от себя две человеческие фигуры, наполовину скрытые темнотой ночи, за гигантским стволом эвкалиптового дерева, к которому они, по-видимому, прислонились.
Притаившись под нижними ветками другого дерева, канадец не сводил глаз с этих двух фигур, остававшихся совершенно неподвижными.
«Быть может, это только иллюзия, оптический обман, — начал было думать Дик, — подождем! Немыслимо, чтобы два живых существа долгое время могли оставаться так неподвижно!»
Однако прошло четверть часа без всяких перемен. Дик все еще не решался продолжать свой путь: он знал, что любой туземец, если ему это нужно, простоит совершенно неподвижно несколько часов кряду. С другой стороны, не мог же он, в самом деле, оставаться здесь до утра?! Он решился прибегнуть к хитрости, очень употребительной у лесных бродяг и охотников. Он издал крик, который часто во сне издает опоссум, чем всегда выдает ночным охотникам свое присутствие и за что всегда платится жизнью, если есть поблизости охотник.
Дик был мастер подражать крикам различных птиц и животных, и хитрость его удалась. Ни один туземец, даже и на тропе войны, никогда не откажется изловить опоссума, особенно когда животное так близко от него.
Едва только раздался крик опоссума из-под куста, как Дик услышал следующие слова одного из ночных стражей:
— Вот прекрасный обед на завтра зовет нас из-под кустов, пусть же Птица-Пересмешник хорошенько раскроет свои глаза, чтобы нас не застигли врасплох, пока я изловлю опоссума!